«Бешеные деньги» стали кульминацией фестиваля

Восьмой день фестиваля «Русская комедия». 27 апреля. На сцене академического театра имени М. Горького выступают «хозяева», организаторы фестиваля — коллектив театра Горького. Показывают пьесу А. Н. Островского «Бешеные деньги».

Премьера спектакля состоялась в театре недавно — в конце марта. Поставлена она режиссером из Санкт-Петербурга Г. Тростянецким с прицелом на участие в грядущем фестивале. «Академики» выступали в конце всего форума то ли на правах гостеприимных хозяев — сначала дали показаться гостям, а потом уже и сами, то ли умышленно, потому что знали, какой эффект произведет на всех этот спектакль.

«Бешеные деньги» действительно стали апофеозом всей фестивальной недели. По сути, этот спектакль мало чем напоминал именно классическую комедию, также как и саму пьесу Островского. Он походил скорее на шоу со положенными ему элементами: танцевальными номерами, фарсовыми сценками. Но, не смотря на все рискованные трюки, спектакль нигде не опускается да уровня представления на потребу массовому зрителю. В нем непременно чувствуется хороший вкус и тонкий юмор классика.

За все историю постановок «Бешеных денег» ни разу не было двух одинаковых трактовок ни пьесы, ни образов героев в частности. Васильков представал перед зрителями то «ханжествующим хищником», то человеком «простодушным в быту и сметливым в делах». Лидия Чебоксарова в исполнении актрис разных лет воспринималась зрителем то как бездушная порочная кокетка, тонко разыгрывающая свою роль, то как жертва той «гнилой» среды и общества таких же господ.

По-своему представили образы персонажей Островского и актера театра Горького. Васильков в исполнении С. Галкина сначала лишь наивный провинциал, безумно влюбленный в Лидию и простодушно идущий на поводу у хитрых господ Телятева и Глумова. Но Васильков развивается, эволюционирует, и вскоре это уже человек, имеющий чувство собственного достоинства гордящийся своим происхождением, положением и самим собой. А под конец он предстает уже преуспевающим дельцом, полной противоположностью остальным господам, привыкшим лишь прожигать и занимать деньги, а не зарабатывать их. Но на протяжении всего спектакля, в каком бы качестве он ни выступал, сквозной линией идет любовь к Лидии — от восторженной до страстной, от страстной до жалостливо-покровительственной. И последняя сцена — когда Васильков предлагает пойти Лидии к нему в экономки — не свидетельство его жестокого мщения и эгоизма, а желание спасти свою любимую из той удушливой среды, в которой она оказалась; вытащить её из болота, которое засасывало её с каждым днем все глубже.

Не является статичным и образ той Лидии Чебоксаровой, какой её представила Ю. Борисова. Сначала это просто милая, очаровательная девушка, почти ребенок, получающей искреннее удовольствие от поклонения и восклицания, вполне уверенная в себе и в своем благополучии, не желающая сколько-нибудь задумываться об истинном положении дел. Потом её бессознательное кокетство переходит уже в тонкую, расчетливую игру с целью заполучить богатого мужа. И дальше — от сцены к сцене, по мере ухудшения положения, от безысходности и эгоистичного нежелания жить в бедности, Лидия все больше превращается в жадную, расчетливую хищницу, не останавливающуюся ни перед чем из-за желания получить деньги. Но уже тогда проступает вся её беспомощность и жалкая попытка ухватиться за последнюю возможность снова стать блестящей аристократкой, которая во всей своей силе проявляется в последнем действии. Вот тогда рушатся все идеалы, созданные ею, вот тогда наступает мучительное разочарование в них.

Замечательно были показаны образы господ: Чебоксаровой (заслуженная артистка России Т. Шкрабак), Кучумова (народный артист России И. Богодух), Телятева (заслуженный артист России В. Ветров) и Глумова (А. Семикопенко). Вот где сосредоточилась вся развращенность, никчемность и внутренняя пустота за внешним лоском и утонченностью.

Спектакль построен в фарсовой, в отдельных местах даже доходящей до гротеска, манере, часто просто веселящей зрителя, но методично разоблачающей и вскрывающий всю жалкость существования этих людей, которая достигает кульминации в последнем действии. Только здесь чувствуется подлинная трагедия существования этих господ. Здесь же звучит и лирическая нота — два сердца нашедших друг друга.