Когда уходит солнце с пьедестала… Стихи

                Мечтатель

Не все живут эпохе на потребу…
Встречая перелётную Весну,

Он в синее безветренное небо
Закидывал надежду, как блесну.
Раскрасив мир наивными стихами,
Сомнение пуская на порог,

Художник приобщался к оригами:

За стенками журавликов берёг —

Он знал: судьба расправится и с ними,
Когда тоской наполнится тетрадь.

А небо так искрилось тёмно-синим, —
Хоть обучай журавликов летать!

              Становление

Не в рассказе, не в романе,

Не в пустыне, не в раю —

Рос мальчишка-горожанин
В обывательском краю.

Он читал про обезьяну,
Эволюцию и труд.

А сосед, угрюмо-пьяный,
Говорил: «добру капут».

Не силач и не калека,

В небо юноша глядел.

Он не верил в человека
И работать не хотел —

Постарел, читая с лупой
Правды ветхую печать,

Сделал жизнь настолько глупой,
Что не жалко потерять.

           Музыкант

Он на сцене сегодня бог,

Он любим и почти всесилен —

Если были бы крылья, мог
Стать орлом на гербе России.

Но раздвоенность ни к чему,

И в овациях звукам тесно.

Он — забывший себя Амур
В пантеоне богов оркестра.

У него на душе мираж:

Если к музыке приглядеться,

На пюпитре стоит пейзаж —
Золоченное солнцем детство,

Горизонт, что утих во ржи,

Пара ласточек в небе диком.

И сливается слово «жизнь»

С петушиным наивным криком.

Всё прожил, да не всё сказал —

Не найдя для судьбы закона,
Музыкант озирает зал, —

На пюпитре стоит икона.

А смычок замедляет шаг,

И маэстро мечту возносит —

На пюпитре его душа,

Как на паперти, счастья просит.

      Одиночество

Вычеркнуты ночи
Отблеском зари.
Сколько одиночеств
Помнят фонари?

Лифт семиэтажки
Медленней часов.
Скучные дворняжки
Лают на жильцов.

Как же это много —
Лестничный пролёт!
Лёгкая дорога
В осень приведёт.
Сердце помаленьку
Учится молчать.
Знаешь, на ступеньках
Выбита печать,

Выбито два слова —
«Незачем спешить».
Памяти подкова —
Тяжесть для души.
Горечь затяжная
Вздохами полна.

Снова ты, родная,
Плачешь от вина.
Сумрак наплывает…
Нынче твой сосед
Гвозди забивает
В собственный портрет.
Он живёт наотмашь,

Ты живёшь навзрыд.

Бросить бы вам Россошь,
Ехать бы на Крит —

К морю на недельку
Выбраться вдвоём,

Ниточку в петельку
Вытянуть потом —

Вытянуть удачу
В тонкое ушко.

Только незадача —

Море далеко.

Близится ненастье
В парках городских.

Две потери счастья —

Много на двоих.

 

       *    *    * 

О добре мечтал,

А нашёл — «Столичную».
Наполняй бокал
Горькой жизнью личною.

Опрокинешь в рот,

Широко разинутый, —

И по небу — вброд —

В сапогах резиновых.

А споткнёшься — пусть,

Не подумай каяться,

Ты обнимешь Русь,

Совершая таинство.

Все твои года
Уместятся в исповедь.

Как роса, — звезда
Пусть на сердце выступит.

Не вини людей,

Эта боль не лечится.

Назови детей
Красотой и Вечностью.

 

             Искатель счастья

…напивался с ним в одном шинке.

                                Н. В. Гоголь

Когда ты шёл в спасительный шинок,

Как будто в нераскрытую эпоху,

Тогда ещё ты не был одинок:

Повсюду раздавался пьяный хохот.

Ты говорил о сути бытия,

Припоминая совесть и расплату.

А во дворе горбатая скамья
Ютила двух отшельников горбатых.

Ты выгнал ночь, об истине крича.

А время сухо скрипнуло калиткой,

И первый снег, как первая свеча,

Зажёгся перед утренней молитвой.

На землю опускался ранний свет,

О крыши спотыкаясь неумело.

И пригоршня услужливых монет
В твоей руке о будущем звенела.

 

               Старый гвоздь

Снова осень в прихожей замешкалась,

На плаще — пережитки дождя.

Ни театра в округе, ни вешалок —

Начинается хата с гвоздя.

И войдёт в обветшалую хижину
Безымянная чья-то душа.

Заскрипят половицы пристыжено,
Безнадёжною пылью дыша.

Шумный чайник, кряхтя, постарается
Не оставить скитальца в беде.

А промокшая шляпа останется
Одиноко висеть на гвозде.

Пусть бродяга ночлегом утешится,

Разбавляя усталость вином.

Наше счастье надеждою держится,

Будто шляпа — угрюмым гвоздём.

Неприметный, забытый поэтами,

Гвоздь сутулится, как старожил.

Гнулся он под чужими портретами
И несчастным одежду сушил.

Слышен говор сомнения дошлого,

Снова стала судьба на ребро.

Гвоздь — непризнанный памятник прошлого —
Держит шляпу, как душу — добро.

 

                  Ивану

В безысходно больной тишине
Возвышаются дикие звёзды.
Помолись о печальной стране —

Для чего тебе прозвище «Грозный»?!

Для чего тебе эта метла
И собачьи приспешники эти?!
Неужели не видел ты зла
На погосте минувших столетий? —

Где князья зачерпнули беды
Из чужих заповедных владений,

Где под плетью жестокой Орды
Прорастала судьба поколений…

Ты не знаешь, как в завтрашнем дне
Будут гибнуть безмолвно холопы,

В пресловутой тюремной стене
Прорубая окошко в Европу,

Чтобы после — в краю нищеты —
Преумножить отеческий голод…

И скелетом сожжённой мечты
Станут серп и ржавеющий молот.

Не умея построить Эдем,

Воспоют каторжане свободу…
Ставишь плахи повсюду. Зачем?

И без них сиротливо народу…

 

               *    *   *

Буду делать хорошо,
И не буду — плохо.
В. Маяковский

От крика нервного до вздоха
Недолго ехать по шоссе.

Я научился делать плохо,

Я научился жить как все:

Припоминать друзьям обиды,

Считать соседа подлецом,

Молчать с надменностью Фемиды,

Смеяться истине в лицо.

По вечерам точа балясы,

Клеймя огнём кого-нибудь,

Я стал врагов делить на классы
И перед сильным — шею гнуть.

Так жизнь плетётся: крестик, нолик —

В моём архиве вместо лиц.

Подай бутылку, братец Кролик!

За Ваше счастье, братец Лис!

 

                 *    *    *

На пиратском корабле
Мы скрываемся от суши.

Озираясь, наши души
Вспоминают о земле.

Всюду признаки тоски.

В облаках клокочет бездна.

Море. Ветер. Бесполезно
Обнажать свои клыки.

На пиратском корабле
Мы теряем чувство суши.

Понимаешь, будет лучше
Бросить мысли о земле.

 

          *    *    * 

Человек — не звание, а должность.
Честь собаки тоже высока.

Нежатся в кювете придорожном
Два нетитулованных щенка.

Им, наверно, хочется обняться.

Лают вдохновенно невпопад:

Под навесом яблонь и акаций
О погоде просто говорят,

Будто на младенческом наречьи
Упрекают будничную злость.

Как они живут по-человечьи!

Нам с тобою так не довелось.

Разве что в заснеженном начале
Мы ещё смеялись по-людски…

В сумерки из детства убежали
Наши беспородные щенки.

 

      Возвращение 

 

Непогодою строчки взъерошены,

Холодает — куда я пришёл?

Ни души. И у церкви заброшенной
Одиноко стоит частокол.

Пробираясь чужими подворьями,

Я не видел покинутых мест,

А за тонкими частыми кольями
Покосился единственный крест.

Покосились добро и доверие —

Я не смог удержаться на них.

Что мне нужно в богатой империи,
Кроме этих развалин скупых?

Если сердце ещё откликается,

Надо хлеб раскрошить снегирям —
Может, будет не поздно покаяться
И расчистить тропинку к дверям.

 

                 *    *    *

Чернеет крыша, будто мыс.

Поёт цыган в пустом квартале.

И голубь, севший на карниз,

Добавил к музыке печали.

Судьба — как хижина под слом.

И всхлипнет эхом неизбежность,

Что жизнь — всего лишь ремесло,
Уменье выстрадать надежду…

 

                *    *    *

Когда уходит солнце с пьедестала
И в хмурый быт въедается тоска,

Так хочется, забыв про идеалы,
Извилистого счастья не искать —

Полазить по заброшенным сусекам
И сказку немудрёную сложить,

Войти в сюжет хорошим человеком,
Который может совестливо жить.

 

                 *    *    *

Эпоха рассекретит забытые архивы,

Осмотрится угрюмо с нейтральной высоты,

Но людям не расскажет, зачем шумели взрывы
И птицы опускались на ветхие кресты