«Не первые мы, не вторые». Поэзия Юрия Михайлика

Перевяжи узлы

Между добром и злом.

Но переживи миг.

И переживи век.

Переживи крик.

Переживи смех.

Переживи стих.

Переживи всех.

             И. Бродский. 

    В конце прошлого года в Австралии вышел из печати сборник стихов «Длина Разлуки» замечательного русского поэта Юрия Михайлика. И хотя на его счету уже 17 опубликованных книг, в Австралии – это  первая .

В издании  принимал участие международный коллектив, представители трёх стран: Австралии, Украины и России.

Юрий Михайлик – автор. Сидней, Австралия 

Илья Буркун– издатель, редактор. Мельбурн, Австралия.

Геннадий Гармидер – художник. Одесса, Украина. Илья Буркун – художник. Мельбурн, Австралия.

Александр Чёрный – компьютерное оформление, вёрстка. Херсон, Украина.

Янна Мадурская – менеджер.  Сидней, Австралия.

Инна Борисова— –корректор. Москва, Россия.

Прежде, чем познакомить читателей со стихами Юрия Михайлика, предлагаю небольшое предисловие о авторе.

 После того, как Юрий Михайлик покинул Одессу более четверти века назад, его судьба как поэта и прозаика по-прежнему остаётся прочно связанной с этим городом. Он и поныне, вполне заслуженно, считается её первым поэтом и беспрекословным авторитетом в поэзии. Влюблённый в Одессу, в Черное море, он пишет о ней, говорит о ней: «Вы думаете – я живу в Одессе, / А это ведь она во мне живет…». И это проходит красной линией в его творчестве  —  и в названии этого сборника — «Длина разлуки”, и в названиях изданных ранее книг: «Уровень моря», «Звезда морей», «Край моря», «Окаменевшее море», и в замечательных поэтических строках, посвящённых городу, где он прожил большую часть жизни: 

Столько лет волна стучала в этот берег одичалый,

столько лет его качало, что другого ритма нет,

голосам людей сначала только море отвечало,

этот город величавый был написан как сонет.

Что за славное начало – срифмовать бульвар

с причалом,

а потом двумя лучами уходить за морем вслед,

чтобы улицы звучали, помня море за плечами,

и безлунными ночами излучали зыбкий свет.

Это море создавало легкий привкус карнавала,

слишком грозно бушевало, слишком горько горевало,

слишком быстро утихало, удивляя тишиной.

Кто ссылал сюда поэтов, ничего не смыслил в этом –

ни в тенетах, ни в запретах, ни в сонетах, ни в поэтах,

ни в лучах добра и света над прибрежною волной»

Участие Юрия Михайлика в литературной жизни Одессы, очень весомо.  С 1964 по 1975 годы под руководством Михайлика работала литературная студия при Дворце студентов. 

В 80-е годы Юрий Михалик создал и вёл новую литературную студию «Круг». Работа студии и её результаты стали настоящим литературным событием в жизни Одессы. 

В ней  начинали свой путь многие неофициальные одесские поэты и писатели. Михайлик не учил  писать стихи, он  учил  пониманию поэзии, умению отличить истинную поэзию от умелой подделки. В глухие 80-е студийцы под его началом нашли себя, обрели уверенность в своих силах. Как результат работы студии, увидела свет составленная Михайликом неподцензурная поэтическая антология. «Вольный город». (Одесса, 1991 г.). Это стало феноменом Одессы. В литературных кругах издание сборника рассматривалось как подвиг.

«Замечательным итогом этого десятилетия, невозможным ранее, но и не очень доступным сегодня, стало издание в «Маяке» сборника стихов авторов «Круга». Сборник называется «Вольный город» и свидетельствует о том, что художественный феномен Одессы — не только красивая легенда, но и реальная действительность»… написала об этом Белла Вероникова, писатель, историк литературы.  В 1991-м Одесса была далеко не вольным городом, но вольными по духу стали студийцы и их наставник. И этот дух они увозят с собой в любую точку мира.

В 1993 г. навсегда покидает Одессу и Юрий Михайлик.

Вот как написала об отъезде поэта искусствовед и писатель близкий друг Юрия, Валентина Голубовская: «Когда уезжал из Одессы Борис Владимирский (известный театровед и киновед, эссеист и историк Одессы…), Лена Михайлик, дочь Юрия Николаевича, воскликнула: «Владимирский уезжает?! Это всё равно, что уехал бы Оперный театр!» Когда через несколько лет уезжали Михайлики, казалось, что уезжает не только Оперный театр, но и Приморский бульвар с Пушкинской, Большой Фонтан вместе с Городским садом». Его друзья с горечью шутили: «Закатилось солнце русской поэзии в Одессе, чтобы взойти над Австралией».

Причин для эмиграции у каждого из нас было немало, но о том, что смена места жительства далась нелегко, говорит пронзительное стихотворение, написанное перед самым отъездом. 

Времена не выбирают,

в них живут и умирают.

А. Кушнер 

Ах, как сладко выбирать — 

Где придётся умирать.

То ли там от ностальгии — 

Задыхаясь и дрожа.

То ль от здешней хирургии — 

От кастета и ножа.

На излёте глупой жизни

Этот выбор всё трудней:

Там — от нежности к отчизне,

здесь — от ненависти к ней.  

Приехав в Австралию, Юрий Михайлик продолжает работать. Он следит за происходящими событиями и с присущим ему талантом говорит об этом в своих стихах.    В этом году исполняется 75 лет окончания самой кровавой войны в истории человечества – Второй мировой войны. В России объявлено о предстоящем праздновании. Память коротка, и; к сожалению, ничему не учит.  Вновь славословят Сталина, его сподвижника, «маршала победы» Жукова, вновь возводят их пьедестал. О горечи Победы, о тех, кто на крови солдат и офицеров, шагал  по их труппам,  с жестокой откровенностью пишет Юрий Михайлик: 

С легендарных времён и доныне, 

в крытом кровью языческом сне                                       

тихо едет по снежной равнине

маршал Жуков на белом коне.

Полководец, любимец народа,

средневолжских степей Ганнибал,

кто позор сорок первого года

к сорок пятому весь расхлебал 

шестикратным напором, навалом,

напролом, на убой, наповал…

И не спрашивай – как воевал он,

да и он ли вообще воевал.

И не спрашивай – кто же в ответе

за миллионы безвестных смертей,

плюс уже не рожденные дети.

Дети, внуки и внуки детей.

Но у нас, чем страшней – тем любимей.

Непреклонный подручный вождя,

он чужих погребал под своими,

никогда никого не щадя.

Воплощенная воля во взоре,

орденов золотая броня, —

а вокруг горше горького горе.

Море горя. И море вранья. 

И от Волги – о да! – до Берлина

по костям, по застывшей крови

все течет эта липкая глина –

половодье народной любви.

Не с того ли под граем вороньим –

то под Тихвином, то на Дону –

все хороним, хороним, хороним,

все никак не схороним войну. 

Потому что тогда, в сорок пятом,

в долгожданное торжество,

будь он воином, будь он солдатом,

он бы вспомнил, где место его —

не в парадном победном галопе,

не на званом обеде в Кремле,

а под Вязьмой, в оплывшем окопе,

и с последним патроном в стволе.

     В 2008 г. в Москве издательский дом «Огонёк» опубликовал сборник избранных стихов поэта «Звезда морей». В своём предисловии к сборнику главный редактор  Виктор Лошак,  написал: «…его голос до обидного тих и робок в хоре сегодняшней поэзии». Горькие, но только отчасти справедливые слова. Сборник, вышедший тиражом 48 тысяч экземпляров, по нынешним временам огромным, очень быстро разошёлся. Даже в былые времена выход книжки в издательстве «Огонёк» таким тиражом был недостижимой мечтой любого поэта. Можно согласиться только с тем, что в СССР литературная жизнь концентрировалась в столице, периферийных поэтов и писателей не очень замечали. Книга, изданная в провинции без благословения столичного рецензента, была обречена на неуспех, каким бы поэтическим даром ни обладал автор. 

Выход книги Михайлика в Москве не остался незамеченным. Олег Хлебников, журналист, заместитель главного редактора «Новой Газеты», публикует статью: «Юрий Михайлик – На широтах сумы и тюрьмы». Выдержку из неё предлагаю вашему вниманию:  

«Талант — единственная новость, которая всегда нова» (Пастернак). Это достаточный информационный повод для публикации стихов Юрия Михайлика.

К своему стыду, до выхода его тоненькой книжки в библиотечке «Огонька» я этого поэта не знал. Тому есть и объективные причины — уже многолетняя камерность поэтических публикаций, если вообще не ссылка поэзии на периферию общественного внимания; и субъективные — Михайлик родился и жил в Одессе (был и моряком, и геологом), потом эмигрировал в Австралию, а писательские связи и с Украиной-то подорваны, что уж говорить о Зеленом континенте. 

При этом голос Михайлика не назовешь тихим — если б хотела (или умела?), Россия должна была его услышать. Вот, например, строчки из стихотворения о нашем 93-м годе:

…И еще докажут эрудиты
то, что победившие бандиты
лучше побежденных во сто крат. 
Или такая почти частушка:
 Ночь. Налет. Собаки лают.
 Весь народ добра желает.

 Где б ни начался погром —
 это лезут за добром.

Но, пожалуй, главное достоинство поэтического голоса Михайлика все же не в силе звука, а в чистоте. Это нынче достоинство редкое, сплошь и рядом подменяемое словесной эквилибристикой, эпатажем, подражанием чужой «модной» (чаще всего «бродской») интонации. Между тем, как пишет сам Михайлик: 

Вопрос чистоты звучанья особо важен, когда
в пассажирские помещенья начинает поступать вода.

А она явно начинает поступать. И никому из пассажиров земного корабля сухими из воды, кажется, уже не выйти.  И дело тут не только в мировом финансовом кризисе. Михайлик понимает это именно так: 

Прости нас, Господи. А миловать нас не надо.
Все с нами правильно. Все будет нам поделом.» 

     Александр Городницкий, известный бард и учёный, посетив Сидней, встретился с поэтом и записал с ним телеинтервью. Очень интересный и откровенный разговор, многое объясняет в самоощущениях русского писателя, поселившегося в Австралии: 

 – Юра, вы живёте в Австралии достаточно долго. Чувствуете ли вы себя здесь дома?

— Австралия — замечательная страна, очень красивая, если, конечно, бывают некрасивые страны. Очень дружелюбная, я ей чрезвычайно признателен за всё, что здесь происходило со мной, но домом я её не считаю. До сегодняшнего дня, как говорят австралийцы, “I don’t belong to this country” — „я не принадлежу к этой стране”, хотя очень хорошо к ней отношусь.

— Вы, как человек, пишущий за рубежом, ощущаете ли вокруг себя нехватку русского языка?

— Я ощущаю это чудовищно! Хотя, конечно, понимаю, что это — моё личное. Мне представляется, что тот же Бродский за рубежом стал более значительным поэтом, чем был в России. То есть ему нехватка языка, о которой он, кстати, всё время писал, не мешала. Мне же она мешает чрезвычайно. Кроме того, в моей стране я всё понимал. Очень многие вещи улавливал из существующей вокруг атмосферы языка, которая менялась, переливалась, двигалась. Этого начисто нет здесь. Мне очень не хватает людей, с которыми можно общаться и знать, что они понимают…

— Неужели вы всё-таки не чувствуете себя в Австралии дома после шестнадцати лет, проведённых в этой стране?

— Позвольте мне стишком ответить: 

Когда б ты мог родиться заново

На сколько там осталось дней…

И море пред тобой — Тасманово,

И город за спиной — Сидней,

И неба дымчатая патина,

Случайная в твоей судьбе,

И нет земли доброжелательней

И снисходительней к тебе.

Когда б ты мог в иной гармонии,

В чужом краю, в чужом раю,

Коротким поводком иронии

Удерживая жизнь свою,

Весенним утром — здешней осенью —

Завидя парус за окном,

Не приставать к нему с расспросами — 

Что кинул он в краю родном.  

 В 2013 году в Киеве выходит из печати сборник стихов одесских поэтов: «Глаголы настоящего времени». Издание сборника стихов, стало новым  феноменом. Действительно,  25 авторов- одесситов, живущих в разных странах, разных профессии, но объединённых Одессой, стихами и литературной студией Юрия Михайлика, знакомят любителей поэзии со своим творчеством. О том, как это произошло, рассказывает Михайлик: «…два с лишним десятка талантливых людей, сбывшихся, состоявшихся поэтов, попросили меня – как и двадцать лет назад в Одессе – составить и предварить эту книгу. Двадцать с лишним лет спустя. Если даже считать только по десятку стихов в год у каждого – двести с лишним стихов спустя…»

      Моё знакомство с творчеством поэта и писателя произошло более полувека назад, в далёкие шестидесятые. В местной прессе читал блестяще театральные рецензиии Михайлика,  которые ожидала вся театральная Одесса,  читал и стихи, публикуемые в различных изданиях местной и центральной прессы. Однажды, заглянув в «Дом книги» на улице Дерибасовской, на прилавке увидел небольшой сборник стихов «Север – Юг». Прочёл имя автора: Юрий Михайлик. Продавщица, заметив, как  заинтересованно рассматриваю книгу, произнесла: «Прекрасные стихи. Я убеждена, о нём ещё узнает не только  Одесса». В те времена продавцы одесского «Дома книги» хорошо разбирались в поэзии. А я стал обладателем одной из первых книг Юрия Михайлика и навсегда — его поклонником. Личное знакомство случилось значительно позже, в 1993 году, перед  самым отъездом Юры в Австралию. Однажды, заглянув к своему другу, директору спортивной школы, Борису Литваку,  я застал в его кабинете Юрия Михайлика. Представляя нас, Борис произнёс: «Знакомься, Юрий Михайлик – и после небольшой паузы, с грустью в голосе  добавил – австралиец. Через месяц покидает Одессу, улетает на постоянное жительство в Австралию».

       В Сиднее, где живет Михайлик,  мы часто встречались у общих друзей — Анны и Михаила  Гинзбург. Каждая встреча заканчивалась камерным «творческим вечером» поэта, когда Юра читал свои стихи. Невозможно передать завораживающую магию его чтения. Строгость и чистота  его стихов, ранимая лирика, хорошо поставленный голос, приятный тембр, отличная память. Тогда и возникла идея об издании книги поэта в Австралии. 

     Поэзия всегда существует во времени, в пространстве и личности, и не только в личности поэта, но и в личности его читателя.  Поэты,  ведя разговор с современниками, говорят и с теми, кто будет жить после нас. И каждый раз поэт возрождается в новом читателе. Об этом прекрасно сказал Гейне « поэту дано видеть дубовые леса, которые дремлют ещё в оболочке жёлудя, и он ведёт разговор с поколениями, которые еще не народились». 

    Итак, свершилось.  Новый поэтический сборник «Длина разлуки», стал доступен жителям Австралии.  Год издания -2019, юбилейный год в жизни поэта. Ценность этой книги ещё и  в том, что многие стихи, написанные в последние годы, публикуются впервые. И, любой читающий эти стихи ощутит: перед ним настоящая, чистая, глубокая и нежная русская поэзия».

     Хочу выразить благодарность всем, кто принимал участие в рождении книги на пятом континенте, всем, кто подписался на этот сборник.

      Особая признательность Михаилу Жванецкому за замечательный текст, написанный специально для этой книги. 

  Юрочка Михайлик!

Ты — Михайлик

Я – Михаил

Как же я, Михаил, люблю

 тебя — Михайлик.

Я скажу тебе маленький 

Михайлик: —

Ты Великий поэт. 

Где бы ты ни находился, 

ты живёшь здесь. 

В Одессе .

 Да! Почва!

Да! Люди!

 Да! Жизнь!

Да! Стихи!

Сейчас Одесса так расползлась 

и разлилась по миру, 

что ты, Юра 

не жалей. 

Ты уже снова здесь.

Мы обнимаем тебя!

Почитай нам что – то из своего.

 Ставшего нашим. 

Ведь на фронте читали 

и писали только стихи! 

                     Твой  Жванецкий. Летняя Одесса 12 августа 2019 года. Аркадия.

 

     Я пишу эти строки накануне самого почитаемого в стране праздника –  дня рождения Австралии – 26 января.  Накануне, Юрий Михайлик посвятил   Австралии замечательную поэму.  С присущим ему  талантом,  юмором и любовью, поэт рассказывает о стране, где он проживает свою вторую жизнь. Поэма написана белым стихом, но читая её, ощущаешь звучание музыки. Так пишут  только Большие поэты.  Вслушайтесь…                                                                                                                                                                        

                                                                                                              И ризу влажную мою

                                                                                                                            Сушу на солнце под скалою.

А. Пушкин    

                                                                                                                            И наступают выборы и лес.

               И. Бродский

Среди условий – солнце. И скала

из рыжих метаморфных отложений.

Два теплых океана с двух сторон

покачивают самый крупный остров

а может, самый мелкий континент,

забытый за ненадобностью богом

и найденный случайно и недавно.

Жара. Песок. Летит наискосок

тень «Боинга». А вслед за нею скачет

тень кенгуру. Сбежала с фюзеляжа.

В жару невыносимо быть эмблемой.

А больше нету никаких теней 

в окрестностях. Назойливые мухи

одолевают липких византийцев,

лежащих на песчаном берегу,

где их волна оставила, отхлынув.

(Здесь много мух. И это очень странно

при здешнем изобилье пауков.

Но скорость размноженья, вероятно,

и скорость попаданья в паутину

настолько согласованы взаимно,

что страсть и голод могут править миром.

В соревнованье мух и пауков,

как подобает, побеждают змеи.

Присутствуют два вида тараканов.

Подвидов много, видов только два –

бескрылых и крылатых (жесткокрылых).

Как проза и поэзия. К поэту явился

Шестикрылый таракан.)

Блаженная страна. Счастливый берег,

раскрашенный то желтым, то зеленым,

изрезанный заливами, куда

впадают реки молока и меда.

Два урожая год, а где и три.

Названья фруктов непроизносимы.

Практически страна не знала войн

и революций. Кроме сексуальных.

Из хищников на этих берегах

свирепствуют лишь банки и дантисты.

Вся остальная сумчатая живность

естественно влилась в туристский бизнес

в специально огороженных местах.

В аквариумах модных магазинов

распахивают пасти чемоданы

из натуральной крокодильей кожи.

Но первыми они не нападают.

Отлив. Лениво отступает море.

Замшелые, в зеленой корке камни

взбухают над поверхностью соленой

как пузыри. А маленькие крабы 

как мертвые лежат на литорали,

не шевелясь. Что толку суетиться?

Само придет. Еще само прихлынет…

Ни облачка вверху, ни силуэта

на горизонте – встреча двух пустынь.

И море ослепительно как небо — 

две выпуклые линзы полыхают,

все остальное – камни, крабы, люди –

случайны, и гори они огнем.

Зеленоватой булькающей массой

под раскаленной черепною крышкой

ты понимаешь, что сейчас январь.

Зима, мой милый. Снег. Мороз. Сугробы…

Два иностранца – Фаренгейт и Цельсий –

попали в подмосковную больницу,

дежурный врач – блаженный идиот –

их отирает дефицитным спиртом…

Специалисты верят, что ожоги

неотличимы от обморожений 

в конечном счете. В позднем результате.

Все верованья равно хороши.

Я знаю одного, который верит,

что и врачей – в конечном результате –

уже не отличить от пациентов.

Откуда в мире столько полушарий?

И двум твоим – кипящим, эмигрантским –

не одолеть плюс тридцать шесть в тени,

который, кстати, нет. Сверкает небо,

сверкает море, полыхает берег.

Зачем я здесь, на этом берегу?

Конечно, жертве кораблекрушенья

в любом романе подвернется плот

или другая плоская поверхность,

несомая в неведомые дали,-

иначе – бульк! – и кончился роман,

предмет исчез в процессе описанья…

Итак, плывём, попутно оплывая…

Прелестная страна – кусок Гондваны –

сто с лишним миллионов лет назад

оторвалась от суперконтинента

в попытке эмигрировать на юг.

Иль на восток? Куда, пардон, дрейфуем?

Естественно, ответа быть не может,

как быть не может юга и востока 

без нас самих. Хотя попытки к бегству

существовали до координат.

Один такой взбесившийся обломок

по воле тектонических течений

вонзился в азиатское подбрюшье –

так невзначай возникли Гималаи.

Сближенье с новой родиной, как видим,

довольно часто взывает стресс…

И наш, случайный, но счастливый плот

плывет, еще не зная, с кем столкнется, 

и встанет дыбом, вместо Джомолунгмы,

морские черти скажут нам – зачем…

На неподвижной, но плывущей суше

по неподвижно мчащейся планете

в галактике, летящей неподвижно,

мысль о движенье – функция безумья.

Расплавленный, густой и вязкий воздух

несовместим с идеей парусов.

Наверно, сверху континент подобен

сковороде с отломанною ручкой,

откуда сквозь озоновые дыры

в глубокий космос проникает пряный

дразнящий запах жареного мяса.

Кук по-английски «повар». Как известно,

история все время шутит с нами,

рождая парадоксы и созвучья

изысканные. Но порой она,

встречаясь с нашим недопониманьем,

употребляет и матросский юмор.

И неспроста фигура капитана

стоит спиною к местной пиццерии –

есть на земле награда за труды.

Рискуя жизнью, проходя сквозь штормы,

питаясь изопревшей солониной,

садясь на мели, укрощая бунты,

он, наконец, добрался и открыл

сей призрачный, почти фантомный берег,

где пальмы пахли нежностью ночной…

Теперь тут двадцать с лишком миллионов

свободных граждан дружно жарят мясо,

а суточный расход вина и пива

впадает в… А впрочем, кто открыл,

и что открыл – вопрос. В любых деяньях

имеется предшественник, предтеча,

а то, что называют океаном,

у берегов обычно просто море.

Тасманово, допустим. Эмигранты

его считают Тихим океаном.

На меньшее ребята не согласны.

Но разве мало – быть приличным морем?

Психологи уверены, что жажда

звать море океаном, полагать 

свой остров континентом, а границу

меж островом и морем обозначить

ну – предположим – оперным театром,

имеет подосновою своею

провинциальный комплекс превосходства,

естественно присущий эмигрантам.

Я с ними не согласен. В час отлива

я думаю, что здешняя наука

не понимает свойственного нам 

стремленья к счастью. ( Господа, я знаю,

ирония и впрямь непродуктивна,

зато серьезность может быть опасной.)

Пусть буду я мельчайшим кенгуру,

ленивейшей коалой, крокодилом

из самых недоразвитых, когда

я сам себе позволю улыбнуться

над кем-нибудь другим. На целом свете

нет никого смешнее нас самих.

На севере, коль есть на свете север,

в стране, которой нет, как нет и нас,

при слове «счастье» сразу возникает

идея благоденствия для всех.

(На меньшее ребята не согласны.)

Мечта о справедливости и счастье,

плюс радость неоконченных гимназий,

соединясь немедленно рождают

великую простейшую идею –

отнять, отнять, отнять – и поделить.

Все боги были некогда бессмертны,

все веры были некогда всесильны,

и был непотопляем броненосец,

что развалился тридцать лет назад.

Обыкновенно дети Робин Гудов

приобретают статус Робинзонов.

И если им случайно подвернется –

не важно – остров или континент –

то на песке, где маленькие крабы

недвижно дожидаются прилива,

они лежат под раскаленным солнцем

в сиянии чужих небес и вод.

Как быстро сохнут сброшенные ризы…

Зачем я здесь, на этом берегу?

_____________________

© Буркун Илья Яковлевич