Есть такая профессия – плавить металлы. Очерк о металлургах
Скажите честно: вы любите металл? Ну, не тот, что в ювелирных. А просто металл – разный, не обязательно золото. Скажем, железо, никель, хром, вольфрам или какой-нибудь церий. А индий, например, приходилось держать в руках? Или еще интересней – галлий? Подозреваю, что вы не можете дать ответ: ни да, ни нет. Потому что (за редким исключением) не держите эти штуковины дома. Нет, может быть, кто-то и держал, но с еще меньшей вероятностью плавил (в виде слитков) или растил (в виде кристаллов) – то есть ваял и выводил на свет божий…
Установлено: есть определенный тип людей, которые к металлу прикипают. Имеется в виду – к льющемуся. Таких людей называют металлургами. Они плавят металлы. Разные. Железо, медь, титан, молибден, или что-нибудь еще. Возьмем, например, никель. Тот оживает примерно при тысяче пятисот градусов по Цельсию. Плавится немного раньше. Но как-то неохотно, скованно. Вроде рассуждает: быть или опять замерзнуть? Получив «добро», перестает натужно краснеть и счастливо золотится, поигрывая волнами на поверхности. Затем обзаводится собственным сиянием – аккурат по границе со сковывающей его радостные движения чернотой. Дальше усердствовать не стоит – за тысячу шестьсот металл вполне может хватить «солнечный удар». И он «заболеет»: перестанет пританцовывать живчиком и забьется в слепящей истерике…
Когда-то я влюбился в индий. Мне нравилось покачивать в руке его голубовато-матовые колбаски. Он не блестел, как феррохром, не сыпал по-бенгальски искрами, как церий, не упрямился под молотком, как вольфрам или молибден, не поблескивал обманчивым серебром, как сурьма, – в общем, вел довольно замкнутый, точнее сказать, камерный, образ жизни. За его умеренной тяжестью и неброской внешностью угадывалось какое-то скрытое благородство. Какая-то задумчивость. Вряд ли насущная в бижутерии. В нее индий оказался не вхож. Как тот же галлий, например, украшения из которого можно было бы носить исключительно в морозную погоду…
В детстве я не помню, чтобы хотел носить тяжеленные суконные штаны с асбестовыми заплатами на коленях, прожженный на локтях свитер и нелитературно выражаться в присутствии дам. То есть о грубоватой с виду работе литейщика я в детстве точно не мечтал.
Водителем междугороднего «Икаруса» стать хотел. Это помню. Потом – лектором-международником, трубачом, астрономом, немножко фермером. Я не видел также детей, мечтающих о должности начальника ЖЭКа, профессии налогового инспектора, методиста гороно, в конце концов – дворника. В детских фантазиях такие профессии, скорее всего, отсутствуют. Но вот, когда фантазии рассеиваются, бывшие мальчики и даже девочки с букольками переобувают лакированные туфли на крепкие мужские башмаки и идут тягать тяжелую керамику в суровую литейку. То есть – на производство. И – прикипают…
Литейщики не любят ничего лишнего. В слове «металл» часто обходятся одной «л». А в перекурах экономят на привязанности ко всем простым забавам, отдавая предпочтение одной-единственной – домино. Не отрываются от неё даже тогда, когда по плацу нетерпеливо топчется экскурсия серьезных пэтэушников. Им обещали зрелище. Но плавку сливать рано – металл «не подошел». Костяшки домино по-прежнему заглушают рев индуктора. И у пацанов есть с десяток минут времени проникнуться истинным литейным духом. Вентилятор гонит его от развешенных тут же у печей тяжелых литейных роб…
В литейке говорят мало. Зато много болтают. Даже глухонемые. Им особенно удобно в царящем грохоте. Разговаривающим хуже. Язык пантомимы более востребован. Вообще глухонемых в грохочущей литейке оказывается много больше, чем в среднем по промышленности. Но, конечно, не так много, как женщин. Тут стоит поделиться сделанным открытием. Оно гласит: российская металлургия – это вовсе не Дерипаска, Усманов или Прохоров, и даже не суровые мужики в кепках и войлочных перчатках, коих любит щелкать журналистская братия, а простые, в некрасовском, скажем так, духе, русские женщины. И от того День металлурга в России – праздник главным образом дамский. Почти как День учителя или 8 марта…
Если для большинства людей жара — напасть, то для литейщиков — работа. Плюс 30 или даже 35 – почти прохлада. Обычно дело приходится иметь с температурами чуть-чуть другими. Скажем, плюс 900 – лишь увертюра к делу. То бишь – прокалка. Само литье, ну, скажем стали – от 1600. Закон литейщика гласит: не хочешь жариться – теплее одевайся. Скажем, в тяжеленную суконную робу и штаны. Тогда есть шанс не перегреться. А значит – не расплавиться. Короче – сделаться довольно жаропрочным. Как сплав с аналогичным наименованием – жаропрочка. Он ценен стойкостью к повышенным температурам…
Великий французский философ Жан-Поль Сартр как-то в детстве попал в литейный цех. И был смущен, испуган и разочарован гарью, грохотом и видом «грубых и плохо одетых людей». Будущему Нобелевскому лауреату потребовалось полвека, чтобы понять суть увиденного в детстве и сделаться, в конце концов, идеологом этих самых «грубых и плохо одетых»…
По странной логике жарящимся у печей металлургам отвели в России самые спорные для чествования дни в их профессиональный праздник – пик летней жары и года в целом. Чтобы это значило – сказать трудно. Наверное, еще один намек на стойкость, прочность и надежность людей, в огне рождающих металл…
__________________________________
© Мельников Алексей Александрович -текст и фото
Фотографии сделаны автором в литейном цехе завода «Калужский двигатель».