На российской земле. Стихи

*  *  *

Остановка. Простуженный кашель,

Сигареты и свет фонарей.

Те, кто вырос, не зная шарашек

И колымских лихих лагерей,

Ждут автобуса утром тяжёлым —

Надо ехать – контора, завод,

Институт, поликлиника, школа…

Скоро этот закончится год.

Вы – опора страны и основа.

Вы росли и учились молчать

Под Высоцкого, А. Пугачеву

И невнятную речь Ильича.

Перестройка. Потом — перестрелка.

Поделили до самого дна.

Над страной – над разбитой тарелкой

У шакалов тянулась слюна.

Мы – живые. Не все, но живые.

Ждем автобус – работа не ждет.

Мы не знаем, что будет с Россией –

Скоро новый, тринадцатый год.

На дороге растертая каша –

Снег и соль, как плохой шоколад.

Остановка. Простуженный кашель.

Люди курят. И ждут. И молчат.

              Три сына
Лебеда и полынь на обочине,
Лес берёзовый, спелая рожь.
Здесь когда-то кукушка пророчила:
Ты, мальчонка, до ста доживёшь.
Деревянные стены с полатями,
Лай кудлатых ленивых собак.
Жили-были три сына у матери:
Двое умных, а третий дурак.

     «Здравствуй, мама. Как Лёша и Гришенька? Новый фельдшер-то Гришу смотрел?
Так охота домашней яишенки и картошки, печёной в костре.
Не прокормишь ты борова Борьку-то, пусть зарежет кривой Каленчук.
Тут река на границе – не бойкая, называется Западный Буг,
Ходим берегом, окуни плещутся, часто слышим нерусскую речь.
Перемёт бы… хотя бы подлещика, да границу-то надо стеречь.
Через месяц прощаюсь с ребятами, и домой, в наш любимый Рассвет.
Мама, Нину Орлову просватали? Ты скажи: от Сергея привет.
Посылаю вам ящик с консервами, пусть Гришуха сгущёнки поест».
Ниже дата. Июнь. Двадцать первое.
А на штемпеле значится: Брест.

      «Здравствуй, мама. Спасибо за варежки. Март на Висле – ещё не весна.
Плохо – в бане никак не попаришься, вот вернусь, истоплю докрасна.
А фашистская гнида измучена, гоним гансов, им скоро конец.
Как Гришуха-то? Часто падучая? Всё играет в лошадки, стервец?
Сорок лет дурачине упрямому, как скажу, так не верит никто.
Из Берлина, маманя, из самого привезу патефон и пальто.
Смерть безглаза, для всех одинакова, нынче видел убитых лосей.
Не простынь, без платка не выскакивай. Обнимаю. Твой сын Алексей».

Мужики – не бумажки казённые
Жили-были, да Бог не сберёг.
За иконами – две похоронные
И свидетельства жёлтый листок.
Эпилепсия… Буковки бурые.
Помнишь, сына несла в подоле?
Хорошо дураками и дурами
Век прожить на российской земле.
Заполняет ивняк и черёмуха
Берега неглубокой реки.
Еле слышно, незримо, без промаха
Над кустами летят шепотки:
Кудри чёрные. Бати. Серёгины.
Брови Нины Орловой – углом…»
Лист черёмухи за руку трогает:
«Я родился бы в сорок втором».
«Мой отец – Алексей из Рассветовки, –
Шепчет лесу дорожная грязь.
Не зовёт, не рыдает, не сетует:
«Я бы в сорок седьмом родилась.
С дядей Гришей играли бы в рыцари,
Он бы нас на загривке катал…»
Три бумажки казённые выцвели.
Кроме них – ничего. Пустота.
Три казённых бумажки с печатями:
Всё не то, не о том и не так.
…Жили-были три сына у матери:
Двое умных, а третий дурак.  

*  *  *
Переспела ночь-смородина, в трёхлитровку соберу:
По ночной застывшей Родине пошатаюсь на ветру.

Постою под старой сливою, собачонке вякну: цыть,
Чтоб не думать – ту, красивую, я не в силах заменить.

Чо не так со мной? Не шоркана, без подмазки на щеке.
Лай собачий, тень за шторками – чёрной ягодой в руке.

Полкуста уже обобрано: снег, заборы, лунный свет.
Та красива, да недобрая: жалко болю, не согрет.

Блин, куда гребу ходулями? Загремлю в канаву – стой…
Русь – такая загогулина: любишь – ту, живёшь – не с той.

Русь – такая…ёлы-палы же! Бляха-муха, дрица-ца.
Снег в ночи, любовь без жалобы, без надежды, без конца,

Русь – такая чёрна ягода, не собрать и до зари…
Ковылять до дому надо бы, каши-гречки заварить.

Как такие ночи вынести, соль да снег стирать со щёк?
Я не хуже той блондинистой, да и крашеной ещё.

Нелюбимым – лучше плачется. Ладно, главное – жива.
И кипят в ночи горячие каши, слёзы и слова…

*  *  *

Сегодня праздник. День Единства вроде бы.
Иду к своим знакомым старикам.
Барак, ограда и кусты смородины,
И для растопки деревянный хлам.

– Привет, Ефим. Постой, хоть руки вымою.
Дай, баба Маша, я сама налью.
Он просит каждый раз свою любимую –
«Не для меня». Не отказать. Пою.

Я знаю всё. По пьянке мне рассказывал,
Как не женился, не достроил дом.
В России жизнь ломается указами
Похлеще, чем петровским топором.

Не для меня – орущий в зыбке первенец,
И запах ситца, хлеба, спелых трав.
…А вохровцы – они бывают нервные.
А самокрутка прячется в рукав.

В бригаде похоронной, в общем, выгодно –
Работали за совесть, не за страх.
Полна Россия болями, обидами.
Поставлена вручную. На костях.

«Не для меня». Пою. Боюсь – не вытяну
Высоких нот моей родной страны.
Сплошное «не». Немые и немытые.
Не званые. Не наши. Не нужны.

Мурлычет кот. Стучат на стенке ходики
С привешенным для тяжести гвоздем.
В графинчике наливка из смородины,
Мы наливаем – снова да ладом.

Ворчит старуха: «Ну, дорвался, ласковый.
Ведь девке-то на службу, слышь, Ефим».
«Да это ж послезавтра только, ясонька».
«Тогда и мне плесните заодним».

Какой рассвет сегодня над бараками –
Набивший зоб рябиновый снегирь.
Стрельчихи под таким рассветом плакали
И ехала Волконская в Сибирь,

И падали зэка в постель из ягеля –
Их не разбудит злобный вертухай…
Кровавые раздавленные ягоды
Рассвет, наевшись, сплюнул на сарай.

Мы ночку скоротали – не заметили.
Под солнцем обескровленного дня
Спешу домой. Застыли лужи. Ветрено.
Еще приду. Спою «Не для меня».

Совки

Давай-ка, мой хороший, по одной –
за нас, дурных, а больше бы не надо…
Моя страна натянута струной
от Сахалина до Калининграда.
Сейчас в неё распахнуто окно,
там огоньки, далёкий лай собачий.
Не виноваты водка и вино,
что мы живём вот так, а не иначе,–
вот так – не отрываясь от страны,
гитарно-балалаечного гула…
Играй «Хотят ли русские войны»
и «Журавлей» Гамзатова Расула,
играй, страна!
Добавь смешной тоски:
«Артек», Гагарин, Жуков, батя юный…
Да, мы – совки.
…А дети на совки
В песочнице натягивают струны.
Давай ещё – и по последней, ша!
За Родину, натянутую туго.
За каждого смешного малыша.
За то, что удержали мы друг друга.
Да, перебрали. Улицы страны
дрожат струной, неровные такие…
Споём «Хотят ли русские войны»,
чтоб слышали Берлин, Париж и Киев?
Живёт страна, пока живут совки:
смешные дети, мужики и бабы.
А Господу – подтягивать колки,
стараясь, чтоб не туго и не слабо…

____________________

© Кузьмина Вера Николаевна