Над Смородиной-рекой. Стихи

*  *  *

 

Только тьма и место пусто, только сердца перебой…

И в сверкающие сгустки воздух скручен над тобой.

 

Чёрный призрак с клювом острым нависает за стеной

содрогается весь остров, слыша трепет костяной.

 

Пахнет жареным, палёным…  В дымном мареве густом,

тролли строятся в колонны под Калиновым мостом.

 

Обойдя сторонкой омут, где жируют упыри,

из помятого шелома жрут шмурдяк богатыри.

 

Грязь мигрирует в аортах у служак сторожевых

на границе царства мёртвых с миром временно живых.

 

Видно, что-то с головою у героев из былин,

ты один и ты не воин и отнюдь не исполин.

 

Щит и меч не панацея, если против грязь и слизь,

для какой великой цели эти чудища сползлись.

 

Ты не сможешь отстраниться и вернуть себе покой

над горящею границей, над Смородиной-рекой.

 

Бросив камень в серпентарий, плоть на муки обреки,

под раздачу мерзких тварей из пылающей реки.

 

Фейерверкам и парадам до блевотины верна

одурманенная ядом коматозная страна.

 

Это жупел, а не стимул – страшной бойни юбилей,

эта жуть несовместима с жизнью родины твоей.

 

Чьей причудой увлечётся зачарованный народ,

если нынче не очнётся, завтра совесть отомрёт.

 

Набирают киловатты стрелы божьего суда,

это место будет свято, если сгинет навсегда.

 

 

*  *  *

Вышедшим на парад

время принять наркоз,

древний имперский смрад

напрочь выносит мозг.

 

Прочим же, кто упрям,

писан другой закон —

в каждой из ловчих ям

местной осины кол.

 

Средь колорадских лент

не отыскать строки

брошеных в Зомбиленд,

выживших вопреки.

 

Желчь во стихи излей

видя крутой разбой,

те, кто един во зле,

жаждут рулить тобой.

 

С горечью на губах

действуй, пока не вшив,

те, что живут в гробах,

жаждут твоей души.

 

Если сбивает с ног

нечисти той патруль,

брат, припасай чеснок

и серебро для пуль.

 

*  *  *

 

                         Александру Акопову

 

Мы когда-то вставали при гимне,

веря правде  имперских корней,

мы сегодня словами  другими

говорим о родимой стране.

 

На дворе возрожденье рептилий

и зверюг саблезубых не счесть…

В круге света, что Вы оградили,

неизменно понятие «честь».

 

И не может прожить, успокоясь,

среди тварей, собравшихся в полк,

человек, в ком понятие «совесть»

совпадает с понятием «долг».

 

В ком живёт пережиток гусарства,

декабристская горькая сласть —

в ненасытную пасть государства

несклонённую голову класть.

 

Где рулят заражённые скверной,

нас — иммунных – процент небольшой,

мы в долгу перед той, эфемерной,

навсегда безрессорной душой.

 

Не радея вождям и парадам,

в малочисленном нашем строю,

Александр, я стою с Вами рядом,

кривобоко, но гордо стою.

 

Оттого, что поистине лестно

Пребывание в духовном родстве

с тем, кто видя державную бездну,

сохраняет апостольский свет.

 

*  *  *

 

В кромешный мрак, под броневой защитой,

всё ускоряясь, движется состав, 

но в Центре Сил зарезан и ощипан

петух, клюющий в должные места.

 

Ночь длилась век, но не хватило тьмы нам,

чем беспардонней ложь, тем громче крик, 

а там тупик, где ждут на взводе мины,

зарытые в злосчастный материк.

 

Петух покуда жарится, ну то есть,

ещё не поздно принять антидот,

но с машинистом связи нет и поезд

по тёмным территориям идёт.

 

Зачем же мы связались с этим рейсом,

кто стрелки перевёл на гиблый путь,

где даже если кто-то лёг на рельсы,

то набран ход и некуда свернуть.

 

А Всеблагой с печалью смотрит сверху

на тех, кто не приемлет благодать

и словно те, детдомовские стерхи,

на волю не желает улетать.

 

 

*  *  *

 

Холодея, подсчитай остаток

что известен старым мастерам —

только клеем ненависти стадо

в стенобитный сложится таран.

 

Над холопством непоколебимым

логореей душу облегчи,

это ведь твоим гемоглобином

красили знамёна палачи.

 

Благостно стоящий на коленях

маргинал с подставленной щекой,

это ведь твоим непротивленьем

красен беспредел временщиков.

 

Всё равно ведь поздно или рано

попадёт когда-то в резонанс

с ненавистью, льющейся с экранов,

ненависть, накопленная в нас.

 

Но когда дубина эта ухнет,

первой разлетится голова

дурня, бормотавшего на кухне

разные ненужные слова.

 

 

Реминисценция

 

 Где множились потопы и пожары,

и  время реверсивное текло,

послал рабов на поиски анчара

могучий вождь Великое Кайло.

 

Ссылаясь на закон и на порядок,

на то,  что смерть прекрасна на миру…

Они под утро воротятся с ядом,

и в хижинах безропотно умрут. 

 

Величественно капище державы,

где прославляя таинство растрат,

бьют в бубны опоённые отравой,

и пляшут у военного костра.

 

Извечно супостатов укрощали

и прадеды, и деды, и отцы,

спор не решён, и новые пищали

в пещерах собирают кузнецы.

 

И за вождём в парадных эполетах

бредёт орда военною тропой,

чтоб всё же оказаться напоследок

в пустыне той – и чахлой, и скупой.

_________________________

© Рыльцов Валерий Александрович