Драконья республика. Рассказы для детей

ДРАКОНЬЯ РЕСПУБЛИКА

Маленькие дракончики с ещё не окрепшими крылышками, но уже довольно когтистыми лапками предпочитали уютные горные расселины, куда можно было забиться, как в норку, и дремать.

 Дракончики вызревали медленно — не быстрее виноградных гроздьев, и когда норки становились тесноваты, выбирались, и, расправив крылья, пробовали лететь.

— У меня получилось, — хвалился рыженький. — Целых несколько метров протянул.

Зелёный — довольно чахлый — всё вздыхал:

— Что-то никак не могу.

Дракон постарше подлетел, и опустился рядом.

Был он жёлто-зелёного цвета, и даже переливался слегка, будто огромная бабочка.

— Не переживай, — сказал он, — не у всех сразу получается.

Как организована жизнь в Драконьей республике?

Ну, в общем, никакой особой республики нет — есть система гор: весьма обширная, с ниспадающими вниз скалами и вершинами, вздымающимися в облака, и среда этой системы облюбована мирными драконами.

Да, они вполне травоядны, вернее — листоядны, ибо предпочитают в пищу листья деревьев.

Деревья не обижаются.

С ними всегда можно договориться.

— Ничего, — говорят деревья, — нарастим новые листья. Нужно же драконам чем-нибудь питаться.

Драконы разлетаются — каждый по своим делам, но непременно возвращаются на эти горы. Они следят за маленькими — чтобы те вовремя начинали летать — хотя это «вовремя» и не очень определённого свойства, тем не менее, все драконы должны летать, иначе и быть не может.

Как-то раз старшие драконы думали сорганизоваться, и выбрать главного, но из этого ничего не вышло.

Драконы собрались, расселись по вершинам гор, а иные заняли полулежачие позиции.

— Итак, — сказал Огненный шар. — Какие будут предложенья.

Рыжий зевнул, слегка брызнув пламенем.

— Ну, ты и становись главным, — произнёс он.

— Я не могу. Я слишком огненный.

— Тогда давайте выберем Водяного дракона.

Водяной переливался зыбкой синевою, и точно растекался по своей вершине.

— Не-а, — зевнул он. — Ещё утеку ненароком.

Предложили Хвостатого. Тот отказался, боясь запутаться в собственных хвостах.

Драконы стали позёвывать.

Седой и вовсе задремал.

Наиболее активный — Огненный шар — подытожил:

— Ну что? Ничего не выходит?

Другие подтверждающе захлопали крыльями.

— Тогда будет жить равноправно, — сказал Огненный шар. — То есть каждый имеет право высказать своё мнение. Другие, впрочем, имеют такое же право на это мнение внимания не обращать.

С тихим шлепком маленький дракончик вывалился из щели. Или из норы.

— Вот, стоит ли его поднимать? — Спросил Огненный шар.

— Стоит, — сказал Водяной.

— Не-а, — протянул Седой. — Пусть сам поднимется.

Дракончик поднялся, ловко вскарабкался на гору, и снова юркнул в щель. Или в нору.

— Значит, я прав. — Резюмировал Седой.

И драконы разлетелись по своим делам.

А дракончики продолжали вызревать, как виноградные гроздья.

…

Водяной предпочитал уютные водоёмы — вроде больших озёр.

Погружаясь в глубину, он чувствовал себя умиротворённо, и если рыбы удивлялись его появленью, говорил — Не бойтесь. Я не питаюсь рыбами.

И рыбы мирно проплывали мимо.

Водяной опускался на самое дно, и, расположившись там поуютней, размышлял.

Он размышлял о сущности жизни драконов.

Выходило, что она разная.

У меня, думал он, сущность скрыта в воде. Это не хорошо, и не плохо. С одной стороны, я знаю, где она. С другой — никогда её не видел.

И он принимался размышлять, какой она могла бы быть эта сущность — внешне.

Рыбы проплывали, раки шебуршали под корягами.

Вероятно она, предполагал Водяной, чем-то похожа и на рыбу, и на рака.

А у Огненного шара — тут же прерывал он себя — сущность, конечно, огненная, золотистая.

Тут Водяной обычно принимался дремать, ибо чрезмерная активность Огненного шара действовала на него угнетающе.

А Огненный шар в это время парил над лугами и полями.

От него летели хлопья и брызги света.

Я и сам не знаю — кто они: брызги или хлопья, думал он; вероятно — и те, и другие.

Ему нравилось давать дополнительный свет — такой золотистый, такой загадочный.

Разные существа — жившие на земле, и только на земле, видели эти световые сгустки и резвились в них, и Огненный шар радовался радости этих существ, и не подозревавших о его существовании…

Седой позёвывал на вершине скалы.

Ему привычно было находиться тут, да и возраст подсказывал, что местечко пониже — уже не для него.

Шуршание внизу его совершенно не беспокоило.

Камни осыпаются, наверно — и он зевнул.

Но из щели показалась рожица дракончика.

Чёрненькие глазки сверкали, а на остриях крылышек серела пыль.

— А это ты, малыш, — сказал Седой.

— Чхи, — ответил дракончик. Вернее — чихнул. — Пыльно там.

— Тебе уж летать пора, — заметил Седой.

— Никак не получается.

— Ничего. Главное не сдаваться.

Огненный шар, мерцая золотисто, возвращался.

— Вот смотри, — сказал Седой. — Думаешь, у него сразу получилось?

— А нет?

— Конечно, нет. Тоже падал. А видишь, как теперь летает.

Дракончик выбрался из щели.

Крылышки его встрепенулись, и он…

— Надо ж, — заверещал он радостно. — Лечу, лечу.

Он сделал круг, и вернулся к Седому.

— Получилось! — гордо сказал он.

— Конечно. — Ответил Седой. — Хотя я тебя слегка и обманул. Огненный шар никогда не падал.

— А разве… — начал было дракончик.

— Конечно, конечно, — опередил его Седой. — Обманывать нехорошо. Но иногда, видишь — на пользу.

— А теперь, — продолжал он, — придумай себе дела, и лети.

— А разве дела не сами находят нас?

— Нет, конечно. Их надо придумать.

И дракончик полетел придумывать себе дела.

…

Так жили они — по-разному, но объединённые своей драконовой — не страшной вовсе, листоядной сутью.

 

ИЗ ЖИЗНИ МЫСЛЯЩИХ ГРИБОВ

1

Колония розоватых, с нежной просинью, переходящей в фиолетовые отливы, грибов.

Колония у подножья гор — тёмных и мрачноватых.

И — только им, грибам, представителям этого маленького сообщества, — известно, что они мыслящие.

Не так, как люди, разумеется, по-своему, с лёгким шелестом интуиции и размытыми представленьями о данности.

Главный гриб чуть больше прочих — он поднимается — не сильно возвышаясь, однако, — надо всеми, и познанья его отличаются большим объёмом.

— Некогда, — точно ветерок речь его, — мы занимали более серьёзные позиции, и даже родственники наши — летучие грибы — отмечались в дальних углах мирозданья…

— Где это — мирозданье? — спрашивают грибы помоложе, у края колонии.

— Мироздание — отвечает Главный, — оно отчасти везде, отчасти только тут, где находимся мы.

— А мы находимся? — интересуется один — почти уже совсем фиолетовый от старости.

На него падает внезапный луч, и ясно становится, что гриб сей — тоже розов, как собратья.

— Находимся, — уверенно отвечает Главный. — Если мы есть, то значит и находимся.

— А почему мы всегда на одном месте? — спрашивает молоденький гриб, грибчёнок в сущности.

— Таково наше предназначение, — отвечает Главный. — Мы должны быть, постоянно занимать место, у нас только по одной ножке, но зато — она прочная, и не допускает праздной ходьбы.

Гриб, прозванный Спорщиком, возражает — Что хорошего в этом вечном стоянье? Вот если бы мы были шагающей колонией, тогда — да, интересно. А так…

И лёгкий шелест проходит по грибам, и они вспыхивают — то синевато, то фиолетово.

Тень ложится на них — некто покинул пещеру в горе, некто — возможно страшный и грозный, но грибам это безразлично, ибо никто никогда не покушался на их колонию.

Тень шевелится, растёт.

— Это дракон, — восклицает Спорщик.

— Дракон? — слышен шёпот — маленький, как и издающие его грибчата. — А кто он?

— Дракон — это дракон. — Раздаётся над ними, и чёрный телесный массив нависает громоздко.

— Ты можешь нас слышать? — интересуется Главный.

— Ну да, — отвечает дракон. — Ведь вы же можете слышать меня.

— А чем питаются драконы? — опасливо интересуется один из грибов.

— Не беспокойся, — отвечает дракон. — Уж точно не грибами.

Тень его качается, колышется, и дракон говорит — Ну ладно, я полетел.

Он взмывает в воздух, расправив кожистые крылья.

— И почему грибы не умеют летать? — вздыхает гриб Мечтательный.

— Вот недаром назвали тебя Мечтательным. — Недовольно говорит Главный. — Вечно твои фантазии. Грибам не положено летать. Коли они взлетят — это будут уже не грибы.

— А я хочу, хочу, — взрывается Мечтательный. 

Он пробует помахать краями шляпки, как дракон — крыльями, но ничего не удаётся, ножка плотно держит его.

— Вот видишь, — подытоживает Главный. — Вовсе нам не надо летать.

И вся колония озаряется синевато-фиолетово, потом снова становится розовой, похожей на пену.

Нужно, нужно взлететь, — напряжённо размышляет Мечтательный, — а то, что это за жизнь — на одной ножке.

Раз, дождавшись ветреного порыва, он высунулся из общей массы, будто выкрикивая — Вот я! Вот он я!

И — надо ж такому случиться! — ветер подхватил его, закружил, завертел.

Лечу! хотелось кричать Мечтательному, но прочие грибы и не смотрели вверх — зачем им изгой? Грибам положено стоять: всегда на одном месте, всегда на одной ножке…

А Мечтательный… ну, понятно, что ничем хорошим не мог завершиться его полёт.

Так живут грибы — убеждённые в своей необходимости, которую, если надо, сможет обосновать Главный.

Но им не надо.

Гораздо интереснее просто жить — быть тем, кем родился, и не слушать капризы всяких там Мечтательных.

2

И всё же маленькие, растущие по краю грибы — вернее, грибчата, — порой выказывали недовольство Главным.

— Мечтательный, — говорили они, — всё же попробовал изменить хоть что-то…

Тихий шелест пробегал по шляпкам.

— Да, да, — подтверждали другие грибчата. — А Главный только всё объясняет.

— Что толку в его объяснениях, если мы хотим… — твердили вторые.

— А чего мы хотим? — спрашивали третьи.

Главный в это время читал нечто вроде лекции о галактических грибах.

— Это — наши дальние родственники, — вещал он. — Отголоски космического есть и в нас.

— Как так есть? — спрашивали другие грибы. — Тогда выходит Мечтательный был прав.

Тут вступил Спорщик:

— Нет, мы не можем быть связаны с космическими грибами. Просто потому, что нам не дано летать.

В рядах грибчат тонкий, трубчатый шелест завернулся островками.

— Вот, — сказал один грибчонок другому, — и другие думают о полётах.

Главный шикнул на разошедшихся соплеменников.

— Вы не понимаете, — продолжал он, дождавшись тишины. — Века проходят, меняется суть всего, в том числе и грибов. Галактические грибы становятся заземлённей, в конце концов. Просто оседают такими колониями, как мы…

— Значит, есть и другие колонии? — спросил Спорщик.

— Полагаю — да. — Отвечал Главный. — Но нам не дано узнать это точно.

— А мы хотим! — заверещали грибчата.

— Мало ли, кто что хочет, — строго заметил Главный.

И тут — замелькали странные тени — оливковые, фиолетовые, зеленоватые.

— Кто это? — разом спросили грибчата, Спорщик и другие грибы.

Главный замер, не зная, что ответить.

— Мы — галактические грибы, — послышалось сверху.

— Вот это да! — восхитились грибчата. — Значит, вы и впрямь существуете.

— Ну не вкривь же нам существовать, — донеслось также сверху, но тени оставались тенями.

— А вы не можете стать поотчётливей? — поинтересовался Главный.

— Нет-нет, мы не можем сойти с орбиты.

— Тогда, зачем же вы беспокоите нас? Ваших скромных земных сородичей…

— Просто мы услышали ваши сомненья и решили разрешить их. Вот, вы видите наши тени, то есть знаете, что мы есть…

— И как там, в космосе? — поинтересовались грибчата.

— Здорово, — отвечали тени. — Много всего фиолетового, лилового и разного.

— Вот, — обиженно закричали грибчата, — там много всего, а мы всегда должны оставаться здесь.

— Мы собственно и ради этого тоже проявились — объявить вам, что вам совсем не надо рваться полететь.

— А Мечтательный?

— Мечтательный — это исключенье. У него была особенная шляпка, и он не погиб, а растворился в струях ветра.

— Вот как? — спросил Главный с сомненьями.

— Именно так. Но это была — судьба Мечтательного.

— А наши? — поинтересовались грибчата.

— Ваши — стать взрослыми грибами, и найти себя в том, что вам дано…

И тени, помелькав ещё немного, исчезли.

А грибчата успокоились, и перестали ворчать, ожидая, когда они вырастут и станут взрослыми грибами…

3

Иногда грибы испускают тонкие серебряные дуги, и тогда над их колонией повисает приятное, мерцающее облако.

Это бывает редко — когда все грибы согласны между собою, и Главный не то спит, не то погружён в себя — не поймёшь.

Но грибы умеют испускать эти дуги и по отдельности.

Как-то раз Спорщик, задумавшись о сущности грибного бытия, испустил дугу повышенного мерцанья, она повисела в воздухе, превратилась в забавный зигзаг, и исчезла.

— Ух ты, — воскликнул его сосед — Трубчатый. — А ещё раз так сможешь?

— Что смогу? — спросил Спорщик.

— Ну… такое изобразить? 

— А что я изобразил?

И Трубчатый понял, что Спорщик и сам не знает, как у него вышла такая замечательная дуга.

Он описал её Спорщику, и они подивились вместе.

— Сейчас, подожди, попробую. — Спорщик напрягся, но над его шляпкой поднялось только крохотное сиреневое облачко.

— Не то, — разочарованно сказал Трубчатый.

— Сам вижу, — огорчённо ответил Спорщик. — Попробуй ты.

— А у меня всегда получаются не дуги, а нечто вроде трубок.

— Ну да, ты же Трубчатый.

Серебряная трубка взвилась в воздух и растаяла.

Они ещё поупражнялись, но всё было не то.

— Что это вы делаете? — заинтересовались грибчата.

— Да так, — ответили загадочно двое. — Играем.

Грибчата тоже выразили желание поиграть.

И по окраинам грибной колонии замелькали разноцветные искры.

— Вы ещё маленькие, — сказал Трубчатый. — Подрастёте — будут вполне приличные дуги.

— Или трубки, — добавил Спорщик.

Грибчата ещё немножко поиграли искрами, и успокоились.

— Интересно, — спросил один грибчонок соседа, — а искры разумны?

— Пожалуй, да, — ответил тот. — Ведь они умеют летать. Если бы они не были разумны, то как бы им это удалось?

Главный басовито зевнул.

— Что там у грибчат? — поинтересовался он.

— Спорят, — меланхолично заметил Спорщик.

— Разве у нас ещё кто-то, кроме тебя, любит спорить?

— Тебе видней. — Отвечал Спорщик. — Ты ведь Главный.

— Эй, грибчата, — отнёсся Главный к детворе. — Что у вас там?

— Уже ничего, — ответил один. — А до этого левый грибчонок спросил меня, разумны ли искры.

— Разумны, — уверенно ответил Главный.

— И мы пришли к такому же выводу.

И над колонией повисла тишина.

Может быть, грибы заснули, а может самоуглубились — основательно, надёжно…

4

Хоть и решено было, что лучше просто жить, а не подражать Мечтательному, но нет-нет, кто-нибудь и вспоминал его.

Однажды Трубчатый заметил — 

— Во мне столько трубок, что только и остаётся взлететь.

Надо добавить, что грибы были устроены несколько различно. Все — на основе крохотных трубочек, но у одних их было больше, у других меньше.

— Совсем необязательно взлетать, — заметил Спорщик соседу. — Вполне достаточно просто дуть в эти трубки.

— Дуть? — переспросил Трубчатый.

— Ну да.

— И что будет?

— Вероятно, музыка. Попробуй.

И Трубчатый попробовал.

Верно, получилась довольно нежная музыка.

Все слушали её охотно, и когда Трубчатый перестал дуть, грибчата зааплодировали шляпками.

Так, Трубчатый обрёл призванье, а грибы — музыку.

…

Музыка летит над колонией грибов. Нежная, она переливается, играя оттенками. Потом, когда она замолкает, серебряное облако, мерцая дивно, поднимается, кидая блики на чёрную гору, некоторое время висит над суммой шляпок, и исчезает в воздухе…

А разумная грибная колония продолжает жить своей жизнью.

 

СКАЗКИ ГОРНОГО КОРОЛЯ

Горный король очень любил рассказывать сказки.

Это был старый, седобородый король, давно не знавший, кто относится к его подданным, кто нет.

Он был рад, даже если собирались слушать горные белки.

— Вот, — начинал он, — вы не знаете, наверно, что ваш род идёт от пушистой ветки.

И король лукаво улыбался.

Белки качали головами, головы у горных белок крупнее, чем у белок лесных, обычных.

— Некогда, — продолжал король, — росла пушистая ветка. Вы спросите как? Она росла просто — без ствола, без сучьев, сама по себе. Она росла на склоне горы, и была одинокой-одинокой.

— Как ты? — спрашивали белки.

— Как я, — подтверждал король. — И тогда, — продолжал он, — она подумала, а как бы сделать так… В общем ей захотелось произвести маленьких, пушистых существ.

— Как мы? — спрашивали белки.

— Именно, — подтверждал король. — Она долго ждала подходящего ветра. И вот, когда случился соответствующий порыв, она разроняла свои пушинки. Пушинки, легко касаясь земли, превращались в маленьких бельчат, а из них потом вырастали белки. И вот — вы есть.

И белки, обладая теперь знаньем своей истории, разбегались.

А король принимался ждать новых слушателей.

Они приходили.

Это могли быть… Тролли, к примеру.

— Почему мы такие? — спрашивали они короля.

— Вы могли бы быть другими, — отвечал он. — Но — я не помню почти уже тех времён — далёкий ваш предшественник оскорбил фею Осбору. Она была доброй вообще-то, но тут рассердилась почему-то.

— А что — феи никогда не сердятся? — спрашивали тролли.

— Вообще-то нет. Но Осбора рассердилась. И заколдовала ваш народец. Она сделала так, что пока все тролли не станут добрыми и ласковыми, носить им эти личины.

И тролли принимались разглядывать друг друга. Они были довольно уродливы — все в наростах, пупырках…

— Что ж нам теперь — искать Осбору?

— Зачем? — улыбался король. — Просто становиться добрыми и ласковыми.

И тролли — уходили — становиться добрыми и ласковыми.

Однажды к горному королю пришёл рыцарь. Он был — как и полагается рыцарю — в латах, с копьём и щитом.

— Ты хотел послушать сказку? — спросил король.

— Нет. — Ответил рыцарь. — Я хотел убедиться, что ты существуешь на свете.

— Почему моё существование вызывает у тебя сомненья?

— Потому, что тот, кто рассказывает сказки, сам становится сказочным персонажем.

— А ты знаешь, к примеру, историю своих лат?

— Никакой истории нет, — отвечал рыцарь. — Просто я купил их…

— Э, нет, — отвечал король. — Они были рудой. Долго, долго — века, о которых ни ты, ни я не имеем представленья. А потом им скучно стало — и вот они вышли жилой на свет, и попали в руки мастера. А далее мастер, разбудив душу в этой жиле, выплавил из неё металл, и, играя и сверкая под его руками, металл обратился в твой щит…

— Да, — покачал головой рыцарь, — а копьё, наверное…

— Точно так, — отвечал король, — копьё соскочило со ствола, выпрямилось, и, получив весть в виде острия, попало к тебе.

— Теперь я убедился, что ты не существуешь, — сказал рыцарь. — Ибо разве может реально существующий человек верить в то, что…

— Конечно, — подтвердил король. — Я не существую. Как не существуют облака и горы, когда ты их не видишь…

И рыцарь, покачав головой, отправился по своим делам.

А к королю спустилось облачко — нежно-молочное, с курчавыми краями.

— И я есть в твоих сказка, король? — спросило оно.

— Конечно — отвечал король.

— И…как же?..

— Очень просто, — как всегда улыбнувшись, заговорил король. — Жила-была некогда горная белка — тихая и маленькая. Она отличалась от прочих горных белок — ибо была белого цвета. Белки — как тебе известно — хоть и называются белками — но имеют совсем не белый цвет. Эта же была белой, молочно — белой, и курчавой. Отчего я такая? Думала она. Отличаться от других совсем не просто, ибо эти другие будут удивлены, что ты не похож на них, и от удивления могут не взять тебя в компанию. И действительно — белочку не брали. Сначала она переживала, но потом привыкла к одиночеству, полагая, что так тому и быть. Она привыкла жить одна, и ей это неплохо удавалось. Но однажды, она взглянула на небеса, и увидела облака. Вон мои родственники! Поняла белочка. Она легко подпрыгнула, и полетела. Другие белки, видевшие это, покрутили лапками у головок — мол, ненормальная какая-то. А белочка летела — и была совершенно счастлива. Потом она стала облачком — то есть тобой, и поняла, что небо и есть её родная страна.

— Значит я, — спросило облачко, — прошлая белка?

— Почему прошлая, — улыбнулся король. — Разве ты не можешь сделаться похожим на белочку?

— Вполне, — улыбнулось облачко ответно.

Оно стало похожим на белую белочку — и отправилось восвояси.

А король услышал — 

— Всегда интересовалась, что такое свояси.

— Свояси, — отвечал король неизвестно кому, — у всех бывают разные. У меня одни, у тебя другие. Ты кстати кто?

— Не знаю, — послышался голос. — Сперва думалось, что я козявка. Но козявки совершенно не такие. Потом, мне казалось, что я — говорящий камешек. Но таких просто не бывает. Так что я не знаю, кто я…

— Раз не известно кто, тогда может быть, известно откуда?

— А, это известно. — Голос был мягок и тонок. — Я выпала из твоих сказок. Или выпал, не знаю, как будет правильно.

— Тогда, — предположил король, — может быть, ты хочешь назад.

Молчание повисло, мерцая серебряно.

— Пожалуй, — послышался ответ.

— Только… — протянул король, — я и сам не помню своих сказок…

— Это ничего, — прозвучало в ответ. Представь мысленно сказку про белочек, я и прыгну в неё.

Так и сделали.

Король хотел поинтересоваться, как там, да сообразил, что интересоваться теперь не у кого.

Куст возле него зашевелился.

— Ты хочешь послушать сказку? — спросил король.

— Я сам кому хочешь расскажу, — ответил куст, помахивая веточками, как лапками. — Я ведь сказочный куст.

— Тогда почему же ты растёшь в яви?

— А я и такой, и такой. Сказочный и настоящий.

— Пожалуй, — предположил король, — нам будет неинтересно с тобою. Раз мы так похожи.

— Почему похожи? — возразил куст. — Как, например, ты видишь вон то облако.

— Я вижу его похожим на короля.

— А я — на куст.

И куст засмеялся. Вернее, издал своеобразный звук, вполне сошедший за смех.

— Может быть, ты и петь умеешь? — спросил король.

— А то, — бодро ответил куст. И запел:

Ла-ли-лу-ла-ла-ла-ла,
Вот у всех своих дела,
У меня же никаких,
Бура-шура-тура-тих.
Знай, стою себе пою
У ущелья на краю,
Не сорваться мне туда
Ни за что и никогда.

— Весёлая песенка.

— Весёлая. — Подтвердил куст. И добавил — Только требует много сил. Так, что я посплю.

И он заснул — что не сказалось никак на его внешности.

Пусть спит, думал король, зная чётко: чего только не бывает на свете: говорящие кусты, странные рыцари, разговаривающие облака.

— Ты ещё про меня забыл, — послышалось.

— Надеюсь, — сказал король, — ты знаешь, кто ты.

— Ещё бы. Я камень. Вот я лежу у твоих ног, и умею читать мысли. Ты ж думал — чего только не бывает, а про меня забыл.

— Не хочешь ли…

— Нет-нет, спасибо, — отвечал камень вежливо. — Я сам знаю много сказок. Ведь они у тебя, как мысли, а я умею их читать.

— Тогда зачем же ты вступил в разговор?

— Просто, чтобы ты меня не забыл.

— Теперь не забуду, — пообещал король.

И камень замолчал.

А король стал ждать новых слушателей для своих коротеньких-коротеньких сказок…

 

ПЛАВАНИЕ

Значит, в плаванье отправились не зря.

Нет, не зря.

Первым встретился задумчивый остров.

Он поднимался из воды нечётко, будто мерцая, и больше напоминал облако, чем остров.

-Можно причалить? – спросил один из детюнцов.

Ибо в плаванье отправились именно детюнцы.

-Не-а, — ответил остров.

-Но ведь вы же остров? – поинтересовался любопытный детюнец. – Значит, к вам необходимо причалить.

-Нет-нет, — ответил остров. – Я совсем не остров. Я – воплощённая задумчивость.

-Как так?

-А так. Лежу себе на воде, думаю…

-О чём же?

-О задумчивости. О чём же ещё?

-А что будет, если мы всё же попробуем причалить? – спросил настырный деюнец.

-Ничего. Впрочем, может быть, я исчезну.

Детюнцы попробовали – они подошли поближе к острову, и… он исчез…

На месте его было ровное место.

Вернее – водное.

Детюнцы поплыли дальше.

Кораблик их нёсся легко и свободно, ему не нужен был ветер, хватало одного желания детюнцов плыть.

-Всё же интересно, — сказал один, — место ровное, или водное?

-И такое, и такое, — ответил второй.

Тут из воды высунулась голова с усами.

Была она большая – напоминала и голову осьминога, и голову щуки, и ещё…

-Да, кого-то ещё напоминает, — сказал один из них.

Голова зевнула.

-Съесть что ли вас? – спросила она, глядя на кораблик.

-Вот уж незачем! – заверещали детюнцы разом. – Что ж вам под водой и есть нечего?

-А я не особо подводная голова, — отвечала голова, помаргивая. – Мне кажется, я свалилась с воздуха. Впрочем, может быть, это мне приснилось.

-А есть ли у вас туловище? – спросил один из детюнцов.

-Не-а, — ответила голова. – И есть мне в принципе не нужно. Просто охота чем-то себя занять.

-Тогда – поныряйте, — предложил детюнец.

-Идея, — воскликнула голова, улыбнулась и нырнула.

-Ну, и что будет дальше? – ни у кого спросил настырный детюнец.

Воздух сгустился, и показалась мерцающая пластина.

-Глядите, глядите, это, наверно, летающий город.

Пластина замерла над их корабликом, бросая лиловую тень.

-Не-а, — послышалось. – Вовсе не город. Это я – мерцающая пластина.

-Просто пластина? – уточнили детюнцы.

-Почему просто? – обиделась пластина. – Не просто, а мерцающая.

Она повисела ещё немного, мерцая и вращаясь, и отправилась… в общем, куда-то отправилась.

-Надо было спросить её, где живут такие пластины.

-Где б ни жили – она едва ли бы нам ответила.

Новый остров появился.

Был он основателен, скалы вздымались на нём и виднелись деревья.

-Этот точно не исчезнет, — уверенно сказал детюнец.

Они причалили и сошли.

-Никого, — констатировал любопытный.

-Нет, вон кто-то есть, — сказал настырный.

С лёгким щелчком из воздуха появился кто-то вроде гномика…

-Ой, — воскликнул детюнец, — ты даже меньше нас.

-Ещё б, — с гордостью ответил некто. – Я ж исчезающий карлик.

-То есть ты появляешься и исчезаешь?

-Ага. Но при этом ещё уменьшаюсь в росте.

-А чей это остров?

-В принципе, — ответил карлик задумчиво, — здесь много таких, как я. Так, что, наверно, это остров исчезающих карликов. Впрочем, — тут же добавил он – может, это я сам так быстро исчезаю и появляюсь, что никаких других карликов и нет.

И он исчез.

Потом появился.

Потом исчез.

В общем, детюнцы поплыли дальше.

Внезапно сквозь палубу их кораблика потянулись ветви.

-Ой, — запричитали детюнцы, отскакивая, — что это?

На ветках зашевелились листья, под ними оказались то груши, то вишни, а сбоку вынырнула голова.

-Это я, — сказала голова. – Донырялась.

-Как так? – спросили детюнцы.

-А так, — ответила голова. – Ныряла я ныряла… и вдруг у меня выросло туловище. Да такое, что и не знаю, куда девать. Вот решила прорасти к вам.

-А назад можешь? – спросил один из детюнцов несколько испуганно.

-Ну, — ответила голова, — если вы не хотите ни вишен, ни груш – могу.

-Ой, хотим, хотим, — всполошились детюнцы.

И они стали рвать вишни и груши, есть их, и были довольно.

-У меня груша со вкусом креветки, — сказал один.

-Ещё бы, — ответила голова. – Это же водные груши.

У одного из детюнцов вишенка превратилась в рыбёшку, и выскользнула за борт.

Потом голова собрала своё туловище, и, объявив, что она ещё поныряет, исчезла.

Детюнцы плыли дальше.

Они вступали в диалог с ветром – который оказался очень воспитанным, много знающим ветром, общались с летучими рыбами, выходили на грибных и поросячьих островах.

Они радовались.

-Нет, не зря мы отправились! – говорили они.

А потом они утомились – и вернулись домой.

 

ДЕТЮНЦЫ

Значит, это страна детюнцов.

Детюнцы очень милые, крохотные такие созданья – поют, пляшут, скачут…

У них есть своя страна, и в неё всё маленькое, карамельное, леденцовое, ибо детюнцы очень любят сладости.

Сладости и шалости.

У них нет старших – да они и не нужны им, ибо детюнцы знают меру в шалостях.

Порой, правда, они объедаются сладостями, но это не страшно – попрыгают немного и всё пройдёт.

Вот группа прыгунов. Прыгунов-детюнцов.

-Кто взлетит выше? – выкрикивает один.

И детюнцы давай скакать.

С высоты интереснее видны маленькие заборчики, окружающие домики.

Но детюнцы прыгают вновь и вновь, стремясь долететь до бабочек.

-В прошлый раз, — говорит один, — я допрыгнул до воробья.

-Не может быть! – восклицают другие.

-Не может – а было! – утверждает детюнец, ловким прыжком рассекая воздух.

Бабочки – разноцветные и красивые – пролетают мимо.

Детюнец – один из – подпрыгнул так, что коснулся головой малинового крыла.

Бабочка вздрогнула, но полетела дальше.

-Достал, достал, — кричит детюнец, делая мелкие подскоки.

-А я сейчас до лимонницы допрыгну, — утверждает другой детюнец, и подскакивает – подскакивает снова и снова, пока не касается крохотной лапкой жёлтенького крыла.

-Вот, получилось, — говорит он, демонстрируя лапку, измазанную в пыльце.

-Здорово, — восхищаются другие.

Потом им надоедает прыгать, и они принимаются за сладости.

Сладостей много – карамельные сердечки  и малиновые кружочки, пряничные завитушки и засахаренные дольки, лакричные птички и воздушная вата.

-В прошлый раз, — говорит один детюнец, — в карамельном сердечке мне попалась исполнялка.

-Неужели? А мне никогда не попадалась, — жалуется другой детюнец.

Исполнялка – это такая крохотная дудочка, дунь в неё – и исполнится, что пожелаешь.

Например, сладостей станет больше.

Или сможешь выше прыгать.

Детюнцы отщипывают кусочки ваты, отламывают края пряников, сосут леденцы.

Однажды – в гостях у одного из них, — они немножко увлеклись и съели частично стены пряничного домика.

Но ничего – восстановили потом.

А вот это – группа готовящих детюнцов.

Домики у них побольше других, и сами детюнцы посерьёзней.

Они редко бегают, прыгают, охотятся за букашками, но – постоянно готовят.

Они формируют пряники и варят леденцы. Они изготавливают причудливые, вкуснейшие конфетки, и изобретают новые формы печенья.

Они выращивают сладкую траву и карамельные цветы.

-Всё, что хотите, — говорят эти детюнцы. – Шалости шалостями, но сладости поважнее.

В домиках их вечно что-то булькает, варится, кипит.

Они добавляют красители, смешивают разные компоненты, подслащивают, помешивают.

Выходят замечательные съедобные вещи.

И все детюнцы довольны.

…

Детюнцы вообще в основном довольны.

-А что же быть недовольными? – рассуждают они. – Солнышко блещет, травка растёт, сладости всегда найдутся и для шалостей времени хватит.

Вот они и довольны, и улыбаются – хитровато иногда.

-Догони! – кричит один детюнец и кидается наутёк.

И другие с гиканьем бегут за ним; они огибают группу прыгунов, вновь развлекающуюся прыганьем, минуют домики готовящих детюнцов, мчатся и мчатся… Им весело. Они бегут гурьбой, и гурьба отделяется от них и бежит рядом.

-Привет, гурьба! – кричат детюнцы.

-Привет, детюнцы, — отвечает гурьба.

-Ты куда? – интересуются детюнцы.

-Да так, пробежаться. – Отвечает гурьба.

-А мы за тем вот… Или не за ним?

Тот детюнец, который крикнул – Догони, — уже давно смешался с другими, и выяснилось, что они бегут – просто потому, что бегут.

-А это и главное, — подытоживают детюнцы хором – бежать, чтобы бежать.

Философов нет среди детюнцов.

О чём им философствовать?

И так всё ясно.

-Подсластимся? – спрашивает один другого.

-А то, — отвечает тот.

-У тебя или у меня?

-А всё равно.

И они идут сластиться в гости.

Столик легко вздрагивает и выбрасывает на поверхность массу карамелек, маленьких съедобных коровок, курчавых груш – есть у детюнцов и такая сладость.

Детюнцы – повосхищавшись для порядка возможностями столика – усаживаются вокруг него, и начинают наворачивать.

Бывает в окно заглянет какой-нибудь ещё детюнец.

У него может оказаться при себе банка ромашкового варенья, а может и ничего не оказаться.

Его приглашают тоже.

Вместе сидят и сластятся.

-А вместе интересней, — говорят детюнцы.

Ни границ, ни каких-либо опознавательных знаков у их страны нет.

Думали было выдумать герб – да не решили, что изобразить – карамельки, леденцы, курчавые груши.

Груши эти растут на тоненьких стеблях, и когда созревают покрываются чем-то курчавым, что на вкус напоминает сладкую траву.

В общем остались детюнцы без герба, о чём они ничуть не жалеют.

И флага тоже нет у них.

Хотел один детюнец сшить флаг, да другие спросили – к чему?

-Мы ж сами знаем, где наша страна. А другим не надо.

Верно, зачем не-детюнцам приходить к детюнцам? Ведь не будут же не-детюнцы скакать, как детюнцы? Не оценят курчавые груши, да и совместное подслащиванье едва ли им понравится.

И вот кружится хоровод весёлых детюнцов, и видно, как взлетают детюнцы-прыгуны, а готовящие детюнцы всё у котлов, и не хочется им ни бегать, ни прыгать, ибо их счастье – в готовке.

Хоровод кружится, кружится, расширяется слегка, вертится вокруг ромашек, или других каких-нибудь цветов, переливается улыбками.

Детюнцы машут лапками и начинают скакать.

Скачут они весело – через скакалочки, не толще нитей, друг через друга, через соломинки.

-Я больше через соломинки люблю, — говорит один.

-А мне скакалка нравится.

В общем, у детюнцов разные вкусы.

Из окон домика готовящего детюнца лезет розоватая пена.

-Ух ты, гляди. – Останавливаются двое проходящих. – Что это такое?

Детюнец выскакивает из домика.

-Сладкая пена убежала, — кричит он. – Идите, помогите собрать.

-А как? – спрашивают.

-Известным образом отвечает.

И детюнцы, вооружившись ложками, собирают пену – в себя. Она как раз вмещается – розоватая, сладкая.

-Чудесно, — подытоживают детюнцы, улыбаясь.

А вот детюнцы скачут вокруг мяча

Один из них, причём,  прыгает на нём, как на батуте – ловко, весело.

Другие скачут вокруг.

Оп-ля, оп-ля.

И мяч тоже скачет, взлетает, и всё крутится, пружинит, и солнышко смеётся.

Потом другой детюнец заберётся на макушку мяча, и будет там подлетать – как на батуте.

А то ещё детюнцы кидаются ловить букашек.

Один кричит – Лови букашек! – и все кидаются.

Букашки, посверкивая спинками и подрагивая усиками, прячутся – кто в траву, кто в норку, кто под корешки.

Тогда детюнцы, заметив, куда юркнула букашка, начинают её уговаривать вылезти.

Сулят ей сладости.

Но букашки не вылезают – зачем им сладости детюнцов? У них – букашек – есть свои собственные сладости.

И вдруг один детюнец кричит радостно – Поймал! Поймал!

Он бежит, сжимая в лапках розоватую или сиреневую букашку, и гордо показывает всем.

Другие детюнцы собираются вокруг, разглядывают трофей, трогают забавные усики, а потом… потом они её, конечно, отпускают.

И идут сластиться.

…

 Так вот и живётся детюнцам.

Сладко и весело.

И вырастать им – совершенно не обязательно.

 

ЛЕСНЫЕ ИСТОРИИ ДЕТЕКТИВНОЙ БЕЛКИ

Пролетавшая сорока обронила золотое пёрышко.

Плавно спланировав, оно замерло в траве, и, полежав некоторое время, обратилось в цветок необыкновенной красоты, который сорвал спешащий по своим делам заяц.

Подарю кому-нибудь, подумал он… В любом случае такой цветок всегда пригодится.

Детективная белка, жившая в уютном дупле, наблюдала всю сцену – и падение пёрышка, и превращенье оного в цветок, и похищенье цветка зайцем…

Так-так, думала она, значит, что-то происходит. Что-то, сулящее последствия.

Последствия, знаете ли, такая непредсказуемая вещь…

Заяц сам не понял, как цветок в его лапках обратился в камешек, а поскольку камешек некому подарить, заяц просто отбросил его, так как спешил к хозяину лабиринта – на приём.

В лабиринте была уютнейшая гостиная, и хозяин его, которого никто не видел, собирал иногда зверей.

И зайцы, и лисы, если их приглашали вместе, не враждовали, но угощались разнообразными закусками, пили чай, слушали музыку.

И сегодня как раз был день приёмов.

Огни мерцали в лабиринте – чтобы приглашённые не заблудились, и они шли на эти огни, и оказывались в обширной комнате, где были накрыты столы.

Морковка и укроп, сельдерей и прочая зелень, варенье, мёд и другие яства были на столе, и звери размещались, сверяясь с карточками, и принимались пировать.

Голос хозяина лабиринта зазвучал:

-Пируйте, пируйте, но – не забывайте про золотое пёрышко.

Звери замерли.

Заяц даже забыл догрызть морковку…

-Что это за пёрышко? – стали переговариваться они. – Кто-нибудь знает про него?

Но никто не знал.

-Как же, — послышался голос хозяина, — вы не слышали про пёрышко, которое может обращаться во что угодно?

Тут откашлялась белка – орехи были вкусны – и сказала:

-Я видела из дупла неожиданно быстро выросший цветок. А поскольку мне случалось проводить расследования – и пропавшего горшочка мёда, и исчезнувшей птичьей норы – я подумала, что это неспроста. Цветок переливался многими красками, и заяц (тут заяц поджал уши) сорвал его. Что он с ним сделал дальше – я не знаю.

-Итак, — раздался голос хозяина, — значит, заяц знает, что произошло?

-Я? – воскликнул заяц. – Нет-нет, я просто сорвал цветок, думая подарить его кому-нибудь. Но цветок превратился в камешек, и я выбросил его, не зная, что с ним делать.

-Так, — задумчиво произнёс голос. – Значит, надо было пригласить сороку. С неё всё началось.

-Что, что началось? – забеспокоились звери.

-Нечто, — сообщил голос. – Я доверил ей быть хранительницей волшебного пёрышка, а она, стало быть, потеряла его. Куда это годится?

Сорока в этот момент опустилась на сук, думая, почему её никогда не приглашают к хозяину лабиринта. Тетерев был, глухарь был, иволга, а я? думала она.

И тут она заметила нечто, блеснувшее в траве. Спустившись, решила клюнуть – вдруг что вкусное, но это нечто, как-то странно перевернувшись в воздухе, легко легло в её оперенье пёрышком.

Интересно как, подумала сорока, забыв и про лабиринт, и про его хозяина, поднимаясь в воздух и отправляясь по своим делам.

А в лабиринте в это время голос произнёс:

-Вот, теперь всё в порядке. Пёрышко вернулось на своё место. Можете дальше пировать спокойно.

И звери продолжили пировать, обсуждая, что это за пёрышко такое…

-Нора, — болботала сорока. – Представляешь, я построила нору в воздухе, уютную такую нору, и она пропала.

-Погоди, погоди, — говорила белка. – Как так — нора в воздухе?

-Вот, — тараторила сорока, — я сама не думала, что так бывает, но удалось, удалось. Я строила эту нору, всякие зёрнышка, семечки шли в дело, и нора росла, покачивалась, и была готова. И вот теперь – её нет…

-Так, — сказала рассудительная, детективная белка. – Так. Давай поглядим, где она располагалась.

Сорока полетела, а белка побежала по ветвям.

Она вполне поспевала за птицей, ловко и легко перелетая с пружинящих веток на новые – столь же славно пружинящие.

Наконец, сорока села на сук.

Белка вспрыгнула на тот же.

-Вот здесь она была, — сказала сорока, показывая клювом.

-Так, — произнесла белка, глядя в пространство. – Так. 

 И она задумалась.

-Следы есть, — сказала она.

-Где? Где же? – заволновалась сорока.

-А вон, — белка махнула лапкой. – Синеватое мерцанье.

-Действительно, — согласилась сорока, вглядываясь.

Белка вновь задумалась.

-Эй-эй, — через какое-то время забеспокоилась сорока. – Ты не заснула?

-Нет-нет, — сказала белка. – Если ты можешь поднять меня, мы могли бы полетать, поискать твою нору.

-Давай попробуем, — согласилась сорока.

Белка забралась ей на спину и обхватила лапками шею. Они полетели.

-Туда, — говорила белка. – Теперь туда.

-Вот же она! – воскликнула сорока.

Круглая, синевато-серая нора, собранная из разных элементов парила в воздухе.

Они подлетели, и белка впрыгнула в отверстие, служащее дверью, а за ней внутрь пробралась и сорока.

-Ой, кто это? – воскликнула она.

-Я мымрик, — сказал некто пушистый, коричневый.

-Но тебя же не было в нашем лесу, — сказала белка.

-Я недавно пришёл, — объяснил мымрик. – Думал, где поселиться. И вот увидел это штуку. Она висела около сука, и никого не было внутри. Я решил – значит, тут никто не живёт, могу пожить я. Прошёл внутрь, а штука полетела сама по себе.

-Естественно, — воскликнула сорока. – Это моя летающая нора, ей нужно уметь управлять.

-Прости, — сказал мымрик, — я не знал, что это твоя. Если ты подведёшь её к земле, или хотя бы к суку, я выберусь, и поищу что-нибудь ещё, подходящее для жилья.

-Да? – сказала сорока. Ей почему-то стало жалко мымрика. – Вообще-то ты можешь пожить тут, если хочешь. И вообще – вдвоём веселее.

-Правда? – воскликнул мымрик. – Тут уютно, да.

-Ты умеешь летать? – спросила сорока.

-Нет, — ответил мымрик. – Мымрики не летают, они только лазают по деревьям.

-Ну, тогда я покажу тебе, как летает моя нора.

И сорока подошла к разным штучкам – которые были рычажками.

Она подвела нору к ветвям, и белка, распрощавшись, ловко выскочила на ветку.

А сорока и мымрик полетели дальше.

Довольные.

-И как же мы будем искать его? – спросила сова.

-Когда ты последний раз видела-то его, свой горшочек мёда? – спросила детективная белка.

-Так. Подожди. Значит, я вышла из домика. Да, вышла. Потом… Потом что-то отвлекло меня. Я повернулась посмотреть, что там шуршит. Отошла. А когда вернулась – горшочка не было.

-Зачем он вообще тебе понадобился? Разве ты ешь мёд?

-Нет, не ем, — отвечала сова. – Хотела подарить мишке. И вот теперь нечего дарить.

-Значит, — сказала белка, — надо выяснить, что тебя отвлекло. Пойдём к твоему домику.

И они пошли.

-А что у мишки праздник какой? – поинтересовалась белка дорогой.

-Да нет, просто хотелось сделать ему приятно.

-Это чудесно, — заметила белка.

Они пришли к домику совы.

Домик был уютный, маленький, миленький, с дивным резным крылечком.

-Вот тут, — стала рассказывать сова. – Тут я значит, стояла. Тут отвернулась… Или тут.

Белка осмотрела траву.

-Есть примятости, — сообщила она. – Будто что-то стояло, а потом…

-Ну вот же он и стоял, — сказала сова.

-Так, — сказала белка. – Пойдём по следу.

И они пошли.

Шли и шли, хотя следа уже не было.

Но белку вела интуиция.

За кустом послышалось шуршание.

-Что бы это могло быть? – сказала белка. – Заглянем?

-Ага, — согласилась сова.

И они заглянули.

За кустом сидел мишка.

Он опускал лапку в горшочек с мёдом и, вытащив, облизывал её, довольно урча.

-Мишка! – воскликнула сова. – Это ты завладел горшочком!

-Уй! – сказал мишка. – Ну да… Он стоял у твоего домика, а тебя нигде не было. Я подумал, что кто-то оставил его, а поскольку ты мёд не ешь…

-Так это я хотела тебе подарить! 

-Правда! – польщённо улыбнулся мишка. – Вот и получилось, что я…

-Ну да, — подытожила белка. – Ты с подарком. Правда, ты не знал, что это подарок.

-Ну, теперь знаю. Спасибо, сова.

-Пожалуйста, мишка. Надеюсь, тебе понравилось.

-А как же! – хитро улыбнулся мишка.

И довольные, все разошлись по домам.

-Так, — сказала детективная белка, путешествующая по лесу. – Это нечто непонятное.

Вход открывался прямо в могучем стволе дуба, причём дубу не было больно, что понималось как-то сразу, при взгляде на вход. Ибо вход светился. Да, именно так – по краям его тёк нежно-золотистый свет.

-Что бы это могло быть такое? – сказала белка. – Ведь недаром я – детективная белка. Должна узнать.

И она вошла.

Лесенка – приятного синего цвета – вела вниз, другая – зелёная – наверх.

-Очень интересно, — сказала белка. – Куда же пойти?

Она подумала немного.

-Пойду наверх, — решила.

И пошла.

Ступеньки издавали приятную мелодию.

-Никогда не видела такой занятной лесенки. И как всё это помещается внутри дуба?

Стены переливались разноцветно.

Иногда на них возникали картинки.

Белка увидела мишку, собирающего малину. Потом – зевающую сову. Потом – сороку, путешествующую с мымриком в воздушной норе.

Подъём закончился, но появились новые лесенки.

Белка отважно двинулась по одной, та перешла в другую, потом в третью…

Белка остановилась.

-Кажется, я запуталась.

Она была храброй белкой, поэтому не испугалась вовсе, нет-нет.

-Попробую, пойти назад.

И она пошла.

«Назад» оказалось условным, лестницы перетекали одна в другую, комнатки менялись, а на стенах пестрели новые и новые картинки.

Белка остановилась в обширной комнате.

-Не выберешься? – послышалось.

-Кто это? – спросила белка. – Если есть голос, значит должен быть тот, кому он принадлежит.

-Верно, — раздалось. – Принадлежит он мне – хозяину лабиринта.

-Ты построил это сооруженье?

-Ну да. Лабиринт называется. Буду приглашать разных зверушек и птиц и угощать их всякими вкусностями.

-Но где же ты сам?

-Этого я не знаю. Мне кажется, я вот тут. А потом – вот здесь. Не знаю, в общем.

-Но я же детективная белка. Может, стоит тебя поискать?

-А зачем? Так интересней. Вроде я есть, и в тоже время меня нет. А лабиринт – вот он.

-И как же ты будешь звать зверушек?

-А видела картинки? Вот когда они вспыхивают, значит, я пригласил кого-то. Да ещё и ты расскажешь. Ты первая, кто увидал лабиринт.

-Хорошо, — согласилась белка. – Но как я выберусь отсюда?

— Очень просто. Иди за светящимся шариком.

И шарик выкатился прямо из стены.

Белка пошла за ним, скоро выбралась, и отправилась рассказывать другим о лабиринте.

-Мымрик потерялся, — сообщила сорока, опустившись на сук, возле дупла детективной белки.

-Как так? – поинтересовалась белка.

-Сама не понимаю. Летели мы, летели, он помогал мне управлять норой, отвернулась на миг – а его и нету.

-Что ж он – выпал, полагаешь?

-Не знаю, что думать, — отвечала сорока. – Решила, может, ты… Ты же детективная белка.

-Да. Летать он не умеет. Значит, если только застрял в ветвях… Впрочем, застрять он не мог – он же хорошо лазает по ним. Пойдём, посмотрим, где это случилось.

-Как же мы пойдём? – удивилась сорока. – Случилось-то в воздухе.

-Ну да, в воздухе. Но ты отведи меня к месту, над которым парит твоя нора.

-А-а-а, — протянула сорока. – Ясно.

И они отправились.

Как всегда сорока летела, а белка ловко бежала с ветки на ветку.

Заметив парящую нору, белка крикнула – Вижу, вижу.

Сорока влетела в нору, затем выглянула из неё.

-Нет, — сказала она, — его тут нет.

Она спустилась на ветку к белке.

-Так, — сказала детективная белка. – Скажи – в твоей норе один вход?

-Один. – Отвечала сорок.

-Значит, вывалиться незаметно для тебя он не мог.

-И выход один, — добавила сорока.

-Подожди, — сказала белка, — получается два?

-Чего – два?

-Ну, два способа попасть в твою нору, и выбраться из неё.

-Я как-то не задумывалась, — сказала сорока. – Я всегда считала, что есть один вход и один выход.

-Ну, вот же, — сказала белка несколько недовольно. – А выход там, где рычажки управленья?

-Ну да.

В это время послышалась шуршанье в малиннике, и сорока с белкой посмотрели вниз.

-Мишка что ли? – спросила белка.

-Ага, — послышалось. – Но я тут не один.

-А с кем ты? – спросила сорока.

-Со мной ещё…

Тут из малинника выглянул мымрик.

-Мымрик! – воскликнула сорока. – Вот ты где.

-Я поначалу подумал, что это такой маленький медведь. Но он сказал, что он мымрик.

-Ну да, мымрик, — сказала сорока. – Он потерялся.

Сорока слетела к малиннику, а белка спустилась по стволу.

-Понимаешь, сорока, — стал объяснять мымрик, — какой-то рычажок подбросил меня, и я вывалился. Хорошо, что прямо на ветви. Но выбросило меня довольно сильно, и я полетел по ним вниз, вниз. И вот – оказался в малиннике. Я пробовал крикнуть тебе, но ты не отвечала; улетела – подумал я. И вот в малиннике познакомился с мишкой. Довольно вкусная малинка, — добавил он, улыбаясь.

-Мымрики едят малинку? – спросила сорока.

-Мымрики едят всё! – и в голосе его послышалась гордость за мымриков.

-Ну и отлично, что всё разрешилось! – сказала белка.

Сорока подвела нору, и мымрик полез по ветвям. 

Мишка остался в малиннике, а белка отправилась домой.

И вот – звери собрались в лабиринте. 

Сюда впервые пригласили сороку, и выглядела она гордой.

Или, по крайней мере, довольной.

Мымрик был с ней.

Он даже нацепил бабочку под подбородок, и смотрелся солидно.

Белка, бывавшая тут не раз, показывала им дорогу.

Голос хозяина лабиринта приветствовал их.

Звери по разным лесенкам – ибо у лабиринта много возможностей – проследовали в главную комнату, где столы были уставлены разной едой.

Звери рассаживались, разговаривая.

Мымрик продемонстрировал, что мымрики действительно едят всё – он перемещался с места на место, то малинки отведав, то морковки.

Звери угощались и радовались.

Когда они наелись, раздался голос хозяина лабиринта: -А теперь я вам покажу, что это такое – волшебное пёрышко.

Звери насторожились.

-Я доверил быть хранительницей его сороке – но так, что она не знала об этом. Сорока, будь добра, выйди на середину комнаты.

Сорока, удивлённая не меньше других, вышла.

-А теперь – подними крылья.

Сорока подняла, и пёрышко, блеснув золотисто, упало на пол.

Тут же из него – оно ловко укоренилось в полу – вырос волшебный, переливающийся всеми цветами радуги цветок, он качался какое-то время, бросая блики на стены, а потом на месте его возник камушек – сперва маленький, хоть и очень красивый, потом побольше, потом из него выросло синее дерево, ставшее малиновым, сиреневым, жёлтым, потом прошуршал перламутровый дождь, не обрызгавший никого из гостей.

-Видите, как красиво…

И звери согласились, и хлопали лапками, и сорока, успевшая отбежать ко всем, хлопала крыльями, говоря – Я и не знала, что ношу такую красоту.

-Но теперь, — сказал хозяин лабиринта, — пускай остаётся здесь. Оно будет расти, превращаться в самые разные предметы, а потом… может статься, я изобрету ещё что-нибудь.

И, распрощавшись, звери разошлись.

 

ПУТЕШЕСТВИЕ ЯЩЕРКИ

Зеленовато-золотистая ящерка летела над городом, разглядывая черепичные крыши, узкие промоины улиц, широкие отмели площадей.

Так не бывает! Скажете вы…

Но ящерка летела на большой чёрной птице, устроившись у неё на спине.

Птица периодически прилетала на дерево, под которым, в уютной норке жила ящерка.

Ящерка, мерцая золотисто-зелёной спинкой, глядела на птицу – большую, чёрную, красивую; на то, как она плавно опускается на сук, чистит пёрышки, просто сидит какое-то время, потом, расправив большие, отливающие фиолетовым крылья, взлетает – уверенно, неторопливо.

И однажды ящерка решилась – она попросила птицу поднять её в воздух, ей так хотелось увидеть, как всё выглядит с высоты…

Птица, повернув голову, посмотрела сперва недоумённо, чёрный глаз её блестел выпуклой ягодой, потом, во взоре её появилась благосклонность, и она молвила –

-Почему бы и нет?

И вот птица, взмахнув крыльями, опустилась на землю, и юркая ящерка забралась ей на спину.

И они полетели.

Полёт начинался плавно, даже слегка замедленно, потом набирал силу, высоту, упругость, и вот уже лес поплыл внизу яркой, переливающейся массой, и мелькнула полоска реки, синея, и переливаясь сталью, вот и лес кончился…

Итак, ящерка летела на чёрной птице и смотрела на город, какой никогда не видела.

Птица обогнула башню, поднялась чуть повыше и села на карниз, возле одного из стрельчатых окон.

Ящерка держалась лапками, но всё равно чуть не соскользнула.

-Осторожней, — сказала птица. – Полёт – штука опасная.

И спросила:

-Ну как, нравится?

-Не то слово, — ответила ящерка. – Я и не знала, что кроме леса существуют другие пространства.

-О, — молвила птица, — каких только пространств не существует на свете. Это город, а есть ещё горы, они поднимаются пиками до небес и разговаривают с облаками, есть моря – огромные массивы воды, переливающиеся драгоценным светом.

-И ты всё это видела? – ахнула ящерка.

-Что-то видела, что-то нет… Но мир с высоты полёта вообще не такой, как снизу.

-Да, да, — подтвердила потрясённая ящерка.

Птица спросила:

-Ну что? Полетим дальше.

-Конечно, — ответила ящерка.

И они полетели.

Они летели над городом, который разворачивался шире и шире, и люди внизу не замечали ничего необычного.

Лишь один прохожий, задрав голову, сказал – Какая большая чёрная птица. – И, заметив нечто блеснувшее у неё на спине, подумал – Что бы это могло быть?

Птица пролетала над площадью с монументом королю.

-А что это – большое, чёрное? – спросила её ящерка.

-Это памятник королю, — ответила птица.

-А ты когда-нибудь опускалась на него? – поинтересовалась ящерка.

-Конечно, много раз. Иногда с ним даже можно поговорить.

-Неужели? – восхитилась ящерка. – А может, попробуем сейчас?

И птица спланировала на чёрную королевскую голову.

Ящерка немного съехала вниз, но удержалась. Она видела крупную корону, пряди волос, и лицо – будто стремившееся вниз, ибо смотрела она сверху.

-Ты не могла бы пересесть на плечо? – послышалось.

-Конечно, — согласилась птица, и спустилась на плечо.

-Кто это с тобой? – спросил король.

Будучи памятником, он умел разговаривать, не открывая рта – чтобы не пугать прохожих.

-Это ящерка. Она захотела посмотреть на мир с неба.

-Что ж, похвально, — заметил король. И добавил – Привет ящерка.

-Здравствуйте, — ответила ящерка. Она ещё никогда не видела памятника королю, и не знала, как следует говорить с ним.

-И как тебе нравится? – спросил король.

-Очень нравится, — ответила ящерка.

-Да, — произнёс король. – Когда-то я тоже мог смотреть на мир свысока.

-Вы летали? – спросила ящерка.

-Нет. – Ответил король. – Я был королём, то есть у меня была власть. Я смотрел на всех сверху вниз.

-А что это — власть? – поинтересовалась ящерка.

-Власть – это когда ты наверху, — объяснил король.

-А-а-а, — протянула ящерка. – И что же с вами случилось дальше?

-Дальше… Дальше один мудрый старик объяснил мне, что власть моя условна, да и вообще – фикция, мираж. Ибо власть смерти никто не отменял. И я перестал смотреть на людей сверху вниз. И стал делать для них, что мог.

-А потом? – поинтересовалась ящерка.

-Потом? – переспросил король. – Потом я умер. И мне поставили этот памятник. А как случилось, что я могу разговаривать, я и сам не представляю.

-А что случилось с тем стариком? – спросила ящерка.

-Не знаю, — ответил король. – Ему никто памятника не поставил. Да и зачем он ему?

Город жил внизу и вокруг – открывались и закрывались окна, люди шли по делам, экскурсия приближалась к памятнику.

-Вот, — сказал король. – Сейчас будут про меня туристам рассказывать.

—Тогда, пожалуй, мы полетим, — сказала птица.

-Давайте, — промолвил король. – Ты прилетай ещё. Скучно всё время стоять.

Птица пообещала.

И они полетели дальше.

Город кончился, потянулись поля, потом блеснула речка…

-Тут, возле речки, — сказала птица, — живут интересные линии. Спустимся?

-Конечно, — согласилась ящерка.

Плавными кругами спускалась птица, и вот они – около воды.

Ящерка соскользнула, потянулась, и помахала хвостом.

-Засиделась, — сказала она. И спросила – А где же линии?

-Сейчас появятся, — пообещала птица.

Шебуршание послышалось в траве и легкий плеск в береговой воде.

Линия – ярко-зелёная – выглянула из травы. Была оно довольно гладкая, длинная, напоминавшая змейку.

-Нет, я не змейка, — сказала зелёная линия, словно зная, что её вечно путают.

Вторая линия вытянулась из воды, и была она, естественно, синего цвета.

-Привет, птица, — сказали обе линии. – И тебе привет, ящерка.

-Ой, вы меня знаете? – удивилась ящерка.

-А что ж мы, никогда ящериц не видели что ли?

Птица поздоровалась с линиями.

-А как же вы разговариваете? – спросила ящерка. – У вас же нет рта.

-У нас и глаз нет, — ответили линии; очевидно, они любили говорить хором. – А мы всё видим. Мы – такие вот. И ничего тут уже не поделаешь.

-Вот как, — сказала ящерка. – И вы всегда были такими?

-Всегда, — снова вместе ответили линии. – Если ты линия – то уж это навсегда.

-Собственно, — заметила ящерка, — и у ящерок то же самое.

-И у птиц, — добавила птица.

-А что вы делаете? – поинтересовалась ящерка.

-То, что обычно делают линии, — отвечали они. – Плаваем и ползаем. Впрочем, и то, и то довольно занятно. А вы что делаете?

-Мы летаем, — сказала птица. – То есть летаю я, а ящерка сидит на мне и смотрит на мир сверху.

-А-а-а… — протянули линии.

-Недавно говорили с памятником королю, — добавила ящерка.

-Это тот самый, которому старик сказал, что его власть – фикция и мираж?

-Ну да, — подтвердила ящерка. – А вы что…

-Нет-нет, — сказали линии, — памятник королю мы не знаем, но знаем этого старика.

-Неужели? – спросила птица. – Было бы интересно взглянуть на него.

-Это просто, — сказали линии. – Летите на восток. Там будут горы, и в них – пещеры. В одной из них и живёт старик.

-Тогда, мы полетим, — сказала птица.

-Счастливого пути, — воскликнули линии.

Одна спряталась в траву, а другая уползла в воду.

Ящерка же забралась на птицу, и они полетели.

-А ты знаешь, где это – восток? – спросила ящерка.

-Не беспокойся, — ответила птица. – Знаю.

И ящерка стала глядеть на проплывающие облака.

Те не просто плыли, а были заняты ещё и строительством – то перистый лёгкий дом возникал, то замок, то лодка проплывала мимо, то парусник…

-Красиво, — сказала ящерка.

-Облака – они такие, — неопределённо ответила птица.

Резко и мощно возникли горы.

Сине-фиолетовые, громадные, чёрные, они чем-то испугали маленькую ящерку, и та сжалась, точно стремясь скрыться в оперенье птицы, как в норке.

-Не бойся, — приободрила её птица.

Они спускались.

Пещеры видны были по склонам гор, они чернели таинственно, и чувствовалось, что в них таится жизнь.

Птица села на серый склон.

-Будешь слезать? – спросила она ящерку.

Та спустилась – размяться.

Из расселины высунулась голова – слегка удлинённая, кожистая и удивлённая.

-Кто это тут? – послышалось.

-Это мы, — ответила птица, — птица и ящерка. А ты должно быть дракончик.

-Точно, — ответила голова. – Никак не созрею.

Ящерка не поняла, и дракончик объяснил ей:

-Драконы – они созревают из дракончиков. Сидят обычно в расселинах скал такие маленькие, как я, и созревают постепенно. У одних дольше длится, у других быстрее. Я что-то задержался.

-А когда созреешь, что будешь делать? – спросила ящерка.

-Улечу, как все драконы, — ответил дракончик, и собрался спрятаться в свою расселину, но птица спросила:

-Извини, ты не знаешь, в какой из пещер живёт старик?

-Тот самый, что сказал…

-Да-да-да.

-Это левее, — отвечал дракончик. – И снизу.

И спрятался.

Ящерка забралась на спину птицы, та взмыла в воздух, взяла левее, и, найдя похожую пещеру, стала спускаться.

-А ты видала раньше драконов? – спросила ящерка.

-Много раз, — ответила птица. – Они мирные тут.

Спустились к пещере.

Розовато сияние текло из неё.

-Что это, интересно, так светится? – спросила ящерка, оказавшись на земле.

-Заходите – узнаете, — послышался голос.

Они зашли.

Птица шла важно, как и подобает большой, чёрной птице.

Старик сидел на камне, другой камень побольше был перед ним, на нём лежала книга, от которой и шло сияние. Розоватое.

Впрочем, иногда оно казалось золотистым.

-Красиво как, — сказала ящерка.

-Конечно, — ответил старик, улыбаясь. – Ведь это книга мудрости.

-А что в ней написано? – поинтересовалась птица.

-О, разве можно это сказать в двух словах? – по-прежнему улыбаясь, произнёс старик. – Много чего. И о вас тоже – о том, как большая, чёрная птица помогла маленькой, милой ящерке взглянуть на мир с птичьего полёта.

-А есть там о короле? О том, что ты сказал ему…

-О, — воскликнул старик, — я говорил это много раз многим королям. Ведь это так естественно – не смотреть на других сверху вниз. Но только один король послушал меня. Другие не поняли.

-А можно взглянуть на вещи глазами другого? – полюбопытствовала ящерка.

-Можно, — уверенно сказал старик. – Нужно только захотеть.

Ящерка и птица переглянулись.

Они ещё побыли в пещере старика.

Он показывал им волшебные камни, которые умели петь и звучать нежной музыкой, при этом меняя цвета; и странные коренья, которые жили собственной, закрытой жизнью; и замысловатые предметы, чьё предназначение он ещё и сам не установил.

Когда они покинули пещеру, ящерка взобралась на спину птице, и та взлетела, но через короткое время опустилась около небольшого озера.

-Знаешь, — сказала птица, — мне интересно стало, как это – взглянуть на жизнь глазами другого.

-Мне тоже, — призналась ящерка.

-Давай попробуем представить, что ты – это я, а я – это ты.

-Давай, — согласилась ящерка, слезая.

Они попробовали.

Ничего не вышло. Ящерка осталась ящеркой, а птица – птицей.

-Давай зажмуримся, — предложила ящерка. – Вдруг получится.

Они зажмурились.

Сильно захотели, и…

Ящерка была в теле птицы, а та – в теле ящерки.

-Как тебе? – спросила птица.

-Ты очень большая, — ответила ящерка. – А я, наверно, очень маленькая – для тебя.

-Да, мелковата. К тому же у тебя очень подвижный хвост.

-А как ты видишь окрестности?

-Да, в общем, по-прежнему, по-птичьи. Только ощущение несколько странное – будто я, это не я.

-И я меня тоже, — отвечала ящерка в теле птицы.

-А если ты попробуешь полететь, а я заберусь к тебе на спину?

-Ну что ж…

И они попробовали.

Но ящерке в теле птицы лететь было неудобно, всё время хотелось побежать, а воздух не позволял этого.

-Да и мне не очень удобно, — сказала птица в теле ящерки. – Давай назад.

Уже на земле, ящерка в теле птицы спросила испуганно:

-А вдруг – не получится?

-Должно получиться, — уверенно, почти, как старик, ответила птица. – Давай, зажмуривайся.

Они зажмурились, раздался лёгкий треск, и всё вернулось на свои места.

-Вот, — сказала ящерка, забираясь на птицу. – Так привычно и удобно.

Птица поднялась в воздух.

Они пролетели над горами, над рекой, возле которой мерцала ярко-зелёная линия, над городом…

Возле памятника королю стояла очередная экскурсия, и экскурсовод говорил нечто, оживлённо жестикулируя.

-Едва ли он расскажет им о старике, — заметила ящерка.

-Да, едва ли, — сказала птица. – Но мы-то с тобой теперь его знаем.

Внизу появился лес – таинственный многоствольный.

Птица подлетела к дереву, и спланировала на ветку.

-Ой, извини, — тут же сказала она, и спустилась ниже.

-Жаль, — сказала ящерка, — что я не могу пригласить тебя к себе в норку. У меня уютно.

-Если бы тут был старик, — ответила птица, — он, возможно, уменьшил бы меня. Ну что ж, наверно, это и не нужно.

-Ты прилетай, — сказала ящерка. – Обсудим полёт.

-Обязательно, — пообещала птица. – Или ещё полетаем. Навестим короля.

И они распрощались.

Ящерка юркнула в свою уютную норку, а птица поднялась в не менее уютное для неё небо.

А день длился дальше, играя летнею синевой.

________________

© Балтин Александр