Новый год — праздник надежды: словно ощущение, пронизанное светом: новый вал счастливого, неизведанного, кипенно-снежного поднимет, суля…
Здесь остановка.
Жизнь, закрученная вокруг товарно-денежных отношений, отнюдь не всем оставляет место в себе, пусть и не убивая, но обрекая на эскапизм, книжное одиночество, поиски правды – пускай только в собственных психических лабиринтах.
Жизнь очевидно круто закручена вокруг денежного ствола – ныне.
Он серьёзней для нас, нежели ствол древа мирового, неизвестного, не конкретного, эзотерического.
Суета съедает всё время, и условность всякого выигрыша понимается с опытом, когда поздно что-либо менять.
Тем не менее, не всё ещё в жизни обращено в неумолимую конкретику: остаются островки зыбкости, сияющие драгоценным, порой мистическим светом: поэзия, живопись, музыка.
Остаются фундаментальные научные дерзновения, не связанные с избыточностью технологий, сулящих всё новые и новые материальные блага.
Остаются люди, считающие донкихотство – честью, а эгоизм – искривлением души.
Так, что надежда есть – пускай хилая.
Пускай же Новый год вольёт новые силы в надежду, чтобы стала она полноценной и полнокровной, чтобы оправдалась, наконец!
…написав поздравление никому, пожилой человек, выключил компьютер, и зажёг в комнате свет.
Янтарно осветились: шкафы, набитые книгами, продавленный диван, стул, на спинке какого висели различные, ношеные-переношенные шмотки.
В окне за чёрными жилами деревьев мерцали золотисто квадраты окошек соседнего дома… Огромного, как Троя, сказал про себя человек, и усмехнулся, собираясь выйти.
Цели не было – но в определённом возрасте громоздить цели и планы, значит страдать болезненным оптимизмом.
На первом этаже продолжался ремонт: работяги-нацмены вставляли новую, сверкающую полировкой дверь.
Ступеньки были закиданы чудесным снегом – и шёл ещё, шёл: щедрый, декабрьский.
Славно пахло: ароматный воздух, словно виражом, возвращал в детство, где везли ёлку на санках, и пружинили лапы её, а верхушка мелась по снегу.
Лёгкие скрипы сопровождали путь по двору, но потом, на улице расслышать их было уже невозможно – брызгало движение, переливалось огнями, пёстрый, железный змей тёк по проезжей части.
Сверкали, играя соблазнами, витрины магазинов, и стёкла кафе; громоздились многоэтажки, дворы чернели провалами.
Человек шёл, думая, что рядом с ним идёт надежда: тоненькая девушка, которой суждено…
Сложно сказать, что именно.
Но устав носить надежду в собственной душе, логично отпустить её, и представлять такой изящной, умной и тонкой, что качеств этих суммарно хватит, чтобы осилить алчную бездну материального мира.