Настоящий учитель

Учителя бывают разные — хорошие и плохие, добрые и злые, любимые и нелюбимые. Почему так бывает? Ведь если исходить из функций и задач, учителя должны быть одинаковыми, и, тем не менее, есть учителя, к которым дети на урок идут с удовольствием, предвкушая совместное общение и интересную работу , а есть такие, которых ученики просто боятся и тогда урок этого учителя становится для них чуть ли не каторгой.

Есть на белом свете один хороший учитель — Анатолий Бернштейн, который живет в г. Москве и в данный момент пишет книги по педагогике. Он уже не работает в школе, но все его бывшие ученики ходят к нему домой, приглашают его в гости, или просто звонят по телефону, не забывая о нем ни на минуту. И вот сегодня два наших ростовских учителя — Сорокина Татьяна Борисовна и Маханькова Надежда Павловна решили «пообщаться» с Анатолием Бернштейном, порассуждать о вопросах, поднятых им в его книге «Оставайтесь после уроков», и таким образом помочь понять читателю, каким же должен быть настоящий учитель.

— Могут ли учителя влиять на дальнейшую судьбу ребенка?

Бернштейн: «А кто сказал, что учителя — безобидные ретрансляторы знаний и в худшем случае бациллоносители просвещения? Иногда даже не самым инициативным из них приходится играть роль куда более ответственную — судьбы.
Ничего исключительного в этом нет. Учитель объективно имеет больше шансов влиять на «недоразвитого» человека, как говорили о детях в эпоху Возрождения. Он стоит на его пути, как обязательная отметка, промежуточный финиш, верстовой столб посередине дороги, который непросто объехать».

Маханькова: » Да, я согласна, учителя иногда влияют на становление характера и определение дальнейшей судьбы своего ученика, но это происходит лишь в том случае, если у учителя и ученика возникают с самого начала доверительные отношения, когда учитель является авторитетом и примером во всем».

Сорокина: «А я думаю, что они влияют на ребенка в любом случае, даже если нет доверительных отношений. Все равно какие-то фразы, мысли, замечания откладываются у ребенка в памяти».

— Существуют ли неразрешимые противоречия между учителем и учеником?

Бернштейн: «По сути, никаких неразрешимых противоречий между учителем и учеником не существует. Воспитание — не идиллия, но, безусловно, не война за независимость. Это и взаимообучение, и опыт человеческих отношений»

Маханькова: «Нет, на мой взгляд, между учеником и учителем могут возникнуть неразрешимые противоречия, но в этом случае чаще всего будет виновен сам учитель, его невыдержанность, бестактность, недалекость. Учитель всегда должен помнить об осторожном бережном отношении к маленькому, еще не сформировавшемуся человеку, и тщательно обдумывать каждый свой поступок, тогда неразрешимых противоречий будет гораздо меньше. Но иногда бывает и так, что учитель мало может повлиять на ход развивающегося конфликта, так как причиной бывает запущенное воспитание ребенка, выросшего в неблагополучной семье; в таком случае учитель должен хотя бы сгладить возникший не по его вине конфликт».

Сорокина: » Противоречия есть, но они всегда разрешаются. У меня был недавно очень неприятный и, казалось бы, неразрешимый инцидент. Мама одной девочки решила, что я ущемляю ребенка, отбиваю интерес к знаниям, что ребенок, мол, очень умный, а я все время занижаю оценку. Это противоречие разрешилось — в класс поставили другого учителя. В результате пострадали дети, любившие предыдущего преподавателя».

— Когда учитель ругает ученик, кто больше переживает?

Бернштейн: » Учителя переживают все же чаще и глубже, а ученикам бывает в основном сильно неприятно. Но это, конечно, совершенно частные наблюдения, сугубо из личного опыта».

Маханькова: «Все зависит от ситуации. Если сорвался добросовестный учитель в силу внешних неблагоприятных обстоятельств, то он очень переживает. Если несправедливое отношение учителя к ученику является нормой в практике такого учителя, то учитель никогда не переживает. Переживания ученика зависят от его личных качеств: если ребенок чувствительный, то он переживает очень сильно, а если ученик душевно черствый, то он тоже не переживает».

Сорокина: «Ну, смотря за что ругаешь, если за то, что нужно, то не волнуешься, а если не уверен, когда ругаешь, тогда естественно переживаешь».

— Кто кому больше нужен? Учитель ученику или ученик учителю?

Бернштейн: «Ученики порою нужнее учителю, чем он им. Учителю нужен ученик, как любимая игрушка или как партнер для игры, как медный обруч, регулирующий давление, как верный Пятница — спасение от одиночества и обретение смысла жизни».

Маханькова: «Да, здесь наблюдается взаимопотребность. Настоящий учитель, для которого работа в школе — это не служба, а образ жизни, нуждается в своих воспитанниках, в общении с ними точно также, как они нуждаются в общении со свои учителем.»

Сорокина: «Я тоже согласна. Учитель нуждается в ученике так же, как и он в нем».

— Какую дистанцию надо выбирать с учеником: ближнюю или дальнюю?

Бернштейн: Здесь важно понять, что управление процессом определения оптимального расстояния между двумя объектами происходит из 2-х командных центров, только не всегда согласованно. Дети прекрасно, но порой непредсказуемо для нас регулируют процесс.».

Маханькова: «Дистанция между учеником и учителем должна быть строго выверена до миллиметра, нельзя слишком влюбляться в своих учеников, приближать их настолько к себе, что некоторые родители испытывают чувство ревности, такая ситуация только мешает педагогическому процессу. С другой стороны, нельзя отталкивать от себя ребенка, если видишь, что он нуждается в твоей заботе, внимании, а иногда и любви».

Сорокина: «Я выбираю ближнюю дистанцию со всеми учениками, но иногда ребенок решает, что ему все позволено и переходит границы, тогда его необходимо отдалить».

— Кому все это вообще больше нужно: вам или им?

Бернштейн: «Нам! Для них! Ибо весь смысл нашей жизни — в ее полной отдаче им».

Маханькова: «На мой взгляд, в итоге, конечно, им, потому что наша основная функция — давать знания».

Сорокина: «А я думаю, одинаково и им, и нам. Да, наша основная функция — давать знания, а их получать эти же знания, т.е. поровну. Взаимообмен».

— Как вы устанавливаете дисциплину на уроке?

Бернштейн: «Во-первых, отнеситесь к делу, как к делу своей жизни; во-вторых, отдайте ему все 24 часа в сутки и посвятите их детям; в-третьих, уважайте себя и их по-настоящему; в-четвертых, приготовьтесь терпеть и бороться сколько потребуется. И тогда у вас все получится, что вы пожелаете».

Маханькова: «Дисциплину на уроке я предпочитаю устанавливать путем своего личного обаяния или авторитета. Нужен набор личностных качеств, которые даются от природы и путем самовоспитания. Волевым способом, не подкрепленным вышеперечисленными факторами, дисциплину на уроке удержать сложно».

Сорокина: «Это очень сложный вопрос, потому что у меня все это происходит на интуитивном уровне. Сначала я заинтересовываю темой, а затем загружаю работой».

— Существует ли какой-то предел, кульминация учительского дела?

Бернштейн: «Педагогическому делу не грозит быть закрытым. Оно всегда длиною в педагогическую жизнь, а то и в физическую жизнь учителя».

Маханькова: » Согласна, не существует, хотя я, может быть, еще нахожусь в той поре, что еще не достигла этого наивысшего пика в своей профессиональной деятельности».

Сорокина: «Наверное, у каждого по-разному — одни нашли свой предел и уже ходят равнодушными, а для кого-то, и для меня в том числе, это всю жизнь — творческий поиск».

— Педагог — это в первую очередь кто: учитель или человек?

Бернштейн: «Учитель — в первую очередь человек, и отношения, которые устанавливаются с учеником, человеческие».

Маханькова: » Конечно, человек. Педагогика — это некая сфера деятельности, которая не имеет права допускать даже 1% брака, так как мы работаем с людьми, а не с машинами».

Сорокина: «Ну естественно — человек, и у любого учителя должны преобладать человеческие качества».

— Какие отношения должны быть между учителем и учеником?

Бернштейн: «Мы предлагаем себя в качестве объекта для обожания, подражания и послушания, а нас просто любят. Могут попросить совета, а могут и денег, чаще приюта, тепла. Легкие отношения и есть наше лучшее достижение. Не завоевание, не самоцель, а искомый результат».

Маханькова: «Вторя современным веяниям психологической науки, я придерживаюсь принципа субъект — субъективных взаимоотношений с учениками, когда учитель не забывает, что перед ним не просто объект его педагогического воздействия, а трепетная личность, которую нужно уважать, как самого себя и ценить».

Сорокина: «Между учителем и учеником должно быть сотрудничество. Они друзья, но учитель все же должен внушать уважение, выглядев авторитетно в глазах ученика».

— Нужен ли телесный контакт с учениками, взаимоприкосновения?

Бернштейн: «Нужен, так как по тому, как учитель физически раскован с учениками, не боясь ненароком кого-нибудь задеть, как легко он похлопывает, подталкивает, берет за руку, поправляет одежду и как те на это реагируют — можно много сказать о степени человеческой доверительности, открытости и душевной близости между ними. Это дано не каждому, потому что право на такое прикосновение надо заслужить».

Маханькова: «Я за науку прикосновений, особенно это необходимо в среднем школьном возрасте (5-7 классы), когда ребенок еще нуждается в заботе, опеке, у него не изжита потребность в ласковом поглаживании, похлопывании, дружеском рукопожатии, и если отношения учителя и ученика складываются доверительные, то прикосновения будут актуальными вплоть до самого старшего школьного возраста».

Сорокина: «Телесный контакт необходим — кого-то успокоить, кого-то заставить работать, кому-то внушить уверенность».

— Несут ли учителя моральную ответственность за учеников в дальнейшей их жизни?

Бернштейн: «Не берите на себя чужой кармы — не делайте за них их труд, не решайте за них их задачи, не пытайтесь стать их судьбой. Самое лучшее — пусть знают ваше мнение, позицию, оценку».

Маханькова: «В небольшой мере — да, так как с детства им что-то внушали».

Сорокина: «В общем-то да, так как, что воспитали, то и получили. А учителя воспитывают вместе с родителями».

— Каких учеников любят учителя?

Бернштейн: «Парадокс, но учителя не любят счастливых учеников. Вероятнее всего, потому, что в подсознании: если счастливы, значит, свободны, независимы от нас. А мы так хотим, чтобы в нас нуждались»…

Маханькова: «Любят чаще того, у кого есть потребность в любви».

Сорокина: «А я люблю способных, тех, которые хотят чему-то научиться, думающих, ищущих, желающих получить знания».

— Ну и, наконец, кто такой вообще «учитель»?

Бернштейн: «Учитель — скромный служащий на ответственном посту: открывающий дверь в мир знаний или в мир людей, или помогающий заглянуть в свой собственный. И не требующий за это благодарности. И достойный много большего, когда по-настоящему заслужил».

Маханькова: «Учитель — это, прежде всего, хороший профессионал».

Сорокина: «Это — человек, готовый придти на помощь в любое время дня и ночи маленькому человечку, готовый передать свои знания, поделиться жизненным опытом, чему-то научить, помочь родителям скорректировать воспитание ребенка, ведь он больше видит ребенка, чем родители».

«…Учительский труд — одно из величайших призваний в жизни… Но учитель должен быть предан своему делу в наивысшей степени, полностью отдаваться ему, учить от всего ума и от всего сердца, всем своим существом; и при наличии такой преданности возможно многое».
Дж. Кришнамурти.

«Подумайте об этом.»
_________________________
© Скрынникова Алена