У времени особое теченье. Стихи
* * *
Привычен и к хуле и к похвальбе
Пишу и небылины и былины.
И родину свою ношу в себе,
Как ветеран войны осколок мины.
А в ней луга, омытые росой,
Разливы рек и старый парк с грачами.
Но как она болит перед грозой
И ноет полнолунными ночами!
Опять дожди и грозы за дверьми,
Опять луны мистическое скерцо.
Осколок мучит так, что чёрт возьми!
А удали – и разорвётся сердце.
* * *
А время – сквозь запреты и препоны
Вне правил, установок и словес.
Вот, стали частью тела телефоны —
Таков сейчас технический прогресс.
Прогресс. Но, тают на щеках снежинки.
Как прежде, учат дети алфавит.
И женщины рожают по-старинке,
И смерть, как прежде, старцев не щадит.
А между тем, в предчувствии открытий
Несётся век, как мальчик, во всю прыть.
Ах, было бы о чём поговорить им.
Ах, было бы им с кем поговорить.
концерт в аллегро маэстозо
Декабрь — в аллегро маэстозо,
Но временная связь жива.
И вот, никольские морозы
Плетут на окнах кружева.
Звезда катится с небосвода
Во двор колечком золотым.
И запах похоти и пота,
Как нафталин, неистребим.
Ложится в междурамье вата,
Чтоб уберечь от сквозняка,
И кроют вьюги белым матом
Тугие петли большака.
В складчину скудные банкеты,
Гитара, старый анекдот…
Пустой, как фантик без конфеты,
Висит на ёлке Новый год,
Чтоб вечер, гнусно зубоскаля,
Скучал неведомо о ком.
И “Тили-тили, трали-вали”, —
Пел снег под женским каблучком.
Послевоенная пивная
Засаленные лодочки пилоток,
Муар колодок, и блевоты дух.
Обсасывают остовы селёдок
Небритые философы пивнух.
Они давно ушли в иные дали,
И хрипловатый голос их угас.
Но главного они не рассказали.
Всё потому, что пощадили нас.
* * *
Нынче осень выдалась гнилая.
По утрам туманы. Между тем
У домов в рабатках зацветают
Пуговки корейских хризантем.
Тяжесть туч да запахи грибницы.
У дороги клён, как помело.
И подлётыш соколиный тщится
Встать на неокрепшее крыло.
* * *
Пить вино и гадать до рассвета
На удачу по левой руке,
И приметы прошедшего лета
Завязать в узелок на платке.
И не помнить ни взгляда, ни слова,
Ни литого кольца с бирюзой,
Чтоб когда-нибудь встретилась снова
Эта женщина с русой косой.
московское ополчение
У времени особое теченье
За скучной календарною строкой.
Вот август. И Москва. И ополченье
Проходит по испуганной Тверской.
А голуби скучают на карнизе.
У памятников шепчут тополя,
Что девять из двенадцати дивизий
Собой укроют стылые поля.
А это, несомненно, к урожаю.
Слепит глаза небес голубизна.
Оркестры оглушительно играют
О том, что смерть за Родину красна.
Прекрасной даме
Дышало взморье прянными ветрами,
День занимался и сгорал до тла.
Но это всё о той Прекрасной даме,
Что мимо незамеченной прошла.
Но это всё о ней тяжелобёдрой,
Улыбчатой, и рыжекудрой, и…
В романсах расплывались клавикорды
И хрипли от восторга соловьи.
Но окна спален щурились сонливо,
Стирались и старели башмаки,
И жизнь летела камушком с обрыва,
И сердце заходилось от тоски.
И всё-таки провозглашались тосты
В пространстве фарсов и житейских драм.
И осыпались ночью, словно звёзды,
Следы невстреченных Прекрасных дам.
февраль
В багажнике скучает без работы
Совковая лопата. Снега нет.
Туманно. Окна влажные от пота,
А в окнах мутный, медленный рассвет.
Машин подслеповатых вереница,
Над ними туч тяжёлая гряда.
И хочется, как мальчику, влюбиться
Неведомо в кого и навсегда.
* * *
Распахнут полуночный полог,
Чтоб виден был планетный ход.
И астроном, как стоматолог,
Заглядывает бездне в рот.
Скучает книжка под подушкой,
Луна на реку пролита.
Мерцает ёлочной игрушкой
Моя картонная звезда.
Больных в кроватях лихорадит,
Ждёт осени поблекший сад,
О предстоящем звездопаде
Младенцы в роддомах кричат.