Россия начала века. Все в новых и новых городах появляются последователи доктора Надеющегося. Для власть предержащих — они опасные фантазеры. Для тихих обывателей — просто забавные ребята.
Один из таких чудиков — рассказывали наши ветераны С.Н. Клетеник и В.С. Баранов — жил в Ростове на улице Темерницкой в доме № 35. Звали его Александр Людвигович Вейтцлер. Именно у него на квартире и встречались первые ростовские эсперантисты: бухгалтер Поросюков, лично знавший Заменгофа, народный учитель Коханов и др.

После поражения революции 1905 г. собираться на частной квартире стало опасно — и приверженцы международного языка обратились в городскую думу с просьбой разрешить открыть в Ростове свое официальное общество. Однако, как это происходило отнюдь не только у нас, эсперантисты часто вызывали раздражение у «сильных града сего». На прошение легла резолюция — «Низя».
Но, ввиду того, что в других городах отчизны власти были полиберальнее, наши «думники» слыть ретроградами не захотели и решились-таки «дозволить это» у себя. Однако в придачу выдали полицейского, который неотлучно сидел на всех собраниях и концертах эсперантистов. Все же не доверяли, видно, и ему. В 1912 г. общество на всякий случай прикрыли. Пришлось переходить на полулегальное существование.

Так и прятались до прихода в город в 1920 г. Красной Армии. Тогда все пошло по-новому. В первые же дни после установления Советской власти Политотдел обратился к эсперантистам с просьбой развернуть как можно более активную деятельность среди всех слоев населения. Работа закипела.
Кружки международного языка открывались в школах, на предприятиях, в учреждениях культуры. Цикл передач и радиокурс эсперанто провело ростовское радио. Уроки этого языка и информация о движении эсперантистов всего мира печатались на страницах молодежной газеты. Регулярные рейсы совершал целый эсперантский агитпоезд.

Я никогда не был коммунистом, но должен признать, что на заре распространения эсперанто намечался явный союз между двумя мировыми движениями. Возможно, определенную роль сыграло стремление тех и других усовершенствовать окружающий мир (только «красные» пошли путем НАСИЛИЯ, а «зеленые» — СОБСТВЕННОГО ПРИМЕРА).
Формально же эсперанто вписывался в сценарий «мирового пожара» как справедливое орудие пролетарского взаимодействия. Неслучайно в свое время об эсперантистах говорили, что они похожи на арбуз: снаружи зеленые (цвет эсперанто), а внутри — красные (символ революции). Нащупывание общей платформы зафиксировано и в некотором внимании к проблеме международного языка со стороны Коминтерна (между прочим, именно стараниями радио Коминтерна сообщество эсперантистов могло слушать на своем языке передачи из Москвы уже в 1923 г.!).

Продуктивного результата, правда, не получилось. Но попытки были. По сей день прозябает малочисленная и по возрасту в основном «реликтовая» международная организация эсперантистов-коммунистов. Однако магистрально наши пути явно разошлись.

Вернемся же к теме повествования — эсперанто в Ростове. 1926-й год. Образуется городской комитет Союза эсперантистов Советских Республик (СЭСР). В него вошли ветераны С.Н. Клетеник, В.С. Баранов и Е.А. Бокарев. Все они не оставляли эсперанто-движения до последних дней своей жизни. А Е.А. Бокарев, некогда студент РГУ, затем участник создания письменности народов Северного Кавказа, профессор, уважаемый в научной среде сотрудник Института языкознания Академии наук СССР и член Международной академии эсперанто, умер, в последний раз просматривая правку «Эсперанто-русского словаря», который вышел в свет в 1974 г., был переиздан в 1982 г. и признан одним из лучших национальных словарей международного языка.
В 1930-е гг. в наш город прибыли из фашистской Германии трое немецких рабочих-коммунистов. Один из них — Фриц Леов — стал работать на паровозоремонтном заводе. Из него так и сыпались рацпредложения, но их внедрению мешала полная «немота» автора. Русский был для него слишком «китайским». Поэтому Леов фиксировал все новшества на эсперанто, а В.С. Баранов, работавший там же, переводил на понятный для руководства язык.

Потом был культ личности, наложивший на эсперанто табу. Потом война, в которой участвовали и В.С. Баранов, освобождавший Венгрию, и И.С. Варюхин, награжденный двумя орденами Славы, Отечественной войны, медалями…
В 1957 г. случилась оттепель. И примолкнувшие было эсперантисты снова заявили о себе. Усилиями доцента строительного института В.М. Грушко, который состоял членом комитета зашиты мира, выступал с речью на эсперанто по московскому радио, стал известен далеко за пределами нашей страны по переводам на международный язык К. Паустовского, И. Эренбурга и других, при Доме ученых стала работать эсперанто-секция.
В тот период в гости к ростовчанам приезжали их единомышленники из Швеции (член Правления Всемирного движения эсперантистов за мир Роза Виндл), Италии, Бельгии…

В 1960 г. у нас гостил участник войны против французских колонизаторов поэт, писатель и журналист, тогда президент Ассоциации вьетнамских эсперантистов-защитников мира, редактор журнала на международном языке «Вьетнам шагает вперед» Дао Ань Ха. Он остался очень доволен приемом. И вскоре в Ростов направилась бандероль с магнитофонной лентой. На ней — благодарственные слова поэта и концерт ханойских единомышленников. Другая их посылка была гораздо более своеобразной — осколок тысячного сбитого над небом Вьетнама американского самолета — как выражение признательности за посильную помощь в справедливой войне.
С тех времен остались и многочисленные книги на эсперанто. Характерно, что они вышли в самые трудные для страны годы! Возможно, потому что международное эсперанто-сообщество, несмотря на официально актуальный до сих пор принцип политической нейтральности УЭА, все же в меру сил помогало жертве агрессии и морально, и вещественно.

Новейший этап в жизни эсперантистов Ростова начался в 1971/72 гг. после образования при Дворце культуры «Энергетик» сначала кружка, а затем клуба «Амикэцо» («Дружба»).
История развивалась так. После смерти В.С. Грушко наступило «безлюдье». Старый лидер ушел, а новый появился не сразу. Администрация Дворца культуры строителей, куда эсперантисты направили свои стопы после закрытия Дома ученых, терпевшая клуб при живом президенте, после его ухода стала нас все больше теснить, пока не выжила вовсе. Во Дворце пионеров, где его бессменный директор З.И. Бондарчук (спасибо ей!) приютила первые «оттепельные» курсы эсперанто для школьников, взрослым дядям собираться было как-то не с руки. В общеполитическом смысле наступила брежневщина, не жаловавшая своей любовью всяческих «оригиналов».
Клуб таял на глазах. И наступил момент, когда от него осталась лишь горстка самых преданных. Нет лидера, нет поддержки извне, нет помещения для работы.
Что делать? Во мне полно иллюзий, энергии и амбиций. Иду в горком комсомола. Очень живописно представляю «общественно полезную деятельность клуба по интернациональному и патриотическому воспитанию молодежи». О том, что «не в струю», разумеется, помалкиваю. Как и сейчас, я был привержен тогда при общении с власть имущими только одному принципу. Врать не надо. Но и лишнего говорить тоже. «Знание умножает скорбь». Побережем здоровье командиров…

Как ни странно, беседа удалась. Тогдашний секретарь ГК тут же (невиданная оперативность) поднимает телефонную трубочку и попадает на директора ДК «Энергетик». «Хороших ребят не приютите?» — «Можно. Только формально они должны быть не городскими, не районными, а лично дворцовскими». — «Идет».
И пошло. В целом неплохо. Дворцовое руководство нам не мешало, а иногда даже и помогало. Особенно проникся нашими заботами его последний директор В.И. Гладких. В период универсальной капитализации, когда по всей стране эсперанто-клубы обложили арендной пошлиной невообразимых для финансово девственных любительских структур размеров, он разрешил нам пользоваться услугами Дворца бесплатно. Помогал и в другом. То дал денег на организацию круиза, то на создание любительского фильма о клубе, то на проведение выставки…
В общем, искреннее Вам спасибо, Валентин Иванович. Благодарен я и зав. сектором Л.С. Добриде, в непосредственном ведении которой состояло «наше ведомство». Любовь Семеновна расхваливала нас всем инспекциям и визитерам. Но поскольку директивы сверху на нас не было, восторги тут же и умирали. Наверно, поэтому вышестоящее руководство в лице деятелей Обкома профсоюза энергетиков и Облсовпрофа за все двадцать лет с лишком ни копейки (!) на нашу деятельность не выделили! Хотя надоедал я им много.

Но, видно, не пришелся. Особенно Т.А., «поставленной на культуру» (фамилию называть не стану; как говорится, бог ей судья). Никак в толк взять не могла, почему она должна нашему клубу помочь. А ведь по всей области живых, не липовых, любительских объединений, продержавшихся больше 10 лет, по пальцам сосчитать. Про тех, кто до 20 дотянул, и вовсе молчу. Ну, ладно, не разогнали — и за то спасибо.
Как и любое непримитивное явление, «Амикэцо» воспринимался всеми по-разному. Рядовые члены клуба видели в нем отдушину от окружающей серости. Они приходили пообщаться, побалагурить, попробовать себя в творчестве, поездить по стране, а когда открылся «железный занавес» — человек тридцать наших «рванули» к своим друзьям по переписке и на международные встречи эсперантистов в самые разные страны — от крошки-Мальты до гиганта-Австралии.
Помню, в разгар застоя чуть не год подкалывало меня местное начальство за то, что однажды мы устроили неформальную вечеринку при свечах, когда даже такое «вольнодумство» категорически не приветствовалось. Зато членам клуба очень понравилось.

Полюбилось и путешествие по кулинарии разных стран, осуществленное собственными гурманами. Кухню Британии, например, познавали в бумажной декорации замка и в самый неожиданный момент чуть не подавились от невесть откуда вывалившегося «привидения».
Обычные, теплые мелочи человеческого общения — все это привлекало членов клуба, но вряд ли годилось для отчетов. Поэтому для инспекторов писали идеологически выдержанные планы с обилием требуемой лексики: «Ленин о…», «Два мира — два детства» и прочее в том же духе. Чтобы кинуть «вождям» их любимую «косточку», иногда действительно терпели нечто подобное, но часто говорили не совсем об этом. Время от времени присоединялись к кампаниям по сбору подписей в защиту мира или политического узника, скидывались на фонд Никарагуа или чего-то еще. Вроде, и дело правое, и верхам понравится.
И начальство, и нас устраивали многочисленные зарубежные гости — обычно иностранные студенты или заезжие эсперантисты. Для Дворца — и жизнь бурлит, и галочка в графе «интернациональное воспитание», для нас — интересные встречи.
В лучшие времена в клуб более-менее регулярно наведывалось с полсотни желающих. Всего же через его стены прошли сотни. Кто они?

М.М. Адеркасс — кандидат технических наук, эсперантист со времен оттепели. Однажды привел в клуб свою дочь-старшеклассницу. «Она без конца спрашивает, неужели кто-то на этом языке разговаривает?». Убедившись, что такие люди есть да к тому же и небезынтересные, девушка и сама поступила на курсы.
Ее родственник Миша Муругов — ныне предприниматель — дорогу в клуб нашел сам. Его коллега по языковой группе — студент-психолог О. Большой — сейчас держит фотоателье. Н. Слободенюк — редактор многотиражной газеты. С. Ксанф и В. Беляевский, бывшие когда-то студентами, занялись после перестройки бизнесом. Г. Бардахчиян заканчивает второй вуз и работает в налоговой инспекции. А. Пастушенко — мой любимчик в клубе, некогда заядлый КВНщик и неиссякаемый источник шуток — написал книгу о компьютерных играх, победил в конкурсе на право стажировки в США.
И. Моисеев, пришедший в клуб школьником, окончил Литературный институт, публиковался в зарубежных изданиях в числе наиболее интересных современных прозаиков России. В. Голубев многие годы работает обыкновенным крановщиком на Сельмаше, а В. Широков — мастером по ремонту электрооборудования. У обоих — самые разносторонние интересы: от авторской песни и туристских походов до итальянского языка и магии. Простой сварщик с не менее многочисленными увлечениями — Г. Алещенко. Его друг С. Никифоров недавно с отличием окончил филологический факультет университета и получил приглашение в аспирантуру. Правда, он предпочел этому свою старую и более денежную строительную специальность. Семья все-таки.

Между прочим, жена его — тоже из нашего клуба: Е. Ткачук. За эсперантиста вышла замуж и программист И. Сургучева. «Зеленую ячейку» составили выпускница физфака РГУ Л.Елагина и экономист Б.Гранат. Обучил этому языку свою супругу и сына инженер Б.А.Зозуля.
Из профессиональной «гильдии» инженеров — М. Киреев, Н. Кирнос. Учителем работает Е.Захаров, врачом-педиатром — Л.Харахашьян. А. Данько и И. Бойко — музыканты (оба лауреаты Всероссийских конкурсов; в клуб пришли учащимися училища искусств), Г. Емельянов — фотограф. Список можно продолжать и продолжать.
Пестрым был и возрастной состав клуба. Как говорится, от пионера до пенсионера. Но подавляющее большинство — все же молодежь: от старшеклассников до тех, кто в «возрасте Христа».
В 1986 г. после выхода в свет высочайшего дозволения любительским объединениям обрести права юридического лица наш клуб незамедлил этой возможностью воспользоваться. Последовали шумные и веселые курсы эсперанто под девизом «Ученье — без мученья!». Состоялись два фестиваля эсперанто-культуры с участием гостей из десятка городов СССР. Приехал эсперантист-писатель из Австралии Т. Стил и редактор журнала «TEJO tutmonde» А. Кюнцли из Швейцарии. В полном зале ДК ВОС на ура прошел спектакль профессионального эсперанто-театра из Болгарии. Участники фестивалей выступили не только перед эсперантистами, но и для отдыхающих парка им. Горького, посетителей музея Сурб-Хач, зрителей кинотеатра «Комсомолец».

Так незаметно подкрался 1991 г. И перестройка превратилась в катастройку… Народ в шоке, курсы прекратились, клуб, как и другие любительские объединения страны, стал чахнуть.
Но эсперантисты — народ неистребимый! Собралась-таки инициативная группа (в основном, молодежь), которая планирует возродить некогда бурную жизнь клуба. Для начала планируется проведение массированных встреч с народом, а тотчас вслед за этим — интенсивные курсы. И общение, поездки, встречи…
______________________
© Мельников Александр