Русский поэт Аркадий Кутилов

Бомжевал, пил, был пациентом психушки, замёрз на скамейке в парке – судьба А. Кутилова, столь далёкая от софитов, премий, признания – из недр страшной и великой общепоэтической мировой плазмы: как судьба Вийона, отчасти Рембо, в чём-то Есенина; и – разумеется – абсолютно своя, обреченно неповторимая.

Но – и вся на чрезмерностях, ибо:

Меня убили. Мозг втоптали в грязь.

И вот я стал обыкновенный «жмурик».

Моя душа, паскудно матерясь,

Сидит на мне. Сидит и, падла, курит.

Стих жёсткий, дерущий мозг: так – порою кажется – голые зимние кусты дерут воздух: коли не могут крикнуть.

Кутилов предпочёл не крик: но лапидарность четверостишия, в котором, как в алхимическом сосуде, смешав иронию и отчаяние, выразил мучительную альфу своего земного бытования-бытия.

Кутилов был необыкновенно глубок: он обладал особым, точно стереоскопическим зрением, и мысль его была подчас настолько изощрённой, что напоминала сложнейшие корейские старинные изделия из кости – когда множество шаров помещаются друг в другу, и каждый несёт сложно сделанный мир:

Себя я люблю,

но не скоро,

а прежде –

Россию любя,

в России – Сибирь,

в ней – свой город,

в нём – сына,

а в сыне – себя.

Здесь – словно проступает необыкновенное дело всеобщности: точно тень старого русского философа Фёдорова становится очевидной, распускает великолепные лепестки постижения себя во всех…

Жизнь – череда сыновей.

Жизнь – бесконечная цепочка отцов.

Стих Кутилова мог быть византийски-роскошен, пышен, обрамлён в дорогие дуги фантазии, инкрустирован интереснейшими перламутрами мысли:

Вновь я там, где простился с детством.

В милом детстве теперь я гость…

Синий воздух ломая с треском,

выйди из лесу, чёрный лось!.. 

Напугай меня белым рогом,

бей копытом в трухлявый пень,

закружи по лесным дорогам,

но верни мне из детства день.

При этом всегда кутиловский стих был связан с бездной народной жизни, с густотой российской плазмы: так часто залитой водкой, отчаянием, играющей порой блатными перезвонами…

 …зарождение любви – такое земное, со столь уместно упомянутой картошиной, становящейся метафорой: зарождение – как прорастание драгоценного зерна, которому нет износа:

Кем-то в жизнь ты неласково брошена.

Безотцовщиной звали в селе…

Откопал я тебя, как картошину,

в чуть прохладной сибирской земле. 

Я впустил тебя в душу погреться,

но любовь залетела вослед…

И теперь на тебя насмотреться

не смогу и за тысячу лет.

И впрямь ощущалось, что и тысяча лет не помеха кутиловским созвучиям, коли в них загорались звёзды, позаимствованные у небес.

Он окунал кисти в небо.

Он прополаскивал зрачки радугой.

Мысли его были тяжелы, как брёвна: но даже такие изображал строками лёгкими, как пух…

Интересно, как он сам оценивал собственную жизнь?

Мечтал ли о признании, наградах, томах: или просто, на манер Г. Сковороды, шёл и пел. И мир, даже если бы захотел поймать его, – не поймал бы…

____________________

©️Балтин Александр Львович

Аркадий Павлович Кутилов родился 30.05.1940 г. В деревне Рысья Иркутской обл., умер в июне 1985 г. в Омске — русский поэт, прозаик, художник. Один из самобытнейших русских поэтов XX века. Несмотря на то, что его стихи в переводе на английский включены в академическую антологию «Русская поэзия XX столетия» (Лондон), его творчество по-прежнему малоизвестно российскому читателю. В начале 1960-х служил в армии в Смоленске, где вошёл в литобъединение, участвовал в семинарах и был замечен Твардовским. Стихи начали публиковаться в областных и армейских газетах.  В 1969 г. создал цикл «Рассказы колхозника Барабанова», полностью опубликованный в 1989 г. в альманахе «Иртыш». Вследствие ярко выраженной социальной неадаптивности и психологической неадекватности подвергался принудительному психиатрическому лечению, а также, в соответствии с законодательством СССР, привлекался к ответственности за тунеядство и бродяжничество. В 1971 г., находясь в заключении, написал повесть «Соринка», впервые опубликована в альманахе «Иртыш» за 1997 г. Цитата – Евг.Евтушенко: «Замечательные молодые омские художники Владимиров, Клевакин, Герасимов буквально зачитали меня стихами Кутилова, так и не замеченного столичными журналами и критиками. Действительно, в городе Л. Мартынова жил и другой, достойно неоценённый нами при жизни поэт.»

Википедия