Герой нейтронного труда

Владимир Малых прожил ровно пятьдесят, успев к 18 годам попреподавать в своей уральской глуши физику и поработать в МТС, к 20 – нанюхаться пороху Великой Отечественной и контуженным наваляться в военных госпиталях. В 31 Малых – уже один из главных советских специалистов по ТВЭЛам. В 33, минуя кандидатскую, сразу же защищает докторскую. В 34 получает за всё это Ленинскую премию. К 40 в компании с другими выдающимися обнинскими фэишниками – Бондаренко и Пупко – делает прорыв с миниядерными реакторами в космос. Закладывает теоретический фундамент по тепловыделяющим конструкциям на десятилетия вперед. Как бы между делом успевает получить звание Героя Соцтруда.

«Всю жизнь меня мучает один и тот де вопрос, – вспоминал соратник Владимира Малых, обнинский ученый Александр Дерюгин. – Как умудрились эти люди – Лейпунский, Бондаренко, Ляшенко, Малых — черт знает сколько сделать за такой короткий срок? Может быть, эпоха была тогда такая? Особенная. Или люди особые? Я не знаю. Нет версии. Ведь ТВЭЛы в Союзе делали четыре фирмы. И я не нашел объяснения, почему, например, именно наша, обнинская, вырвалась вперед. Не исключаю — по счастливому стечению обстоятельств. Если верить легенде, то вообще все в Обнинске началось опять-таки благодаря его величество случаю. В 1949 году Александр Ильич Лейпунский, делая опыты, потерял сейф с пробирками радия. Получил взыскание и был отправлен на 101-й километр на берег Протвы. То есть как раз в Обнинск. Из Москвы он перетащил мающегося без денег Малых, найдя именно здесь применение его неукротимому экспериментаторскому темпераменту. Боюсь, что именно случайность сказалась на том, что у нас в те годы был сделан такой мощный научный рывок. Например, если с 54-го по 69-й годы при Малых мы разработали 15 новых комплектов ТВЭЛов (13 из которых пошли в серию), то за все последующие после ухода Владимира Александровича годы институт осилил только три».

Образ Малых — невероятный сгусток энергии. Плюс — эпицентр идей. Вокруг него постоянно все кипело. Чертовски сообразительный и изобретательный. Пробелы в фундаментальном образовании Малых с лихвой компенсировал невероятным научным чутьем и умением поставить собственными руками любой, подсказанный этим чутьем эксперимент.

«Удивительно светлая голова и золотые руки, — вспоминал бывший директор ФЭИ Олег Казачковский. — Все умел. Мы занимались как-то созданием модели кольцевого протонного ускорителя. Там была такая кольцевая камера. Довольно сложная штука. И вот однажды приходит расстроенный Малых и говорит: «Делайте со мной, что хотите, но я камеру сломал». Ну, ладно, говорю, сломал, так сломал, а дальше-то что? «Сделаем», — говорит Малых. Так собственными руками и восстанавливал…»

Тот же Казачковский припоминал первый день появления Малых в Обнинске. В далеком 1949 году. В кабинете Лейпунского увидел молодого паренька. «Это наш новый сотрудник, — отрекомендовал контуженного солдата академик Лейпунский. — Я направляю его в вашу группу лаборантом». «Я никак не мог взять в толк, — вспоминал тот давний разговор Олег Дмитриевич, — чего это ради Лейпунский взял на себя разговор с рядовым лаборантом. Он никогда не занимался их трудоустройством. С его-то загруженностью. А тут вдруг сидит и беседует…»

Собственно, это и было то кадровое чутье, благодаря которому первым руководителям ФЭИ удалось привлечь в Обнинск массу «ломоносовых». «Дьявольски талантливый самородок», — восхищенно отозвался о нем первый директор ФЭИ академик Дмитрий Блохинцев. «Если есть герой в Обнинске, то это Малых», — вторили ему в министерстве. Между тем сам «герой» метался между Москвой, Обнинском, Электросталью и Усть-Каменогорском. В первой пробивал проекты и получал нагоняи («Нам в Москве столько рогов понаставили, — делился как-то с подчиненными результатами своей командировки Владимир Александрович, — что за целый квартал не поспиливаешь»). В Обнинске нагромождал циклопические 14-метровые башни для экспериментов со своими ТВЭЛами. В Усть-Каменогорске и Электростали налаживал их серийное производство. Все получалось. Правда, для этого иногда приходилось ставить токарные станки «на попа» и пугать жителей Обнинска оглушительными (не путать с разрушительными — их не было) взрывами.

Был страшно серьезен. Когда дело касалось надежности его ядерных детищ. Для тех же атомных подлодок разработал три варианта ТВЭЛов. Все испытал. Добился максимальной надежности. И, тем не менее, в заключительном отчете сделал приписку от руки: «Применение является оправданным риском». Его специалисты взмолились: «Владимир Александрович, все уже миллион раз проверено-перепроверено!..

Был страшно несерьезен, когда дело не касалось надежности его ядерных детищ. «Вы рассеяны. Как тысяча профессоров», — подтрунивал над своими не в меру собранными подчиненными Малых. «А вы, любезный, — обращался к другому, — радуетесь, будто ваша жена промахнулась утюгом». «Сейчас наше начальство повернулось к нам боком, — разъяснял своим сотрудникам суть «политики партии и правительства» маститый острослов, — а раньше было повернуто тем местом, что неудобно даже говорить». Шутил всегда, даже тогда, когда было не до шуток. «Я сейчас страшно занят, — сердился Малых, — так что попрошу вас испариться и желательно без сухого остатка».

Печально, что «испарение» самого Малыха (как, впрочем, и ряда его выдающихся соратников) по-прежнему скрыто завесой таинственности. «Его просто ушли, – говорят одни. – Отправили перед смертью в почетную ссылку в институт метрологии, – утверждают другие. Характер был сложный, потому и…, — недоговаривают третьи. «Жалко, что не сумели отстоять», – раскаиваются четвертые. И, очевидно, в знак раскаяния ученый совет ФЭИ принял решение: в ознаменование заслуг Владимира Александровича установить его портрет в институтской галерее. В одном ряду с Блохинцевым, Лейпунским, Бондаренко…

__________________________

© Мельников Алексей Александрович