В конце 2019 года в Австралии вышла в свет книга Юрия Николаевича Михайлика «Длина разлуки» – сборник стихов замечательного поэта из Одессы, уже два с половиной десятилетия живущего в Сиднее. (Об этом мы уже рассказывали на страницах relga.ru).  Юрий Михайлик долго сопротивлялся выпуску австралийского сборника (видимо, полагая это лишним в англоязычной стране), и издателю Илье Буркуну пришлось потратить немало усилий сперва на уговоры, а потом на осуществление публикации. Книгу проиллюстрировал одесский художник Геннадий Гармидер. Так рисунки Геннадия Гармидера, как перелётные птицы, добрались до русской Австралии.  

Геннадий Гармидер. Автопортрет 

Юрий Михайлик в молодости 

Поэт Юрий Михайлик и художник Геннадий Гармидер познакомились давно — полвека назад. Гармидер однажды сотрудничал с Михайликом, когда тот ещё жил в Одессе и готовил к выпуску сборник «Сегодня и навсегда», изданный затем в 1978 году. Юрий Николаевич так говорит о Гармидере: «Я не могу сказать, что мы дружили. Но мы хорошо друг к другу относились. Я считал и до сегодняшнего дня считаю его очень хорошим графиком. Причём, человеком, знающим, что он очень хороший график, но не щеголяющим этим. Он никогда не размахивал своим дарованием, как флагом. И я его за это очень высоко ценил. Он не был в числе двух-трёх самых близких моих друзей, но при упоминании о нём я всегда улыбался…»

В 1997 году художник Геннадий Гармидер и поэт Игорь Потоцкий сотворили вместе раритетную книгу — «Одесская рапсодия». Это альбом, посвящённый Одессе, и в нём десять настоящих офортов (не из типографии, а прямо с офортного станка) и восемь стихотворений, написанных от руки и совсем не каллиграфическим почерком. Уникальная рукотворная книга. Она вышла всего в десяти (!) экземплярах. В наше техногенное время создавать такой фолиант, пусть удивительно изящный, но сделанный вручную, — зачем? Кому это нужно? Наверно, выражаясь несколько высокопарно, нужно человечеству, чтобы оставить память об Одессе конца ХХ столетия. Недаром альбом оказался в музеях и в хранилищах редких книг и рукописей многих библиотек мира. Именно для этого он и выпущен. Эту рукотворную книгу приобрели Национальная библиотека Франции, Российская государственная библиотека, библиотека университета в Париже, Одесская научная библиотека им. Горького, Варшавская публичная библиотека… 

"Одесская рапсодия". Город, центр 

"Одесская рапсодия". Большой одесский дворик 

В этой книге поэт Игорь Потоцкий так говорит о себе и о художнике Гармидере, одесские судьбы которых похожи: 

Я в жизни много куролесил
И впал в немилость.
Не изменял я лишь Одессе —
Так получилось.
Под звуки волн и дождик мелкий,
Шум листопада
Не стану памятником медным,
Но и не надо!
Я был рабочим и солдатом,
И прямо с детства
Впечатано в моём серпастом 
Моё еврейство.

Геннадий Гармидер родился за три месяца до победного окончания войны — сегодня ему 75. Он – выпускник Одесского художественного училища имени М. Б. Грекова. Именно здесь зародилась знаменитая школа южно-русских художников. В 1865 году была создана рисовальная школа в Одессе, реорганизованная впоследствии в Одесское художественное училище им. Грекова. Важную роль в создании и развитии южнорусской школы принадлежит одесскому художнику К. Костанди, замечательному живописцу, тонкому мастеру колорита, автору значительных жанровых произведений и пейзажей, художнику философского склада, а также его ученику по Одесскому художественному училищу – выдающемуся живописцу П. Нилусу, чьи полотна привлекают поэтичностью, тонкой настроением. Из стен одесского художественного училища вышли выдающиеся художники самых разных жанров — И. Бродский, Б. Греков, П. Волокидин, Шовкуненко и многие другие. 

Окончив училище, Генадий Гармидер продолжает своё образование в Киевском художественном институте, на отделении — театральная живопись. Вернувшись в Одессу, он стал одним из любимых преподавателей училища. 

Ныне он – член Национального союза художников Украины, лауреат премий имени Константина Паустовского и Эдуарда Багрицкого. Он работает в технике масляной живописи, офорта, графики, использует акварель, гуашь, темперу. «Его живопись отличается от его графики раскованностью, – как будто, вырвавшись из строгости линий, кропотливой деталировки рисунка… он приобретает размашистость и свободу видеть всё в особом „своём” цвете», – пишет о художнике автор газетной рецензии. Любимый жанр Гармидера – городской пейзаж. Но он и автор портретов, натюрмортов, жанровых сцен. И к тому же проиллюстрировал около 200 книг. Свою универсальность Геннадий Гармидер объясняет так: «Мне как художнику просто неинтересно чем-то одним заниматься. Я жадный. Мне хочется пробовать все возможные материалы и техники. Единственное, чем я не занимался, это скульптура…» 

Картины Гармидера 

По мнению многих ценителей искусства Геннадий Гармидер из породы мастеров «негромких», интимных, камерных, проникновенных. Именно этим покоряют его работы. Недаром произведения одесского графика и живописца разошлись по музеям и частным коллекциям не только в Украине, но и во Франции, Польше, России, Финляндии, Венгрии, Болгарии, Югославии, США, Америке, Австралии, Китае. Работы Гармидера приобрели супруги двух французских президентов — мадам Клод Помпиду и мадам Бернадетт Ширак. 

Геннадий Васильевич большой поклонник моря. Порт, корабли и водная стихия – его страсть. Ещё в юности собственноручно вместе с друзьями построил катамаран. На нём всей гурьбой ходили под парусами много лет, потом уже на тримаране. Карандаш, естественно, всегда был при нём. Это вылилось в серию графических работ «10 дней на тримаране» (1981 г.). Вероятно, в этих походах родилась тяга к путешествиям, впечатления от которых переносятся на полотна. Он неутомимый путешественник, изъездивший пол-Европы и Израиль, и столь же неутомимый рисовальщик. У него есть целая серия офортов «Города мира». И каждый офорт — не просто адресный, в нём схвачена «соль» города, передан его характер, его дух. Творческий девиз этого графика и живописца сродни тому, который когда-то провозгласил для себя писатель-одессит Юрий Олеша: «Ни дня без строчки!». Только у Гармидера он звучит: «Ни дня без рисунка!» 

Старый причал 

В творчестве Гармидера превалируют, условно говоря, три стратегические темы — старая Одесса, Пушкин в Одессе и морская Одесса. История Одессы, очень своеобразного города, захватила его давно, ещё в конце 1970-х, и до сих пор не отпускает. Тогда он работал над иллюстрациями к повести Валентина Катаева «Белеет парус одинокий» и познакомился с другом детства Катаева — Евгением Ермиловичем Запорожченко. Он-то, выдающийся одесский краевед, и помог художнику по-настоящему нырнуть в забытое прошлое Одессы. Больше того, предложил ему сделать серию офортов «Старая Одесса». Гармидер позднее рассказывал друзьям и журналистам: «Он показывал мне дома, созданные знаменитыми архитекторами, принадлежащие известным одесситам. И я, загоревшись его идеей, рисовал старинные здания. Я смотрел, выбирал… Некоторые дома были частично разрушены — там балясины выпали, там лепнина отвалилась. Я „составлял” здания по уцелевшим фрагментам, словно реставратор, восстанавливающий дом по слепкам ещё сохранившегося декора…» 

«И произошло истинное чудо! – утверждал историк Александр Сурилов. – оскрешая в картинах и образах облик легендарной Одессы времён её „Золотого века”, знатный старожил и маститый уже художник совместными усилиями создали настоящую „машину времени”. <…> На офортах Геннадия Гармидера воскресли в первозданном виде здания <…>, проплывали забытые тени [обитателей города] Воронцовской поры, явили себя зрителю „vis-a-vis” современники Пушкина и вдруг ожили в антураже городских улиц и другие тени одесситов „с раньшего времени”: дамы одесского бомонда и вальяжные биржевики, пролетарии и студенты, биндюжники и продавцы мороженого, городовые и налётчики… <…> Мчались по гулкой булыжной мостовой пролётки, скрежетали на рельсах трамваи, пели клаксоны первых авто… Видения былых времён связывались с временами нынешними. <…> Глубокое изучение музейных и библиотечных фондов, живые рассказы знатного одесского старожила Запорожченко помогли мастеру с документальной точностью и высокой художественностью воссоздать в картинах и образах времена „Золотого века” Одессы. <…> Офорты исполнены в тёплой цветовой гамме, с акварельной подцветкой, со щемящей душу ностальгией, напоминающей старинные гравюры Южной Пальмиры…»

Продавцы кур 
Налетчики 
Телега 
Мастерская художника, работающего в морском городе, по свидетельству его друзей и гостей, напоминает рубку корабля. В ней главенствует огромное колесо, которое приводит в движение офортный станок. Его можно сравнить со штурвалом. 

В мастерской у колеса офортного станка 

Уже более сорока лет Геннадий Гармидер искусно управляет этим «штурвалом» и с его помощью ведёт свой корабль-студию по излюбленному курсу — по фарватерам одесских улиц, заходит в гавани колоритных дворов, встаёт на якорь возле прекрасных старинных особняков…

Ещё будучи студентом, Геннадий Гармидер освоил технику офорта, его основные разновидности. Он один из «столпов» редкостного теперь ремесла гравюры на металле, ибо коммерчески оно невыгодно, но по-прежнему престижно в глазах знатоков. Этот способ гравирования требует тщательности, скрупулёзности, терпеливости. В 1979 году появилось оформленное им подарочное офортное издание книги «Одесский год Пушкина». Оно вышло стотысячным тиражом. И вот что любопытно. По предложению художественного совета издательства гонорар автору был выплачен не за количество листов, как принято, а за квадратные сантиметры офортов!

Поэт. Из серии офортов «Одесский год Пушкина».  
Пушкин со своим другом мавром Морали. Из серии офортов «Одесский год Пушкина».  

Геннадий Васильевич однажды, будучи гостем популярной в Одессе телепрограммы «Газетный дождь» (это случилось два года назад), посвятил и ведущего программы, и телезрителей в детали того, как он делает офорты: 

«Офорт — это французское название азотной кислоты, а буквально — „крепкая вода”, которой травят металл. Так вот, тщательно отполировав цинковую или медную пластину и нагрев на электроплитке, я валиком прокатываю по ней, горячей, кислотоупорный лак, причём, очень тонким слоем. Затем протираю пластину тряпочкой, смоченной керосином, и обжигаю, чтобы закоптить лак. Лак становится абсолютно чёрным и блестящим, и на нём я могу выгравировать иголочкой то, что хочу изобразить. Но прежде я делаю свой рисунок на бумаге, ставлю его перед зеркалом и, глядя на его отражение в зеркале, прочерчиваю иглой его контуры на лаке. Так я получаю правильное изображение рисунка, а не в зеркальном виде. Игла снимает слой кислотоупорного лака, и обнажается металл. Рисунок нанесён. Затем я погружаю цинковую или медную пластину в кювету с разбавленной азотной кислотой, кислота начинает бурлить — это выделяется водород, и происходит взаимодействие кислоты с цинком там, где он обнажён. Образуются глубокие бороздки (поэтому офортная печать зовётся глубокой, в отличие от плоской и высокой печати). Когда контур рисунка уже появился на металле, я ацетоном смываю с цинковой пластины весь лак. Затем составляю офортную краску нужного цвета и специальным шпателем плотно забиваю её в бороздки и штрихи протравленного цинка. Потом тщательно вытираю поверхность пластины жёсткой крахмальной марлей, убирая с неё лишнюю краску, которая остаётся только в бороздках. Кладу на пластину лист офортной бумаги, — обязательно влажный, чтобы легко вбирал в себя краску, — и помещаю на столик офортного станка, а сверху накрываю несколькими слоями фетра. И, наконец, берусь за колесо офортного станка. Это последний этап работы. Я кручу колесо, оно заставляет вращаться тяжёлые валы, между которыми прокатывается талер с цинковой пластиной, бумагой и фетром. Под мощным давлением валов, заранее отрегулированным, фетр вдавливает бумагу в бороздки и штрихи на цинке, заполненные краской. И краска с цинка „переходит” на бумагу. Так рождается офорт. Но он ещё не готов. Полученный оттиск я наклеиваю по краям на фанерный или картонный планшет и оставляю сохнуть часов на 10-12. Бумага высыхает и становится ровной. А если её, влажную, не натянуть на планшете, то она загнётся и пойдёт волнами, как забытый на тарелке сыр. Просохший лист я осторожно отделяю ножичком от планшета. Для каждого очередного оттиска приходится цинковую или медную пластину снова набивать краской…»

Пять лет назад, в год 70-летия художника, в Одессе проводилась юбилейная выставка его работ, которую устроители назвали «Гармидер и его музы». Обыгрывая в своей вернисажной речи название, юбиляр сообщил, что насчитал всего четыре музы: это жена, две дочери и внучка. К ним можно с уверенностью отнести и Котов. В своём пристрастии к этим пушистым зверькам он — истинный одессит. Одесских котов уже не только фотографируют, но и увековечивают в скульптурах и в полотнах. Разномастные и вальяжные хозяева улочек Южной Пальмиры стали уже не то, что притчею во языцех, а практически символом города. Наравне с Потёмкинской лестницей и памятником Дюку Ришелье. Во Всемирном клубе одесситов регулярно проводится художественная выставка «Мартовско-одесская котомания» с портретами котов всех мастей, характеров и пород. Геннадий Васильевич — непременный её участник, и посетители с удовольствием отмечают: галерею Клуба заполонили боевые коты Геннадия Гармидера. А семь лет назад в выставочном зале Одесского муниципального музея личных коллекций состоялся персональный вернисаж графики Геннадия Гармидера «КОТЫ Одессы. В смешанной технике и со смешанными чувствами». Художник представил более 40 работ, выполненных тушью, сангиной, углём, гуашью и акварелью. Смешанные чувства художника к героям его рисунков выражены в каждом штрихе, а имена, которые даёт Геннадий Гармидер своим котам, интригуют. Вне зависимости от того, бродячие они или домашние, коты торжественны и величавы, упитанны и довольны жизнью, и, конечно же, каждый имеет свой характер. Именно такими их и изображает художник. Однако многим из публики показалось, и по-видимому, не зря, что коты на полотнах – это, собственно, автопортреты Геннадия. Сам же художник с шутливой фамильярностью называет своих пушистых моделей «котярами» и утверждает: «Они несут в себе образ свободы и независимости». 

Выставка "Коты Одессы". Открытки с автографом художника 

У Музея личных коллекций стая котов пытается добраться до рыбы в тазу 

Геннадий Васильевич даже позволил себе иронический «автопортрет с котом на шее», как выразился кто-то из журналистов. Гармидеру-художнику свойственна внутренняя свобода, врождённая «кошачья» независимость: никто и никогда не мог его заставить идти не тем путём, который он сам себе избрал.

И сходился он именно с людьми таких же стойких и честных убеждений. Как, скажем, с молодым и самобытным поэтом Мариной Хлебниковой. С нею, которую отличали и талант, и независимость, Геннадий Васильевич и его жена Светлана нежно дружили много лет. Увы, в неполные сорок Марина трагически ушла из жизни. Её стихи и её творческая судьба заслуживают особого разговора, и такой разговор в скором будущем непременно состоится в нашем альманахе «Австралийская мозаика».

А пока приведём с небольшими сокращениями её зарисовку «Какой Гармидер без Одессы?», написанную в год 50-летия Геннадия Васильевича, то есть 25 лет назад. 

Марина Хлебникова и Геннадий Гармидер в мастерской художника 

«У Геннадия Гармидера первая встреча с Одессой состоялась в младенческом возрасте, когда отца, военного железнодорожника, перевели на новое место службы. Итак, Одесса встретилась с Гармидером, Гармидер — с Одессой, и оба остались довольны. А если без шуток, то Одесса на долгие годы стала одной из основных тем творчества этого удивительного художника. Графические серии „Старая Одесса”, „Пале-Рояль”, „Одесский год Пушкина” — не констатация, так сказать, архитектурных фактов, а тонкое, деликатное объяснение в любви, потому что только влюблённому сердцу открывается то главное, что, по утверждению Сент-Экзюпери, невозможно увидеть глазами. Способность „сердечного” виденья — редкий дар. А помноженный на острое зрение, точную руку и поразительное трудолюбие этот дар рождает чистую линию, свободную пластику — словом, тот мир, в котором всё узнаваемое становится чуточку иным, освобождённым от пелены обыденности и привычки. И дом, мимо которого хожу каждый день, на гравюре Гармидера вдруг оказывается волшебно прекрасным. Сотни карандашных набросков — фрагменты домов, улиц, элементы декора… А я вспоминаю, как однажды заглянула в окно его мастерской и увидела: Гена стоит на коленях перед прислонённым к спинке диванчика листом меди, процарапывая на нём контур будущего офорта. Сосредоточен, движения скупы и несуетны. И не мудрено: медь — материал строгий. Как говорится, исправления возможны, но нежелательны. Тем более вызывает восхищение свобода, с которой Геннадий обращается с материалом: с карандашного эскиза переносится только общая композиция, а все детали (мелкие и очень мелкие!) прорисовываются непосредственно на меди. Многие графические работы Гармидера растиражированы и в календарях, и в обложках одесских изданий; их дарят как сувениры и визитные карточки города, гордясь одновременно городом и художником. 

Пушкин. Мороженое. Из серии "Одесский год Пушкина" 

Художник Раффе. Из серии "Одесский год Пушкина ".  

Мы со Светой (Светлана Крижевская — жена и друг Геннадия, известный одесский художник. — Прим. М. Хлебниковой) обсуждали вопрос: делать то, что нравится или за что деньги платят. И решили, что если заказную работу делать честно, то она и увлечёт, и понравится… Я спрашиваю Гену: «У тебя много заказов?» — «Я делаю работу, прежде всего, для себя, — говорит Гармидер. — Как хочу, так и делаю… И не могу остановиться. Ведь живопись — это эмоция. Пришла – выдал. Ни повторить, ни погасить невозможно. Непрерывный процесс…» Стены маленькой мастерской сплошь увешаны картинами. Эта экспозиция постоянно обновляется: «отвисевшее своё» работы безжалостно отправляются в «запасник» — на антресоли. И не потому, что автор охладел к ним, просто места маловато. Я внимательно рассматриваю «новичков» — несколько небольших работ маслом: яхта, море, неореалистическая картинка причального быта… «Летом выходил на пару дней на яхте… Не особенно смотри, я это ещё буду доделывать…» Не знаю, как вас, а меня настораживают художники, готовые подробно растолковывать собственные замыслы и вымыслы. Гармидер не из них. Он не рассказчик, а «показчик». Комментарии к собственным произведениям ограничиваются замечаниями типа: «Вот ещё такая штучка». «Штучки»-эсклибрисы он раскладывает передо мной молча: на каждом эксклибрисе – дама-перчатка. Тучная немка, утончённая француженка, изящная флорентийка… Офорты «Лондон»», «Париж», «Венеция», «Иерусалим» тоже из «новеньких». «Хочу сделать серию “Города мира” а то всё Одесса и Одесса. За другие города обидно!.. А с другой стороны, — в глазах его вспыхивают лукавые огоньки, — «отдохнёшь» на какой-нибудь «Барселоне» и понимаешь — Одесса ничуть не хуже! Вот закончу «Мюнхен» и займусь нашим Мединститутом. Потрясающая архитектура!.. Надо делать, пока всё не развалилось…» — «Может, в следующем тысячелетии Одессу будут “изучать по Гармидеру”?” — поддеваю я. «Ну, это уж слишком, — протестует Геннадий, — хотя…»

 Художники Геннадий Гармидер и его жена Светлана Крижевская в мастерской 

_____________________________________

© Буркун Илья Яковлевич, Торлина Татьяна Ивановна

Несколько избранных работ Г.Гардимера