Под прицелом
Я встал меж ними, где дышали
воронки струпьями огня…
Ефим Бершин
Смерть и сегодня ходит где-то рядом
и целит сразу с четырех сторон.
Сомненья нет, что под ее приглядом
всегда найдётся пища для ворон.
Сквозит пространство в пулевых отточьях.
Но тот, кто встал на линию огня,
быть может, уцелеет дольше прочих
и даже сможет защитить меня.
Гремит, не затихая, канонада.
А я уже не думаю о нём.
Мне самому ещё решиться надо
однажды встать и выжить под огнём.
23 февраля 2014 г.
Патриоты
Они приватизировали землю
и небо, посадили в будку Бога
как пса сторожевого — к нам не суйся,
а мы — куда и сколько захотим.
Земля стерпела, небу тоже деться,
как выяснилось, некуда. Лишь Бог
не хочет на цепи в собачьей будке,
вот сиганул через забор — фьюить, —
ищи Его как ветер в чистом поле.
Но свято место не бывает пусто:
в собачьей будке новый пёс ярится,
гремит тяжёлой цепью, громко лает,
отпугивая тех, кто за забором…
Крепка броня, ворота на замке —
к ним чужаки не сунутся, и сами
они уже на волю расхотели.
Что ж, кажется, достигнут идеал!
1 июня 2014 г.
Бутырка
Моя автомастерская —
При Бутырской при тюрьме.
Не одна она такая,
Но держу её в уме…
Вероника Долина
В повседневной кутерьме
забываем о тюрьме,
что, конечно же, негоже,
раз живем в такой стране.
Ах, «Бутырка» и «Кресты»,
перед вами мы чисты,
но заполнят нас однажды,
как допросные листы.
Закричим: «Увы и ах!
Мы ж ваще не при делах!
Дайте, дайте нам свободу,
тесно в ваших кандалах!».
Тут припомнят нам грехи —
наши старые стихи,
да и новые припомнят,
хоть они не столь плохи.
И, конечно, упекут
нас в какой-нибудь закут —
в Краснокаменск или Тынду,
Магадан или Усть-Кут.
Лучше б были мы тихи,
позабыли про стихи
и не сильно удалялись
от станка и от сохи.
И, пожалуй, завтра я
так и сделаю, друзья,
твёрдо выучив за вечер
«Стрекозу и муравья».
На ноге таскать ядро
неудобно и старо.
Пусть уж каторга, но чтобы
добираться на метро.
Не порхать среди ветвей,
щебеча, как соловей,
а пахать по доброй воле,
как крыловский муравей.
Пред «Бутыркою» в долгу,
сам себя постерегу.
А стихи писать не буду,
чтоб ни звука, ни гу-гу.
28 июня 2014 г.
Главный вопрос
— С кем вы, мастера культуры?
Не вилять! Смотреть в глаза!
Шагом марш на амбразуры,
а не то подвесим за!..
Дальше веденье цензуры —
так что жму на тормоза.
24 июля 2014 г.
Письмо старому другу
Я тебя не хочу осуждать,
а тем паче — судить,
и в своей правоте убеждать,
и сознанье будить.
Чем жива твоя нянька-душа?
Что творится в мозгу?
Разобраться хочу не спеша,
только вряд ли смогу.
Кто ты — жертва учёных котов,
что плодят миражи?
Но, боюсь, ты и сам был готов
к их заманчивой лжи.
Ты когда-то плевал на устав,
был задирист и смел.
Но свободы не знал, а узнав,
полюбить не сумел.
Лишь шагая в привычном строю
по команде «ать-два»,
ты вернул себе сущность свою,
простоту естества.
Ты как все, больше не одинок,
тяжесть сброшена с плеч.
Жаль, державу когда-то не смог
от распада сберечь.
С ней распалась душа. Ты её
не пытайся собрать.
В сером небе кружит вороньё,
мерно движется рать.
Но мираж так заманчив, спеши
в пустоту и насквозь.
А обломки недужной души
на обочину брось.
Серый свет, ускользая, дрожит,
гул колонны затих.
Только груда обломков лежит.
И мои среди них.
27 сентября 2014 г.
Инородцы, или
Кто виноват и что делать?
Много народов у нас и народцев.
Любим мы всех, акромя инородцев.
А инородцы — такие уродцы,
что наплевать нам готовы в колодцы.
Нет, инородцы нам вовсе не братцы,
это какие-то пятоколонцы.
С ними давно нам пора разобраться,
чтобы не застили наши оконцы.
Чтобы коленцы не путали в танце,
не объедали народ, иждивенцы.
Нам инородцев милей иностранцы —
те не карябают нам заусенцы.
Вот каково моё мнение вкратце:
в край, где возьмутся за них палестинцы,
всем инородцам пора убираться!
То-то без них заживём мы, как прынцы!
29 сентября 2014 г.
Всадник
Мой стих, увы, не проходная пешка, —
скорее, конь, ходящий буквой Г,
который скачет на одной ноге
тропой, кривой, как горькая усмешка.
Но ты ему ловушкой не грози:
достоин за отчаянность награды,
он с лёгкостью форсирует преграды,
хотя, конечно, не пройдёт в ферзи.
А впрочем, я люблю скакать на нём —
вперёд, назад, направо и налево.
Порою не сравнится королева
с моим непредсказуемым конём.
Сегодня князь, а завтра носом грязь,
нередко сам сбиваюсь я со следа.
Но для меня важнее, чем победа,
его ходов причудливая вязь.
По сложной траектории прыжков
уносит он меня от притяженья
расчерченной доски. Грядёт сраженье,
где бит мой ферзь, но конь к борьбе готов.
14 октября 2014 г.
Утомлённый политическими шоу
на федеральных телеканалах
Меняю шоу на натуру:
смотрю «Культуру» под «Дождём»
или дождливую культуру, —
всё лучше, чем эфир с вождём,
всё лучше, чем рассказ про «скрепы»,
распад империи и дух,
любвеобильный и свирепый,
что в нас почти уже протух.
Что ж, распечатаю заначку,
полбанки разом проглочу,
вкушать же эту тележвачку
и не могу, и не хочу.
Полбанки — ни себе, ни людям.
Залью остаток в организм.
Нам общим памятником будет
наш развитой феодализм.
Паситесь, мирные народы,
вам впору этот реквизит.
А за окошком — дух свободы
и дождь культурно моросит.
Когда ж затянется прореха,
и шоу грянут, погодя,
от нас останется лишь эхо
культуры, воли и дождя.
17 октября 2014 г.
* * *
Жизнь, как зеркало, разбилась,
но не то чтоб на куски
и не вдребезги, — всего лишь
пара трещин. Я гляжу
в жизнь, как в зеркало, и вижу:
всё осталось на местах, —
а на трещины вниманье
можно и не обращать.
Всё же зеркало, пожалуй,
я не стану сохранять:
нехорошая примета.
Ну, а если это жизнь —
даже с трещиною, даже
через сердце — надо к ней
привыкать: другой не купишь
и на стенку не прибьёшь.
Время вылечит от боли
и поможет позабыть,
что живёшь не так, как прежде,
и себя не узнаёшь.
Ну а то, что отражаться
больше некому в тебе,
это к лучшему, поскольку
портят трещины лицо.
25 октября 2014 г.
Братья
Я думаю: успел ли добрый Авель
обзавестись потомством, стать отцом?
Ведь если не успел, то это значит,
что мы потомки Каина. Любить
по-братски завещал нам этот предок
друг друга. Мы и любим — так, как он!
5 ноября 2014 г.
Свобода слова
— Всяк по-своему сходит с ума, — говоришь.
— А в итоге — тюрьма иль сума, — говоришь.
— Жить смиренно в смирительной тесной рубашке
мне советует мудрость сама, — говоришь.
Я на это в ответ ничего не скажу,
сам себе на спине рукава завяжу,
рот заклею и спрячу язык за зубами,
помолчу, но о чём — я тебе не скажу.
16 ноября 2014 г.
Ворчливое
Жизнь достанет per os и per anus,
сдать потребует кровь и мочу,
но покуда собою останусь,
я ворчал и еще поворчу!
И пускай из земного кадастра
исключат меня скоро врачи,
восхожу я per anus ad astra,
чтоб не слышать от них «Не ворчи!».
На другое, быть может, не годен,
я открою космический чат
и пойму, что отныне свободен
там, где звёзды над миром ворчат.
Окунусь в галактический чан я,
а какой-то земной Агасфер
различит отголоски ворчанья,
чтоб назвать его музыкой сфер.
17 ноября 2014 г.
Судьба мракобеса
Когда-нибудь нагрянет светотьма —
Печальный вывод позднего ума.
Сергей Сутулов-Катеринич
Однажды мракобес зашёл в собес
и заикнулся, что, упав с небес,
живёт теперь в борении и мраке.
Но светлый ангел тихо пролетел
среди земных и оголтелых тел
и объяснил, что можно жить без драки.
Что можно жить на пенсию, с трудом
сводить концы с концами, но в дурдом
не угодить. В ладу с собой и миром —
не громыхать, а тихо шелестеть,
и лёгким стать, и над Землёй взлететь,
чтоб подышать невидимым эфиром.
Он подышал и на наркоконтроль
спокойно плюнул, вылил пергидроль
на крылья, просветлел от ног до рожек
и ангела, куражась и смеясь,
столкнул с небес в покинутую грязь —
пусть сам живёт на пенсию, коль сможет.
Такой круговорот добра и зла
и превращенье стрекозы в козла,
такое иня в янь перетеканье.
Наш светлый ангел нынче мракобес,
но мракобес, покинувший собес,
избавиться не смог от заиканья.
18 ноября 2014 г.
Реформа здравоохрЕнения
Два сорта граждан, господа, —
особые и так себе —
сидят в России на Трубе,
и все болеют, вот беда.
Особым гражданам — почёт:
лечись, пока не надоест.
А прочим гражданам — учёт
лекарств и прочих койкомест.
Особым гражданам — кусок
от нашей доблестной Трубы,
а остальным — под зад пинок,
а также льготные гробы.
Не может выдержать Труба,
не может выдержать Страна,
когда верхом сидит гурьба —
одним почёт, другим хана.
И должен кто-то — А иль Б —
свалиться, ссыпаться, слететь,
не удержаться на Трубе,
лечиться даром расхотеть.
Поскольку дорожает снедь
и нет здоровья ни фига,
нам проще здравоохренеть,
что я и делаю, ага!
24 ноября 2014 г.
Сизиф
По жёлобу, по каменному руслу,
протоптанному мной в породе скальной
и никогда не знавшему теченья
прозрачных вод, я втаскиваю камень
на гору. Пот струится, и ступни
скользят, и камень давит мне на плечи.
Мой труд бессмыслен. Это наказанье.
Я знаю, что вершина недоступна.
Когда мне остаётся до неё
последний шаг, с отчаяньем привычным
я камень свой роняю и слежу,
как, грохоча, он катится к подножью.
И всё же Зевс ошибся, полагая,
что дух мой будет сломлен, он забыл,
что испытанья делают сильнее,
что я, в конце концов, могу втянуться
и полюбить мой камень, и тропу,
и даже ожиданье неудачи.
К тому же, пусть и в шаге от вершины,
но каждый раз дано мне созерцать
такие ослепительные виды,
плюс горный воздух, плюс ночлег под звёздным
лиловым небом, что считать я вправе
мой труд не наказаньем, а наградой.
Я страшно устаю, и неудачи,
входящие в условия контракта,
не повод для веселия. Однако,
пока есть шанс, хотя бы иллюзорный,
достигнуть цели, я тружусь по плану,
но экономлю силы для рывка.
26 ноября 2014 г.
Безыдейные фантазии
1.
Нам не грозит исход летательный,
а вот летальный — может быть,
поскольку парашют спасательный
мы не сумели раздобыть.
Увы, от нашего хотения
не всё зависит, господа:
дружить с законом тяготения
мы не умели никогда!
Рабы закона равнодушного,
мы низвергаемся в пике,
коль нету шарика воздушного
и птичьих перьев в кулаке.
Но я не вляпался бы мордою,
вцепившись в тоненькую нить,
когда б могла Госдума гордая
закон природы отменить.
Она бы сразу в третьем чтении
нам запретила тяготеть.
И мы, забыв о тяготении,
смогли б отсюда улететь.
2.
Споткнусь и с разбега мордой — бац! —
встречусь с навозной кучей.
Над топью болотной имперский плац
корёжит, колбасит, пучит.
А бедный Евгений, с ума сошед,
по давним счетам не платит.
Теперь он приятель и мой сосед
по койке в шестой палате.
Я здесь с народом душой сольюсь
по нормам партийной школы.
Мы днём возрождаем Совейский Союз,
а вечером — все на уколы.
1 декабря 2014 г.
Как дым
Империя плывёт, как пароход,
колёса перемалывают воду
Летейскую, а мы который год,
как дым, летим вдогонку пароходу.
Мы будто бы привязаны к трубе —
в ином составе, но всё те же с виду.
Бесследно растворились А и Б,
подходит мой черёд — по алфавиту.
И я исчезну в звёздной пустоте
последней искрой за твоей трубою —
в рассеяньи, в диаспоре, как те,
кто дымом разлетелся над водою.
5 декабря 2014 г.
_____________________
© Вольфсон Борис Ильич