Меняем МАЗ на Пушкина!

Слухи о гибели русской культуры сильно преувеличены: народ сметает с прилавков собрания сочинений классиков.

Где только не живут ныне бывшие рижане! В прошлом году наши земляки съехались в Ригу со всех континентов. Съезд бывших рижан прошел в Юрмале, и очень даже прикольно! Чувство юмора и самоиронии присуще, как выяснилось, не только урожденным одесситам, но и выходцам из нашего славного ганзейского города. Среди гостей были и наши коллеги-газетчики, как же без них? Конечно, пообщалась с Юрием Сизовым, в прошлом — ответственным секретарем моей родной «Советской молодежи». Юрий Владимирович для меня остался Юрой — перейти на «вы» у нас не получилось. Хотя в конце семидесятых он для меня был начальником, но тогда субординации придерживались только в работе, а в личном общении дистанции не было.

Когда я попросила у Юрия визитку, он порылся в портмоне: «Знаешь, у меня ведь их много. Ну возьми хоть эту.» На ней он значился как академик Международной академии информатизации ООН. Но это лишь одна из его регалий. А вообще-то Юрий Сизов — второй человек в радиокомпании «Европа плюс» — заместитель генерального директора. Компания имеет колоссальную аудиторию и влияние, недавно ей исполнилось 15 лет и по этому поводу ее поздравил сам президент Путин.

Но говорили мы с гостем не о радио, а о книгах. Дело в том, что Юрий пять лет отдал издательству «Воскресение», которое в нынешние времена засилья бульварной литературы выпускает роскошные академические собрания сочинений русских классиков. Может быть, потому, что возглавили издательство два журналиста — директор Георгий Пряхин, в прошлом замглавного редактора «Комсомольской правды» и наш Юрий Сизов, который к тому же с юности пишет стихи.

К 200-летию Александра Сергеевича Пушкина в издательстве «Воскресение» вышло тридцатитомное полное академическое собрание сочинений Александра Сергеевича Пушкина.

— Юра, неужели это может быть прибыльным делом? Ведь это не детектив в мягкой обложке. Затраты огромны, а спрос? Это же на ограниченную аудиторию…

— Насчет спроса. У нас уже не осталось ни одного комплекта, хотя приходят и просят продать. А на черном рынке цены на издание взлетели до 1000 долларов, хотя мы изначально продавали все 30 томов за 50.

— Да ведь Пушкина столько навыпускали и до вас! Какая была нужда печатать еще 30 томов?

— Мы исходили из того, что академическое собрание сочинений Пушкина начали издавать 60 лет назад, но не закончили — работа была прервана в 1941-м году и после войны до конца так и не доведена. И мы сочли, что недостойно стране, где Пушкин «наше все», не иметь полноформатного издания всех его произведений.

Наше Министерство печати выдает издательствам гранты на долгоиграющие и приоритетные проекты. И мы такой грант получили.

У нас хороший диалог с губернаторами России, которые также выступают в роли меценатов. Много заказов пришло из стран СНГ. К примеру, Белоруссия закупила у нас большой тираж по бартеру — за грузовой МАЗ. Так что издательство получило грузовик, а Белоруссия — Пушкина.

Между прочим, я обратился и к тогдашнему министру иностранных дел Латвии Валдису Биркавсу с предложением приобрести «всего Пушкина» для ваших русских школ и библиотек. И был приятно удивлен тем, что Биркавс тут же согласился, и книги были очень скоро закуплены.

Успех нас воодушевил, и мы взялись за следующий проект. Стали думать — что выбрать. И тут я, посмотрев на собственного 14-летнего сына, подумал, что мне нужно оставить ему какой-то серьезный подарок. И предложил обратиться к творчеству очень мною любимого Михаила Юрьевича Лермонтова. Мы подняли все, что издавалось за целый век и поняли, что Лермонтов у нас постоянно находился в капкане собственных дат. Когда хотели в России отметить столетие со дня рождения Михаила Юрьевича, началась Первая мировая война, стало не до поэзии и не до празднований. Когда решили обратиться к дате смерти Лермонтова — 21 июня — началась Великая Отечественная война. И само собрание сочиненией поэта было довольно скромным. Российская Императорская Академия Наук в канун столетия со дня рождения поэта выпустила его произведения в пятитомном варианте. В СССР Лермонтов выходил в четырехтомнике. А мы замахнулись на девятитомник! Начали собирать материалы. Я летал в Пятигорск в музей поэта, ездил в Тарханы, в Пензенскую губернию, в родовое имение бабушки Михаила Юрьевича. И многое нашлось. В нашем издании появились ранее не публиковавшиеся вещи Лермонтова. В том числе юнкерские тетради, все редакторские варианты его прозы, стихов.

В отдельный том мы собрали — (это тоже был кропотливый труд) всю его живопись, графику, рисунки. А в 9-м томе опубликовали ранее не изданные стихи, в том числе по согласованию с Пушкинским домом в Петербурге я перевел ранние стихи Лермонтова, которые он писал в альбомы милым дамам на французском языке.

— Ну что ж, царский подарок сыну. И не только ему. А сам он как к поэзии-то относится?

— Был смешной эпизод. Когда мы его с матерью повели его в первый класс, учительница, прекрасный педагог, попросила его прочитать какое-нибудь стихотворение: «Что ты знаешь наизусть?» «А вы про Мандельштама слышали?» — спросил он. Учительница чуть со стула не упала. И он без робости, резво прочитал:

Поедем с Царское село!
Веселы, ветрены и рьяны
Там улыбаются уланы,
Вскочив на крепкое седло.
Поедем в Царское село!

Так что поэзию он любит с детства. «Евгения Онегина» и «Медного всадника» знает наизусть. Из западной поэзии любит Аполлинера, Роберта Бернса, а Шекспира читает на английском.

— Гены, стало быть…

— Ну, может быть. В средней школе я вел театр поэзии и, кстати, будущую жену из него выгнал, посчитал, что она для нашего театра недостаточно даровита. Но жизнь показала, что я был неправ.

— Юра, по вашей семье, наверное, нельзя судить о литературных вкусах россиян, но все же, в московских книжных магазинах всегда толкучка, похоже, Россия сейчас переживает ренессанс интереса к качественной литературе. Чем ты объяснишь это?

— Статистика говорит о растущем стремлении молодежи к высшему образованию. По количеству поступающих в вузы мы уже перепрыгнули СССР. А значит, растет интерес и к носителям информации — книгам, интернету. Москва и Питер выходят на европейский уровень по компьютеризации. А в глубинке, где интернет менее доступен, чтение литературы вызывает еще более жгучий интерес, чем в Москве.

Вот мы сейчас готовим 20 томов полного собрания сочинений Федора Михайловича Достоевского, на очереди Бунин. Так всю классику 19-20 века и охватим. И мы уже точно знаем, что все разойдется.

Ну, а если читают в огромном количестве ту же Дарью Донцову, которую обожает и мой сын, не вижу в этом ничего страшного. Я в его возрасте читал «Приключения майора Пронина». А чем Дарья Донцова хуже?

Но, конечно, появляется водораздел среди читателей — по социальному статусу, материальному положению. Плюс прагматичность: часто молодежь, нацеливаясь на определенную карьеру, уделяет внимание только специальной литературе. До тех пор, пока не произведет переоценку ценностей.

Грустно другое. Я, например, совершенно не знаю, что сейчас происходит в латышской литературе, как далеко она продвинулась за эти 15 лет. Ведь раньше мы в нашей общей стране издавали все это миллионными тиражами. И киргизы, и узбеки, и якуты читали латышскую литературу в переводах, а латыши читали Айтматова и других национальных авторов. Ведь все, что создал Советский Союз в 20-м веке, Евросоюз только использовал — единые границы, единое экономическое пространство, единая валюта. Но что было в СССР и чего Евросоюзу никогда не создать, так это единый межнациональный язык, а стало быть, единая, но национально разнообразная культура. Евросоюзу никогда этого не добиться. Испанцы никогда не будут говорить по-итальянски, французы — по-английски. И такого явления, единого для всего пространства, как допустим, Чингиз Айтматов в Европе, нет и не будет. Чингиз ведь и сегодня нарасхват — его приглашают в разные страны, прежде всего, как знаменитого писателя. А ведь имя Айтматова зазвучало в мире благодaря переводам его произведений на русский.

— Мне кажется, эта тяга к русской культуре у латышской интеллигенции никуда не исчезла. Вот буквально за час до тебя приходила женщина, латышский коллекционер экслибрисов, которая только что вернулась из Москвы, где она готовила в Музее экслибриса выставку художника Озолиньша. Женщина в восторге и от музея и от Москвы, и от того, как их там приняли.

— Во время празднования 200-летия Пушкина я пересекся со своим старым знакомым — прекрасным латышским художником Юрисом Звирбулисом. Юра — единственный латышский художник, который делал прекраснейшие иллюстрации к произведениям Пушкина. Юра собрал все свои рисунки, акварели на эту тему, и в Пушкинском музее в Москве была его персональная выставка, которая меня покорила — удивительно тонкое понимание русской души. И со стороны наших российских коллег, музейных работников к латышскому художнику было заметно такое необыкновенно трепетное отношение.

Вот возьмем тот же конкурс «Новая волна». Можно на него посмотреть как на эпатаж, можно по-разному оценить и уровень исполнителей, и наряды Аллы Борисовны, но если убрать мишуру, очевидно другое — всех тянет друг к другу. Все чувствуют недостаток контактов и общения. Ведь лучшие песни Аллы Пугачевой написаны Раймондом Паулсом, а лучшие тексты для Паулса написал Илья Резник. Если бы не было текстов Резника, не был бы Паулс известен в России. Конечно, его блистательный талант от этого не стал бы меньше. Но известность — да.

Так что явление такой творческой и интеллектуальной диффузии мне нравится. И оно — мудрее нас.

— Спасибо, что помнишь и любишь Ригу, и не забыл старых коллег. Успехов!
____________________________
© Севидова Наталья Александровна

Фото Бориса Зеленцова