Законсервировав проблемы 90-х руководство страны стало решать проблему устойчивости власти не посредством решения массива проблем по существу, а главным и доминирующим образом за счет пиара и пиар-пропагандистской индустрии. Решения оказались почти всецело заменены разговорами о решениях. С точки зрения психологии массового сознания крупной страны такого типа, как Россия, где очень слаба реально общенациональная повестка дня (подобный тип — США, Китай, довоенная Германия) такой подход пропагандистского поддержания стабильности режима, «пропагандистского управления» чрезвычайно эффективен. Почему — вопрос к социальным психологам. Но это почти всегда реально путь в сторону от общественного прогресса в том смысле, что не создает реально общенациональную повестку развития, препятствует такому созданию, вместо развития общества эксплуатирует охранительность и защитные рефлексы, фобии, фрагментарность и раздробленность сознания. (Кстати, в больнице для пожилых людей многие больные больше полагаются не на того доктора, который правильно лечит, а на того, который умеет хорошо поговорить с пациентами.)

Можно долго и эмоционально дискутировать о том, куда это дорога, назад или в сторону, но, что точно, — это не путь целостного развития, не путь развития в целом, который нужен стране. Это лишь путь тактически наименьшего сопротивления для правящих групп на общенациональном и региональном уровне.
     Сойти с такого пути на путь развития — очень неблагодарная задача, требующая для власти большого риска и большого мужества. Путь реального строительства, общественного и материального, в создавшихся условиях непривычен и может вызвать снизу завышенные требования, желание получить все и сразу, — то, с чем столкнулся Горбачев и что уже Ельцин начал гасить пиаром вместо того, чтобы использовать доступный еще в тот период для власти слой компетентных и честных исполнителей. Сейчас найти людей, способных составить сословие государственно, а не кабинетно-бумажно и пиаровски мыслящего чиновничества, неизмеримо труднее. Но если эту задачу не решать совсем «по чуть-чуть», совсем не менять атмосферу, то консервация станет необратимой, и общества как такового вообще не станет. Для кого-то это, может быть, так и надо, но это уже совсем другая тема. Нам ее обсуждать нет смысла. И если такое реализуется, или даже на пути своей реализации преодолеет определенный порог, то говорить уже станет совершенно не о чем.

     Надо иметь в виду, что Россия — это не только территория, политика, экономика, это нравственная традиция поиска свободы, справедливости и культурной самоидентичности, это «русская идея» в хорошем смысле. Некая номинально даже очень сильная Россия «винтиков и исполнителей» будь то для коммунизма, или же в целях укрепления охранительно-агрессивного национального мифа, или же как технологический кирпич мировых индустриальных процессов, все это — «третий мир». Оружие, сырье, мощная риторика — не более, чем своеобразные, ко времени, атрибуты этого положения вещей. Наша пропаганда, наши СМИ косвенно это давно признали, и то, что о принадлежности России к странам «БРИК» говорят без застенчивости, служит тому печальным и несколько фарсовым подтверждением.
     Могут возразить, что здесь есть общая тенденция, что некоторые развитые страны переживают период деградации и переоценки национальных ценностей. Это так. Но, во-первых, зачем учиться у них плохому? У них есть чему хорошему поучиться. А, во-вторых, если переходить на чисто практическую платформу, у России несравненно меньший запас прочности и экономически, и политически, чтобы позволять себе такое.

В 1991 г. Горбачев колебался между двумя полярно различными радикальными политическими решениями: середины не оставалось. Он мог объявить что-то вроде прямого президентского правления на территории всего СССР, и размышлял над этим. А мог заключить новый союзный договор и создать фактически новую страну. Первый вариант был чреват широкомасштабным насилием, второй – утратой существенной части контроля над ситуацией. Горбачев в итоге выбрал второй, мирный вариант. Но сам ход его предварительных локальных действий, сопровождавшихся насилием (Кавказ, Прибалтика), ход его сопровождавшихся демонстрацией силы размышлений в сторону трактора для наведения политического порядка подстегнул других людей – иного плана и иного стратегического видения – взять и попробовать толкнуть на страну не трактор уже, а, наверное, бульдозер. Их попытка провалилась – в общем, случайно – и обернулась последующими хаотическими потрясениями. След того и другого составляет стержень российской ситуации и по нынешний день.

     Сейчас, несмотря на разницу эпох (уже даже не политического, а исторического плана), ситуация в России чем-то выглядит до боли похожей на, скажем, июль 1991. Так, как есть, продолжаться не может. Предстоит радикальная смена политической реальности. Варианта два, полярно отличающихся между собой: соблюсти процедуру и приличия, или не соблюдать их. И вот на, казалось бы, не критически значимом уровне, а то и вовсе маргинальном, появляется «страстная публицистика» типа «Слова к народу»: страна в крайней беде (это когда только что было все очень хорошо), виновата в этом оппозиция, нужно оппозицию окончательно подавить и установить изолированное от остального мира Государство, гордое своей отдельностью и некоторой отсталостью и черпающее в этом свою «силу».

     Таковы сейчас беспрерывные, с навязчивым переносом на сегодняшний день, дискуссии на тему Февральской революции 1917 г. Почему-то проводится аналогия между Путиным и Николаем Вторым. Лично мне такое раньше в голову не могло придти, но когда видишь и слышишь в СМИ подряд множество раз – начинаешь и верить, и серьезно задумываться.
     Дальше – всплеск публичных исследований на тему мировой закулисы. Тут я не верю, — мне несколько повезло в том смысле, что, в отличие от наших царя и президента, с представителями зарубежной политической элиты я знаком и имею возможность наблюдать ее раздробленность и беспомощность во множестве ситуаций, которые требуют иного. Впрочем, не имея личных знакомств, просто по тому, что происходит в мире, если и можно поверить в закулису, то в какую-то очень нетрезвую, слабо воспитанную и не любящую трудиться.

     Дальше. Оказывается, общественные организации уже настоящую революцию в России готовят. Простите, революция – это или отречение самой власти, как было с Николаем II, или заговор Ленина, или массовые народные выступления, — сотен тысяч человек, по меньшей мере. По всей России количество общественных организаций, всех вместе взятых, наверное, меньше, чем такси в Москве, из них 95% ориентируются на федеральную и местные общественные палаты, а остальные мучительными заявками в адрес абсолютно бюрократизированных фондов выпрашивают средства в объеме бюджета сельской администрации на аренду комнаты, несколько командировок и интернет-страничку. Немногочисленные исключения есть, но они абсолютно не соответствуют масштабу проблемы. Очень сомнительно, что просто так на иностранные деньги и по чьему-то заказу можно осуществить даже заговор, к тому же роль кайзеровской Германии и Ленина, согласимся, отвести уж вовсе некому, и ЦРУ для таких вещей давным-давно не годится. А что касается сотен тысяч на столичной улице, то это, во-первых, не про сегодняшнюю Россию, а, во-вторых, опять-таки не про задачу, которая решается за деньги. (Некто Платон Еленин, может быть, и хотел бы объединить в себе роль и кайзера, и Владимира Ильича, но, поверьте, ничего, кроме нового исторически мелкого блефа у этого деятеля не выйдет.)

     Наконец – оказывается, надо срочно поменять Конституцию, чтобы прописать новую национальную идеологию и мобилизовать народ. Потому что никакая демократия, хоть универсальная, хоть «суверенная» — это не для России и против России.

     Такие сигналы – это не «политика Кремля» в полном смысле этого слова, но это уж точно не полет свободной мысли скинхедствующей политической шпаны. Это результат активных течений в рамках правящей бюрократии. Эта бюрократия, будучи численно очень значительной, спокойна тогда, когда «завтра будет то же самое, что и сегодня». Но когда перемены неизбежны, она становится решающим сословием политической битвы. Реальные политические процессы у нас происходят именно в бюрократии, а не на улице и не в общественных организациях, и в ней приходится ждать проблем, возможно, очень больших. В этой, почти закрытой от всех посторонних битве будет критически решаться судьба страны, а испуганный народ, как и во все времена, — безмолвствовать.

     …Господи, сохрани Россию!

______________________________
© Коган-Ясный Виктор Валентинович