[Окончание. Начало см. в № 19-2005 (121), № 20-2005 (122) ); № 1-2006 (123), № 2-2006 (124), № 3-2006 (125), №4-2006(126), №5-2006(127), №7(129), №8 (130)-2006.]
ПОД МОНУМЕНТОМ
Действующие лица: Коля Цементовоз, Вася Самосвал, Сашка Косой, Катя, Сеня и другие.
Время действия – последние дни развитого социализма.
Действие первое
Сцена 1
На заросшем травой и кустами вереска глиняном бугре возводится громадный монумент. Это две фигуры в лесах. Прямо и слева под бугром обширная железнодорожная станция и два вокзала, за ними речка в бетонных берегах, дальше миллионный город, лицом к которому развернуты фигуры монумента, а справа, по дну бывшей балки, где когда-то происходили рабочие маевки, в честь которых монумент и возводится, шумит непрерывная автомобильная река, связывающая центр с новым жилмассивом. На стройке тишина. Лишь двое пятнадцатисуточников, охраняемые одним милиционером, метрах в пятидесяти от монумента носят носилками песок. Они часто перекуривают, усаживаясь на брошенные на землю носилки.
В а с я С а м о с в а л….А это циклоп заловил русского, англичанина и американца.. Говорит, трое суток будете у меня пить, с бабами гулять, а потом каждый стрельнет в орла. Кто попадет, того отпущу, промажет — схаваю. Ну ребята три дня и три ночи бухают, порются. Поток циклоп спрашивает: кто первый стрелять хочет? Англичанин вызвался. Циклоп орла пускает, англичанин стреляет — и мимо! Циклоп его тут же зажувал. Кто второй, говорит. Русский и американец молчат. Циклоп рассердился. Быстрее думайте, а то назначу. Ладно, говорит американец, я буду, только налей еще сто грамм виски. Циклоп наливает, тот треснул. Еще, говорит, налей, еще треснул, в глазах подвоилось. Целился, целился — бабах! — и мимо. Циклоп его схавал. Русскому подошла очередь. Стреляй, говорит циклоп. Не буду! — отвечает русский. Как это? Даром вас поил-кормил? Давай стреляй! Не буду, отвечает русский. Да как это так? — циклопа аж трясет. А не нагулялся! Мне еще три дня надо… Циклоп уже сытый — согласился. Русский еще три дня пьет-гуляет. Ну, потом деваться некуда. Эх, говорит, выпью в последний раз. Наливает в пивную кружку из поллитры, хлобыстнул, аж глаза на лоб полезли. Берет ружье. Водил, водил — бабах!.. И орел из поднебесья на землю рухнул. Циклон от удивления чуть не помер. Ваня, как это тебе, в жопу пьяному, удалось? Ваня лыбится: кто ж из восьми ствольного ружья по целой стае орлов не попадет? Будь здоров, одноглазый…
Напарник Васи откидывается в носилках на спину, хохочет.
К о л я Ц е м е н т о в о з. Да, циклопу этому повезло. Не дай бог, зажувал бы он Ваню. Тут же и угорел бы. Я так раз с неделю крепко бухал. Потом на чердаке работаем, вдруг как приспичило. Снимаю штаны, а ребята как заорут: ты чего, вонять будет! А мне-то деваться некуда, чувствую, до сортира не добежать, да и где он, неизвестно. Дрррр! .. И что бы ты думал? Чистой водярой как запахнет…
Уже оба, Вася и Коля, откидываются на носилках, дрыгают ногами.
М и л и ц и о н е р. Эй, работать пора.
В.С. (усаживаясь нормально). У вас, товарищ начальник, одно на уме: работать, работать… (Коле Цементовозу) Интересно, а что у него на уме? Мы хоть чуток возимся, а. он ничего. Охуеть запросто можно. Видел мультик, что у разных мужиков в голове? Бабы, водка, третий соседа убивает. А у этого что?
К.Ц. У этого?.. (думает, вдруг глаза его делаются блестящими от слез, он дрыгает ногами, задыхается) А у этого… ха- ха-ха! .. У этого пузыри проносятся. И все — ха-ха- ха! — и больше ничего…
Встревоженный милиционер подходит к ним, кричит. Пятнадцатисуточники нехотя подымаются. Носят песок.
В.С. Товарищ начальник, что на этом песке строить собираются?
М. Не ваше дело.
К.Ц. Загорать.
М. Плитку цементную положат, как напротив обкома партии.
В.С. Вон оно что… А напрасно. Очень напрасно. Еще дедушка Ленин предупреждал: на песке не стройте.
М. Давай, давай работай. Не твое это дело рассуждать.
С противоположной стороны балки, через гул бегущей внизу автомобильной реки доносится звук гармошки.
К.Ц. О, Вася, глянь. Да то ж моя когда-то любимая пивная. Ты жива еще, моя старушечка, жив и я, привет тебе, привет! .. Ах, ты , моя дорогая. Я уж и забыл про нее.
На бугор въезжает несколько белых «волг», следом за. ними автобус, полный рабочих и инструмента.. Начальники из «волг», все откормленные, с белыми жирными лицами, идут к монументу слушать взволнованного человечка в помятом сером костюме. Рабочие выгружают из автобуса ломы, кирки, лопаты.
В.С.(не без удовлетворения). А косанули в нашу сторону.
К.Ц. Чтоб раз и навсегда. отвернуться.
В.С. А давай сядем и проверим?
К.Ц. Ты че? Этот наш хрен доложит и суток по пять добавят.
В. С. То-то! Все они, падлы, видят, даже когда не смотрят.
Вновь с противоположной стороны балки доносится гармошка. Главный начальник у монумента смотрит в ту сторону, что-то говорит приближенным, те бегут к автобусу, скоро рабочие собирают инструменты, грузятся опять, автобус отъезжает. Все смотрят на противоположную сторону балки, вправо.
К.Ц. (показывая пальцем, радостно) Гля! Курочат. Сто лет она там стояла. Крах босякам пришел.
В.С. (тоже указывая пальцем и радостно). А пивщица, а пивщица., глянь, как ворона мечется. А, сучка, будешь знать как по полкружки не доливать!
К.Ц. (Вдруг печально). Цирк! Что здесь можно сказать, кого после этого любить? Сто лет она там стояла, вот так запросто взяли и снесли. Летом после работы жажду только пиво убивает. Эти суки разве поймут?
В.С. На виду стала. Сюда ж туристов будут возить. Вот истуканы в честь революции. А слева, посмотрите внимательно, брат алкаш насосался пива и ссыт с обрыва на лучшую жизнь.
К.Ц. Ну и вечная ей память. Вообще-то, если разобраться, не нам о ней жалеть.
В.С. (внимательно смотрит на К.Ц.). Каешься? Семь суток отсидел и доходить начал?
К.Ц. Ничуть. Я этим, которые в «волгах», гадил как надо. Ты! Один только случай расскажу. Я ж еще и рыбак заядлый. У меня моторка, сетки. Поехали мы с Петей Ковалевым вверх. Петя четвертый год завязанный, за рулем сидит. А у меня трехлитровый баллон водки — ребята с ликероводочного по тридцатке носят, – посасываю себе потихонечку. Рощи, острова., песок… Полежу часика три без сознания, открою глаза и опять красотища — небо, берега, зелень и Петя, как тот монумент, неподвижный за рулем. Снова посасываю. Ночь пришла. Стали на якорь. В последний раз насосался и баиньки. Ночью буря разыгралась, нас сорвало и понесло. 3авел мотор. Темень непроглядная, но это ж река, рано или поздно должны в берег врезаться. Так и случилось, в камыши влетели. А утром выбраться не можем, кругом займище. Отталкиваемся веслами и вдруг выплываем на чистую воду, и с мостиков моя соседка стирает белье одинокому рыбаку. Ты, говорю, в Мелитополь поехала. Тык-брик, деваться ей некуда: Коля, я тебе ведро раков дам! И рыбы, говорю. Рыбы нет, а раков дам. Взяли мы живых раков полмешка и повернули назад: потому что низовка воды нагнала, течения нет, рыба не идет. И уже город близко, давай, говорю, Петя, сворачивай на остров, у меня там на тоне друг. Заглушили мотор, иду в бригаду и вижу в сторонке костер, в котле что-то варится и вокруг никого. Подхожу — в котле агромадные раки. Петя, давай чего-нибудь! В крышку от мотора котел тот перевернули — и ходу. Метров четыреста проехали, и навстречу эти самые, которые сегодня здесь были, на глиссере поспешают. Ага, кричу, нажретесь у меня…
В.С. Да знаю я про них все. Первого главу нашего терпеть еще можно. Что ни подадут — жрет да нахваливает. А вот председатель исполкома зимой лед рубить заставляет, по двое суток мужики на ветру да морозе без сна, потому что рак по норам прячется, а может и вообще уйти.
К.Ц. Не говори! .. Я к Петиному деду попадал на их сабантуи помогать. Жрут до смерти. Особенно из комиссий. Ну мертвое тело. С размаху в грузовик бросали. Да еще баллончик с ухой к себе прижимает — домой в Москву детям везти собрался… А первый доволен: во как мы их! Дурдом. Хочешь анекдот про дурдом?
Вася не хочет слушать анекдот. Он напряженно смотрит в сторону, где вереск и обрыв. Из кустов женщина, держащая в одной руке желтую кастрюльку, а в другой ложку, манит Васю к себе.
В. С. А ну иди отсюда. Иди, иди, чтоб больше я тебя никогда не видел. Поняла? Навсегда!.
Женщина исчезает.
К. Ц. Жена? Она тебя посадила, да?
В. С. (впервые не дружественно). Не твое дело.
К. Ц. Да я ничего. Своя хоть?
В. С. Говорю тебе, отстань!
К. Ц. Вижу, своя. А у меня, представь, чужая. Вообще ни за что пострадал. Хочешь расскажу?
В. С. Отстань, тебе сказал! Целый день с какими-то рассказами, анекдотами дурацкими лезет.
К. Ц. (словно обжегшись, изумлен). Падла, ты чего? Гляньте! Да нужен ты мне, сука. Вставай работать!
Встает милиционер.
М. Я уйду на полчаса. Вы тут пока сами. (Уходит)
К. Ц. (Глядя милиционеру вслед, как ни в чем ни бывало). За пирожками с ливером пошел. А тут хоть пропадай. Не, слышь, а жена у тебя ничего. Зачем ты ее прогнал? Там же в кастрюльке она чего-то вкусного принесла. Не хочешь сам, так другу бы отдал.
В. С. (слабохарактерно смеется). Перебьешься.
К. Ц. Но ты знаешь, нет худа без добра. Поголодал, и бок правый не болит.
В. С Не бухаешь, вот он и не болит.
К. Ц. И это, конечно. Хотя , вообще-то, когда бухаешь, ничего не болит. Болит потом. Но голод .помогает. Раньше ни жирного, ни соленого не мог. А вчера селедку с голодухи мел за милую душу – и ничего.
В.С. Не сидим, а лечимся. Братишка мой двоюродный вот так же в прошлом году устроился, так потом по ночам просыпался пожрать.
К. Ц. Третий раз в жизни голодаю. В пионерлагере страшно жрать хотелось, в армии первые полгода и теперь. А впрочем, еще на Урале совсем недавно. Слышь, Вася, ну рассказать тебе, как я попал на пятнадцать суток? Кошмарное дело!
В.С. Да рассказывай, делать все равно нечего.
К.Ц. Посылают нас с Толей Суязовым на Урал два автобуса получить. Ну там как закон сначала задарма поработать надо. Отишачили в механическом цехе по десять дней, получили новенькие машины. Ну поехали домой. А голодные, аж кишки слиплись — командировочные и прочее еще в поезде пропили, водка-то в дороге по пятнадцать рублей бутылка… На 51-м километре Толя останавливается, бежит ко мне. Вот что, Николаша, будем автобусы продавать. Я чуть из кабины на дорогу не вывалился. Да не бойся, не целиком, по частям. Первым делом приемники двинем. Их же в гараже в первую ночь с мясом вырвут… Приемники мы двинули один за пятьдесят — когда снимали, повредили, второй за семьдесят — снимать уже научились. Вечером на стоянке наелись, напились. Утром на запасные колеса купец нашелся, тоже на сторону пустили. Едем не спешим, потому что и двигатели обкатать надо, здесь мы норму держали. К дому подъезжаем, Толя опять ко мне бежит. Слушай, говорит, обидно как-то, не все мы взяли. Давай вообще всю резину продадим. А как же, говорю, в гараж въедем? А сменку какую-нибудь лысую дадут. Наши проглотят, на складе, знаю, резина есть… Ну загнали мы автобусы в чужой гараж, переобулись, потом в тупичок спрятались и три дня гудели у одних подруг, пока Толикова баба нас не нашла. Я плохо помню, как оно там было. Короче, Толик убежал, а мне ни за что пятнадцать суток припаяли.
В.С. Автобусы как?
К.Ц. С автобусами хорошо, автобусы на месте. Да ты ж Толика видел, смуглый такой, сигарет мне приносил. Нормально все! Завгар доволен, драка из-за них там сейчас… Профком решит, кому дать.
В.С. Козлы вы с твоим Толиком.
К.Ц. Это почему?
В.С. Один мотор с коробкой передач еще можно было двинуть. На одном моторе разве б буксиром не доехали?
К.Ц. Ну ты даешь! Не додумались. Честно, не пришло в голову.
Возвращается милиционер.
К. Ц. Так… Начальство вернулось, скоро за нами приедут, в камеру с парашей отвезут, селедки с хлебом кинут… (Смотрит тоскливо, поворачивает голову вправо, взгляд его задерживается). А жаль пивную. Несколько раз зимой ангину в ней хватал. Помню, стою за столиком и вижу в окно, подруливает «бобик», и из него лучший друг выходит. Витюша, родной! .. Прямо из тюряги. Четыре года пацан отмантулил и на «бобике» не домой, а в пивную прикатил. Как загудели!!!
Сцена 2-я
Позади монумента, расширяясь клиньями, идут жалкие кривые улочки с домами одноэтажной застройки. Это бывшая рабочая слободка, Темерник, где будто бы созрели зерна революции, после нее названная Ленгородком. Впрочем, среди старых хат и хибар немало новых хороших кирпичных домов. На заросшей травой улице, перед самым богатым новым домом (фасад — сочетание белого кирпича с красным, на черном, лаково блестящем высоком цоколе) стоит высокий, хищно худой и сутуловатый, с черной повязкой через левый глаз Сашка Крюков и его жена, Катя, дородная, добрая, обыкновенная.
Сашка (любуясь своим домом, пытаясь обнять жену). Ну, я тебе обещал? Не верила.
К а т я. (отступая от мужа). А сколько переживаний? Чуть под детский садик не отобрали.
С а ш к а. Не отобрали же! Стой! Что ты от меня, как не родная?
К а т я. Люди кругом.
С а ш к а. Где ты видишь людей? Катюша, ну чего ты? Когда в конце концов жить нормально будем? Иди сюда.
К а т я. Руки прочь от Кореи!
С а ш к а. (очень обиженно). Что бы это значило? Противен я тебе, да?
К а т я. При чем тут противен? Мы на улице. И день на дворе…
С а ш к а. Так пойдем в дом, закроем шторы.
К а т я. Не хочу.
С а ш к а. ( гневно). Сука ты и больше ничего!
К а т я (нисколько не обидевшись). Я тебе не ишак карабахский, десятижильный. Дай вздохнуть. Одно но успели кончить, он другое начинает, с любовью лезет.
С а ш к а. Так, значит, это начало? Вот гадина! Сколько с ней живу, столько и не добираю. На все у нее, кроме Саши, хватает времени. Ну и гадина! Первые два месяца ты была золото. А потом, сучка, в роль вошла. Все чтоб под ее дудку плясали. Как она хочет, так и должно быть.
К а т я. (возмущенно). Под мою дудку? Это ты ни с кем не считаешься: что вздумаешь, то и творишь.
С а ш к а. Я все по делу. Ты о таком доме и мечтать не смела. Ты ж без понятий. Дай тебе хоть миллион, избушку на курьих ножках слепишь, а остальное на книжку положишь и будешь проценты считать. Саша человек с понятием…
К а т я. О! Уж понятия твои мне известны: без мата он слова не скажет.
С а ш к а. Не заводи.
К а т я. Да-да. Попробуй тебя не завести… А пил ты как! В лужи вмерзал…
С а ш к а. А разве не бросил? Думаешь, ты меня вылечила? Онтабус твой помог? Сам я так решил. Сука, намешает в борщ таблеток, думает, лечит. Чуть тапочки не отбросил. Врешь, говорю, сука, назло тебе жить буду. Ты же хотела, чтоб я подох.
К а т я. Бог с тобой! Что ты выдумываешь?
С а ш к а. Не сомневаюсь! Была у тебя такая мыслишка.. Или пусть вылечится, или подохнет, а я другого найду.
К а т я. Дурак. Ой, какой дурак… С а ш к а. Мерина из меня решила сделать. Какой мужик был! Гитара. Стоит только прикоснуться — и что хочешь готов. А ей все не так, а она не может. Как до Саши очередь дойдет — сердце болит, почки чешутся, головка вава. Как будто Саша с утра до ночи так же не пашет.
К а т я. Дурак. Ой, старый дуралей. Бесится черт знает чего. Внук во дворе бегает. Ты хоть немножко соображаешь?..(смеется).
С а ш к а (ее смех вызывает в нем новый приступ ярости). Запомни! Следующим номером моей программы будет избавление от тебя. Ты от меня избавиться не сумела, так я тебя отсюда вытурю. Сама сбежишь. Заведу полный двор проституток. Молодых. В каждом окошечке будет сидеть у меня молодая бикса. Окошечко — и бикса, окошечко — бикса.
К а т я. Тише! У Никифоровны форточка открыта, думаешь, она не слушает?…
Из стальной калитки появляется четырехлетний внук. Это очень резвый бутуз. С автоматом в руках в течение одной минуты он успевает расстрелять дедушку с бабушкой, влезть на вишню под окнами дома, бросить земляной ком в пробегающую собаку, вновь построчить из автомата. Лицо бабушки расплывается от умиления.
К а т я. Сереженька! Ах ты ж радость моя ненаглядная. Ах ты и умничек. Иди, счастье мое, к бабушке, она тебя поцелует.
Мальчик бежит к Кате, дает себя расцеловать, но уже в следующее мгновение вырывается, подбегает к углу дома и, приспустив штанишки, писает, стараясь смочить какие-то одному ему видные точки.
С а ш к а.( некоторое время смотрит на внука как бык, получивший тяжелый удар по голове). Гад! Сука! Выродок! Тебе другого места нет?
Уронив автомат, забыв подтянуть штаны, внук бросается в приоткрытую калитку, Катя за ним следом. Сашка тоже идет в калитку, возвращается с ведром и щеткой, тщательно моет угол дома. Потом через калитку вытягивает резиновый шланг, моет струей. В это время подъезжает грузовик, полный кирпича.. В кабине за рулем бывший пятнадцатисуточник Вася Самосвал.
В.С. Хозяин! Эй, слышь, хозяин!.. Кирпич надо? Недорого возьму.
С а ш к а. (как бы наконец увидев нормального человека и успокаиваясь). Не надо, варвар. Все кончено.
В.С. Ну не скажи. А гаража еще нет…
С а ш к а. Какой мне гараж?
В.С. Вас понял. А может, кто из соседей возьмет?
С а ш к а. Не знаю. Поспрашивай. Здесь все свои, не бойся.
Сашка, уходит, машина уезжает, а по улице бежит старуха Никифоровна, стучит в окна, в калитки.
Н и к и ф о р о в н а. Девоньки! В магазин детское питание привезли. Сначала никто не брал, потом распробовали, по десять упаковок хватают. И дешево. Скорее, пока очередь небольшая.
Вслед за глашатайкой бегут из дворов Катя, соседки. Последней никак не удается перешагнуть нижний угольник стальных ворот – это инвалидка, парализованная на правую половину туловища — то костыль упустит, то халатом зацепится.
Сцена 3-я
Дом Сашкиного соседа Сени. В доме четыре комнаты — кухня-столовая, зал, полный фикусов, стоящих на высоких узких подставках, две спальни без дверей, с красными занавесями. В кухне Сеня, мужик около пятидесяти годов, маленький, пузатый, сидит за столом и ест борщ с мясом. Потом жена Галя подает ему баночки с детским питанием.
С е н я. А это что за прокламация?
Г а л я. (загадочно). Попробуй. Вкусно! Тертая вишня со сливками.
С е н я. (пробует, морщится). Какая же это вишня? Порнография это, а не вишня.
Га л я. (заглядывает в баночку, заливается мелким подобострастным смехом). Сенечка! Это тертое яблоко. Тоже вкуснятина. Но вишня лучше. Ты не ту баночку взял. Вот…
С е н я. (пробует). Где ты это выдрала?
Г а л я. Ой, Сеня. Вся улица отоварилась. Первый раз нам такое привезли. Дефицит!
С е н я. В баночке сто грамм. Сколько ж ты их взяла?
Г а л я. Десять упаковок?
С е н я. Что значит упаковок? Баночек сколько?
Г а л я. Баночек? Сейчас скажу. В каждой упаковке десять баночек. Сеня, сто баночек.
С е н я. И сколько это стоит?
Г а л я. Четырнадцать копеек баночка.
С е н я. Так. Рубль сорок упаковка. Все хозяйство четырнадцать рублей. (Лицо его медленно наливается гневом).
Г а. л я. Сеня! Все люди брали. Мы что, хуже других?
С е н я. Дурачье вы, а не люди. Это ж для маленьких детей. Нет! В саду своих вишен полно, усыхают и черви заводятся. Да нарви ты, смешай с сахаром и сметаной, — такое получится, что собственный язык проглотишь. Ай же дурачье! Озверели окончательно. Мозгой никто не хочет шевелить. На дерево трудно влезть, а в очереди лясы-балясы тачать приятно… Возьмешь оставшиеся упаковки и отнесешь в магазин!
Г а л я. (плачет, но скоро переходит в наступление). А наши внуки? Ты забыл внуков? Я ему только попробовать дала — и нате вам! Я не тебе и не себе — для внуков купила.
С е н я. Надо натуральное употреблять. Мы в войну только зеленью и спасались. С мая месяца траву, овощи, фрукты, стрекоз, кузнечиков непрерывно жевали. Ладно, перестань. Бог с ними, с четырнадцатью рублями. Хотя жалко. Свое пропадает, а мы в очередях звереем. Ладно. «Труд» пришел? Сегодня таблица должна быть.
Г а л я. Нету твоего «Труда». Да все равно ты ничего не выиграешь. Вот! Мне за. четырнадцать рублей глаза колет, а сам сто бумажек купил, тридцатку коту под хвост выкинул. Все равно ж ничего не выиграешь.
С е н я. А вот и выиграю. Должно когда-нибудь сойтись.
Г а л я. А…
С е н я. Во всяком случае, в убытке не буду. И не на зарплату купил я эти билеты. Зарплата. у тебя до копеечки.
Идет в зал к телевизору, смотрит Футбол, потом программу «Время». Начинается кино. Галя садится рядом с мужем. Она смотрит внимательно, он дремлет. Вдруг безобразный стук в окно. Сеня открывает форточку на. улицу.
С е н я. Кто там?
Голос К о л и Ц е м е н т о в о з а. Хозяин цемент надо?
С е н я. Почем?
К.Ц. Четыре червонца тонна.
С е н я. Мне бы килограмм сто.
К.Ц. Соображаешь? Хотя бы две тонны возьми.
С е н я. Не т. Зачем мне?
К.Ц. А сосед твой не возьмет?
С е н я. Он уже построился и красивую жизнь начал.
К.Ц. Ну ладно. А хороший цемент, марка. пятьсот…
Сеня закрывает форточку, устраивается рядом с женой. Вновь еще более безобразный стук. Сеня бросается к форточке.
С е н я. Кто там? Что за стуки по ночами?
Г о л о с. Семен Федорович! Это мы, партком и фабком.
С е н я. (бестолково мечется по дому. Сбросил с себя старенькие штаны и рубашку). Ах, ёп твою мать! Ах, ёп твою мать! Где хорошие штаны, где рубашка? Да не эти. Получше дай! Интересно, зачем они приехали? Никогда такого не было… Вот дела! Не ожидал… (Смотрит на жену). А ты иди в спальню, раздевайся и спи. Тебя нет. Все.
В дом входят парторг и предфабкома обувной фабрики, где работает Сеня.
П а р т о р г. Семен Федорович, абсолютно ничего страшного. Да-да, все нормально, все очень даже хорошо, для беспокойства нет ни малейших оснований. Дело, значит, такое. Вы у нас собираете членские взносы, а так же распространяете марки и лотерейные билеты. Нам был звонок из обкома о том, что на нашу фабрику выпал крупный выигрыш. Семен Федорович, сами понимаете, они там наверху все знают и делают как надо. Рабочий класс надо поощрять. То Сельмашу дадут выигрыш, то Аксаю. Мы знамя взяли — нам вот счастье… Вы, Семен Федорович, должны вспомнить всех, кому распространили последнюю партию билетов. Не спешите. Спешить в таких случаях не надо. Дело очень серьезное, директор нам машину дал, к утру билет надо найти.
С е н я. Но я … Я …
П р е д ф а б к о м а. Сеня, ты меня знаешь, И я тебе честно говорю, если билет уйдет на сторону, нас всех разгонят. Обком сожрет. До каждого дойдут. А кто мы такие, сам хорошо знаешь. За каждым числится…
П а р т о р г (предфабкому). Ну ты не сгущай. Не надо сгущать. Такие уж мы ничтожные, что нас в один прием слопать можно… Не надо такое. Вспомни, Семен Федорович, все по-порядку. Как получил пачку, кого уговаривал, а кто сам подошел… А может, номера помнишь? Вот номер и серия выигравшего билета. «Волга», понимаешь?
С е н я. Я… Я… Дело в том, что я… Дайте номер. Так!
Бежит в спальню. Там натыкается на жену, которая уже роется в ящиках шифоньера, выхватывает у нее пачку билетов, находит выигрышный, появляется перед гостями и танцует довольно ловко танец счастливого поросенка.
Вот он! Я его купил! Всю пачку купил, чтоб голову себе не морочить, другим настроение не портить. Бог смилостивился надо мной. Аааааа! Ура-а… Наша взяла, немцам капут. Ааааа! Вот так. Галька, на «волге» будем ездить. Мотали мы теперь всё. Пусть теперь кто чего про нас скажет. Ааааа… Немцы капут, крах, туда их всех! Но пасаран!
Жена, парторг и фабком смотрят на Сеню, как завороженные.
Галя, на стол всё, что есть. А у Сени есть! Да, Сеня запасливый. Галя, скорей! Всё! За исключением — ха-ха-ха! — детского питания. Детским питанием, дурочка. моя славная, будешь питаться сама. Потому что десять ноль в мою пользу. Аааа. Немцам капут. Аааа… Крышка, амба, хана!
Подбегает к парторгу, к фабкому. Тормошит, заглядывает в глаза.
Что-то мне подсказывало. А, думаю, была не была. Нет, ну подумать только… Семен Федорович садится в «волгу», выходит из «волги»… Век свободы не иметь… Не забуду мать родную и отца на костылях. Сука! Падла! Трус в карты не играет! Не забуду мать родную… Сеня в «волгу» садится, Сеня из «волги» выходит…
П а р т о р г. Так… Нормально… Так… Билет нашли. Так. Можно ехать домой.
П р е д ф а б к о м. Вот же ж как получилось. Всю ночь собирались ездить, гы-гы… А он взял да всю пачку и купил… Молодец! А мы, выходит, можем ехать спать…
П а р т о р г. Спокойно спать.
Пятятся к двери.
С е н я. Куда вы? Какой сон может быть? Какой там спокойный сон! Будем гулять до утра. Галя, все, что есть. Подавай !
П а р т о р г. Да уж извините, Семен Федорович. Это теперь ваше личное дело. Нам еще отчитаться надо.
С е н я. Да что вы? Как так можно? Такое раз в миллион лет случается.
П а р т о р г. Вот именно. Ну сработали вы, Семен Федорович. Задали задачку, Думали, игра будет, а вы – бац! Но учтите, не дай бог вам передать билет в другие руки. О, что тогда будет!
П р е д ф а б к о м (прозревая). Ой! Да-да. И так будет! Ой, завтра горлохват Чурилов с горлохваткой Панкеевой прибегут. Как это так? Почему Семену!? .. Ой-ой…
С е н я.(поражен) Да вы что! Я не собирался. Ну там ковер, холодильник-мотоцикл… А «волгу»… Мне и в голову не приходило. Я чтоб людям не надоедать, взял да и купил. Пачка такая аккуратная, блестящая. Как новенькие деньги из банка, тоже сто штук.
П а р т о р г. Вот-вот, деньги. (Вдруг истерически хохочет). Сеня в «волгу» садится, Сеня из «волги» выходит… А я его вождь! .. Руководитель! Это самое, рукой вожу: Сеня туда… Сеня сюда… Сеня пока на своих двоих бегал, подчинялся. Теперь в «волжанку» влезет, задом как сдаст бампером под коленки… Ну и придумали… Ну и чудотворцы. Эй, профсоюз, гусь свинье не товарищ, пошли отсюда. Ой, ну и цирк (уходят).
С е н я. Да постойте же. Мы ж все свои, по тридцать лет на одном месте… (с улицы слышно, как завелась машина, тронулась и уехала), Уехали1 Что же теперь делать? До утра еще далеко. Галя, надо запереть ворота. И все двери, форточки. Вот и правда задача. Никогда не думал. Ну ковер. Ну холодильник или мотоцикл…
Г а л я. Ой, Сеня. Сколько я с тобой из-за этого ругалась. (плачет ).
С е н я. И ты?! (Озлобляясь). Тебя еще мне не хватало. Этим не понравилось, виноват я в чем-то. И ты туда же.
Г а. л я. Мне страшно. Отдать бы этот билет кому.
С е н я. Что тебе страшно? Уж сегодня нас убивать придут? Г а л я. И это может быть. С е н я. (не очень уверенно). Да ну…
Сцена 4-я
Сберкасса в одноэтажном доме. Это две комнатки, разделенные коридором. В комнате побольше сидят контролер и кассир. Контролер Люда — тридцати пяти годов, с квадратными массивными плечами, огромными грудями; кассир Валя – двадцатипятилетняя, милая, аккуратная ладная фигурка. Восемь утра, касса только открылась.
Л ю д а. Загорела, посвежела. Ну, рассказывай.
В а л я. (печально обводит глазами убогое помещение с паутиной и копотью по углам, вдруг плачет). Ой, мамочки…
Л ю д а. Валя! Что случилось? Разве так с моря возвращаются?
В а л я. Ой, никогда больше я туда уже не поеду.
Л ю д а. Ты меня пугаешь. С Митькой что-нибудь?
В а л я. Нет. То есть да, но это уже прошло. Ой, видно у нас судьба такая. Л ю д а. Валечка, ну хорошо, успокойся и расскажи по порядку.
В а л я. Поехали мы с Митькой в поезде. Он рад, по вагону бегает, люди с ним заигрывают, конфеты, пирожные протягивают. На следующее утро приехали, на квартиру стали. Вокруг горы, зелень, цветут олеандры, магнолии. К морю пошли. Солнца не было, я и Митя только ноги помочили да по пляжу побегали, в ку-ку поиграли. Целый день прошел более-менее, в кафе обедали и ужинали, Митьке тоже очень понравилось. Переночевали. Причем, он один спать не может, а койки узкие, всю ночь промучилась, чтоб его нечаянно не придавить. Утром смотрю, у него жар, глаза блестят. День начался, солнце запекло, он кричит, на море, мамка, пошли, но после завтрака понос начался, да сильный, через каждые пятнадцать минут. Вызываю скорую и забирают моего Митьку в инфекционное отделение, а вы, мамаша, можете под окном постоять, вход к нам строго воспрещен. И простояла я под тем окном весь свой отпуск, каждый день с восьми утра и до десяти, а то и до двенадцати ночи…
Л ю д а. Какой кошмар! Но зачем? Почему?
В а л я. А так он требовал. Ему сколько? Четыре. Да еще псих, весь в папочку-алкоголика. Стой перед ним, иначе орет на всю больницу, подушку порвал, стекло выбил. В самую жару хотя бы в тень отойти не разрешает. Сыночек, маме жарко, с ней удар может быть… Ничего не понимает! Днем если заснет, в ларек сбегаю, воды попью, печенья пачку куплю. Такой получился отпуск.
В сберкассу вбегает взволнованная Никифоровна.
Н и к и ф о р о в н а. Девочки, там еще детское питание сгружают. (Убегает).
Л ю д а. Валя, хочешь, пойди возьми. Я одна пока буду.
В а л я. А что это такое?
Л ю д а. Пюре яблочное и вишня со сливками. Стерилизованное.
В а л я. Нет-нет! Я теперь никому не доверяю. Митьку-то в поезде пирожными отравили.
Входит посетитель кротовой наружности, в коричневом костюме, в толстых очках. Заполняет требование.
Л ю д а.(посетителю). Сколько будете брать? Если более трехсот, то сегодня не получите.
П о с е т и т е л ь.(игриво). Да.? А если я вам через энное количество дней миллиончика два положу?
Л ю да. Ох! Скажите, вы откуда? Случайно не из…
П о с е т и т е л ь(еще более игриво). Нет-нет, не из сумасшедшего. (Показывает портфель). Здесь у меня изобретение, которое принесет государству доход на большую сумму. Я подсчитал. По закону мне лично положено с дохода минимум нам миллион.
В а. л я (невольно смеется). Ха-ха-ха.
Л ю д а (с апломбом). Мы как-то не слышали, чтоб наше государство хоть кому-нибудь дало два миллиона. Самая большая премия десять тысяч. Ленинская.
П о с. А я подаю в суд и получаю.
Л ю д а. А если суд вам присудит чего-нибудь другого вместо миллионов?
П о с. Такого не может быть. У меня кодекс с собой.
Л ю д а. Очень хорошо. А сейчас вы хотите девяносто рублей?
П о с. Да. Это я себе командировочные беру. Еду в министерство даже не в купированном вагоне. Я их потом тоже с государства получу.
В а л я. Ой, не могу. Два миллиона и девяносто рублей будет? П о с. Напрасно, девушка, смеетесь. Я придумал вещь, которая не только даст экономию, но и спасет много жизней. (Вынимает из портфеля ампулу и что-то похожее на стеклорез). Я изобретатель, Всю жизнь работал начальником цеха, внедрил семь разных приспособлений. Это восьмое, должно стать всесоюзным. (Ловко режет ампулу на колечки). К каждой пачке таких маленьких бутылочек прилагается стальная пилка, чтоб медсестра могла надпилить и отломить горлышко. Представляете, сколько надо сделать пилок. К тому же они редко бывают качественными. Обычно их сразу выбрасывают, а сестра ваткой накроет горлышко и ломает. У меня было два инфаркта. Первый микро и второй обширный, в четырех местах. Умираю и слышу, как медсестра этой самой пилочкой не может ампулу вскрыть. Врач на нее: «Корова, быстрее!» А у нее руки в крови, ампулы на пол падают… После этого я и придумал маленький станочек с абразивным камнем. Каждой медсестре один такой на всю жизнь хватит. (Снова из другой ампулы нарезает тонкие колечки). Безотказная, экономически выгодная вещь. Еду в Москву пробивать.
Получает деньги, уходит.
Л ю д а.(вслед). Держи карман шире. Хохмач бесплатный.
В а л я. А почему бы нет? Когда клад найдут, государство процент выплачивает ведь. Помнишь «Бриллиантовую руку»?
Л ю д а. То в кино. А так дадут копейки – и гуляй, Вася. Или заставят на детсадик пожертвовать.
В а л я. Не соглашаться.
Л ю д а. Да о чем мы спорим? Он же чокнутый. Два инфаркта, волноваться нельзя, а его несет в министерство. Там уж со своим колесиком он третий получит. Все, хватит! Ни ему, ни нам, хоть и работаем в сберкассе, миллионов не видать… Лучше скажи, Валечка, неужели ничего и не было?
В а л я. О чем ты? А… Да как? Он же меня не отпускал с восьми до двенадцати.
Л ю д а. Я бы все равно изловчилась. Для чего мы тогда живем? (Мечтательно). Какой я сегодня сон видела. Будто здоровый мужик, и мы с ним вытворяем, что хотим. Прямо с ума сходим, грызем друг друга.
В а л я. Негр?
Л ю д а. А черт его знает! Мне это все равно. Вообще когда лето и жара, ужасно страдаю. Веришь, идет навстречу хороший мужик, кажется, тронь он меня мизинчиком, тут же упаду.
В а л я. Негра тебе надо.
Л ю д а. Не знаю… Не знаю…
Входят Сеня и Галя, маленькие, вид самый потерянный.
С е н я (робко, очень тихим голосом). Валя, мы не близко, но все-таки на одной улице живем. Люди о тебе хорошо говорят. Видишь ли какое дело. Билет наш надо устроить.
Л ю д а. (громко). Давайте сюда, это ко мне.
С е н я. Нет-нет! Валя, мы вас просим.
В а л я. Пожалуйста… Что это вы так? Минутку… (Сверяется, находит нужный номер, слегка приподымает брови, удивления особого нет, одна вдруг повышенная строгость). Вы выиграли автомобиль. Это не к нам, мы такими выигрышами не занимаемся. Если хотите, поговорю с заведующей.
С е н я и Г а л я (радостно). Ага! Валечка, пожалуйста.
Валя идет с билетом в коридор. Затаившаяся Люда вдруг бросается за. ней следом . У двери заведующей, обе шепотом.
Л ю д а. Валя! Такое раз в жизни бывает. За. этот билет на Кавказе можно шестьдесят тысяч взять. В крайнем случае — и даже так и сделаем — отдадим им стоимость машины, а нам сорок пять чистыми останется. Им же деньги нужны! Таким на «волге» ездить просто смешно. Давай сюда билет, и иди на место. Ничего не бойся, я все-все беру на себя…
В а л я. Да ты с ума. сошла? Как это возможно? !
Л ю д а. Валька! Дурочка светлая. Да ты только подумай, какая после этого жизнь начнется. На море опять поедем. Разденемся сколько возможно, лишь бы милиция не арестовала. Лифчики вообще надевать не будем… Обезьянчики лохматенькие — усатенькие на нас так и набросятся. Валька, надолбемся до потери пульса!
В а л я. С ума. сошла. (Толкает плечом дверь к заведующей. Та заперта. Люда мощным своим корпусом прижимает Валю к двери).
Л ю д а. Дай сюда билет. В конце концов ты взялась не за свое дело. Билеты должны идти через меня. Я старшая. Дай сюда! В а л я. Да ты что? Уйди. Кушаешь ты очень много, поняла. Кушать надо поменьше.
Л ю д а. Родненькая, не упрямься. Все будет честно. Никто не останется в обиде. Ну дадим твоим тридцать тысяч, в два раза больше, а нам и по пятнадцать хватит. Родненькая, дай сюда билет. Я, может быть, всю жизнь такого случая жду. Я точно знаю, что надо делать. Дай, прошу тебя! Или не обижайся: тебе здесь больше не работать, сожру с потрохами…
Валя вырывается, впрыгивает в комнату кассы, отдает билет Сене.
В а л я. Заведующая еще не пришла.. Вам лучше всего поехать в Центральную городскую сберкассу.
С е н я. Мы так и думали. А у тебя, Валя, нет там знакомых? Мы бы очень отблагодарили. Поехали с нами, Валя?
В а л я. Нельзя, что вы. И поскорее, пожалуйста, уезжайте. Возьмите такси. Счастливо!
Д е й с т в и е т р е т ь е
Сцена 1-я
Перед постаментом, на котором две могучие фигуры – солнечного молодого рабочего и клонящегося от изнеможения к его ногам работяги старика — люди с белыми жирными лицами. За ними чистая публика, позади всех местные обыватели улочек Ленгородка. Оркестр играет «Интернационал», передние смотрят перед собой неподвижно, замерли, в задних рядах бегают между взрослых дети, сами взрослые почесываются, переминаются с ноги на ногу.
Разговоры среди самых последних.
— Что бы это все значило?
— Ну в честь же стачки 902-го года.
— Это понятно. А Фигуры? Это ж эти самые, аллегории?..
— Ну старый доходняка лепит, его капитализм задолбал. А молодой одной рукой его поддерживая, второй новую нашу жизнь приветствует.
— Апостолы!
— Не, ребята, это двое третьего ждут, сообразить хотят.
— Уже сообразили. Старый окосел, а молодой тачку на дороге ловит.
— А я так думаю. Что бы все это ни значило, нас не касается.
— Почему?
— Потому что к нашему Ленгородку они задом повернулись.
— Гы-гы… Точно!
— Лучше б они нам за наших предков асфальтовые дорожки на улицах сделали. — Не, правда, на кой ляд они его воздвигли? Бугор был такой душистый, видно вокруг далеко. Сколько же сюда денег вогнали. Кому это надо?
– Кому? А ты знаешь, что вот те, которые впереди, сейчас слышат? В классике тему развивают два голоса, эпический и лирический. Когда звучит: «Мы наш, мы новый мир построим», они слышат другое: «Сыты будем, с хлебом будем». Понял?
— Ничего не понял!
– А… тогда извини. Пошли о домам.
Сцена 2-я
Народ идет с «открытия». Навстречу белая новенькая «волга». Она останавливается около Сениного дома. Справа на переднем сиденье Сеня, за рулем его молодой зять. Выходят. Их обступают, машину гладят, трогают . Веселые возгласы.
— Король на белом коне.
— Дожился, варвар.
— Не было у бабы хлопот, так купила порося…
С е н я. Ой, станишники, я уже и не думал, что когда-нибудь домой вернусь. Слава богу! .. Ну не было такого места., где мой этот билет не хотели зацапать. Ой, никому не пожелаю. Пятьдесят рокив прожил, а не знал, какие люди бывают. Уже здесь в нашей кассе хотели его у меня забрать, спасибо Вале, дай бог ей здоровья, обошлось. В центральной кассе пошел по рукам, совещаются, чувствую, друг друга боятся, опять вернули, мол, не наше это дело такими выигрышами заниматься. Послали к адвокату. Тот, правда, сразу сказал: дуй в Москву на Главпочтамт, там есть специальное отделение. Взяли двухместное купе, поехали. Нашли и Главпочтамт, и отделение. Забрали у нас из окошечка билет и тут же закрылись на санитарный, в девять утра, час. Только, значит, закрылись, подходят три грузина.. А мы уже ничего хорошего не ждем. Просто какой-то конец ведь должен быть, иначе как от этого билета избавиться? Через все, думаю, пройду честно, по крайней мере смогу сказать, что ни в чем не виноват… Подходят грузины и весь санитарный час давят. Слюшай! Зачэм тэбе «вольга». Бэри деньги. Показывают в саквояже множество пачек. Пятьдесят тысяч! Бери… А хочешь, «жигули» и тридцать тысяч бери. Тебе все равно. Нам работать, понимаешь, надо, а тебе все равно. Любой марки новые «жигули» бери и тридцать тысяч. Чего тебе еще?.. Ой, и страшно было. И жалко их тоже. Один уговаривает и чуть не плачет, до того ему «волга» нужна. Другой утешает. А третий, вижу, душить меня собирается: чего, мол, с ним валандаться, злым таким человеком. Через час открывается окошко и кукла та смеется’. «Не договорились?»‘ Они ее подкупили, чтоб время, значит, протянула. Ну потом уж все нормально пошло. Бланки дала, потом расписку с печатями получил. Вот живые приехали. Ну уж ехали — блаженствовали. Какая машина! ..
Голоса.
— Да, Сеня, уж рванул так рванул. На всю катушку.
– Дело прошлое, а надо было отдать билет грузинам.
Не мог он. Профсоюз и партия приказали получить.
— А …
— Теперь ты, бедный Сеня, проклятый: ни сна, ни отдыха.
– Наоборот, машина для отдыха.
— Какой там. Гараж надо? Надо. Права надо? Надо. Получить права — это только начало. Помню, старшина мне так и сказал: не радуйся, скоро они у нас опять будут.
— Что правда, то правда. Меня, не прошло и месяца, на год лишили. И хорошо как на год, а можно и срок запросто заработать. Сбил с запахом — вот и срок. Вчерашнее — а попробуй доказать.
— А сам не стукнешь, так тебя стукнут, и опять попробуй докажи, что не ты виноват.
— И без денег ездить нельзя. У меня на работе Иван: Иван, говорю, чего не ездишь на своей? Да денег нет на милицию. Словом, Сеня, накрой ее чем-нибудь, пусть стоит .
Все уходят. Остаются Сашка Крюков, Сеня и его зять.
С а щ к а. Послушай, варвар. Я тебе завтра же могу привести человека. Грузины полтинник давали? Он тебе принесет столько же. И никаких расписок. Сделаешь только доверенность, а через полгода переоформите. Идет? Дело говорю, ты Сашу знаешь. Подумай до вечера.
С е н я. (гордо). Саня! Извини. Вот все, что я тебе могу сказать.
Сцена 3-я
Сашка Крюков электродрелью сверлит в воротах отверстия, потом выносит со двора красивую буроватую мраморную доску с надписью «Дом образцового порядка», прикручивает ее болтиками к воротам. Ему все время мешает внук.
С а ш к а (добродушно). Варвар, не мешай… Варвар, чуть в сторону…
Выходит Катя, берет на руки внука, иронически смотрит на доску.
К а т я. Так! Следующий номер нашей программы. Это мне вместо медали?
С а ш к а. (очень добродушно). Разве не красиво? Такой во всем городе ни у кого нет.
К а т я. Как же! У кого еще такая фантазия и такая жена?
С а ш к а. Да…
К а т я. Только ты бы там дописал: «Ответственная за чистоту Екатерина Крюкова».
С а ш к а. Ты чем-то недовольна?
К а т я. Чем может быть недовольна вечная служанка?
С а ш к а. Но я фактически в доме не бываю. Я работаю, ем, сплю во флигеле. Дом ваш — дочки, зятя, внука, твой.
К а т я. Да, да!..
С а ш к а. Так что за обиды? (перехватывает ее взгляд в сторону соседнего двора, где под грушей стоит «волга»). А! Понял я теперь. С тех пор как этот балбес машину получил, покой она потеряла. Быстрой езды захотелось…
К а т я. Брось. Сережа, скажи дедушке: дедушка, не переводи кровь на воду, успокойся. Никакой машины нам не надо.
С е р е ж а. Дедушка Саша, не переводи кровь на воду, успокойся. (Бабушке). А машину надо. Дедушка, успокойся и купи такую машину, как у дяди Сени.
К а т я (смеется). А доску можешь прибить на своем флигеле. (Страстно целуя внука). Ах ты моя умница, ах ты мое перышко! Не надо нам, скажи, дедушка, всяких этих досок. Лучше веди себя хорошо, ругаться перестань. Ах ты ж мой золотой, серебряный, радость ненаглядная!
С а ш к а. Да если мне вести себя хорошо, здесь через год гниение начнется. Потому что кроме меня, никому ничего не надо.
К а т я. Ой! Ой! Ну и доски эти не надо. Пусть уж буду служанка просто так, чтоб люди пальцем не показывали.
С а ш к а. Да это ж красиво!
К а т я. А зачем? Вон монумент стоит — и хватит.
С а ш к а (взрывается). В сраку ты свой монумент поцелуй! А мне мое. Я для себя живу, поняла?
К а т я. Да ну тебя. (Уходит с внуком во двор. Вновь показывается). Или это вместо машины радость? ..
С а ш к а (вслед). А хочешь, сучка старая, их зять будет нас день и ночь возить? В Крым, на Кавказ повезет. Хочешь, а.?
Подъезжает на грузовике Вася Самосвал, лезет в железный кузов, показывает сверху Сашке картину. Это дурная копия «Махи обнаженной»
В.С. Саня, бабу с мандой не возьмешь? В столовой прибьешь. Или в спальне. А чо? Вполне хорошая. И рама… (Исполняет, пританцовывая).
Приходи ко мне, миленок, я теперь богатая; Сиськи выросли большие и сестра лохматая…
С а ш к а (смеется) Катя! Иди сюда. Скорей. Посмотри, не падло какое-нибудь — натуральная.
К а т я (выглядывая в ворота, из-под ног у нее пытается высунуться внук). Тьфу! Гадость какая. Сережа, не смей, пошли отсюда. Дедушка совсем чокнулся. И эти жулики повадились: дурачок Саша все возьмет. (Исчезает).
С а ш к а. Дурачок?.. Варвар, беру! В мастерской повешу. Для бодрости духа и поддержки штанов. Сколько тебе? На пару бутылок хватит?
В.С. Саш, одна рама чего стоит…
С а ш к а. Ладно. На три, еще и на сырки хватит… Беру!
В.С. (радостно, быстро). Слышь! Медведь еще есть. Белый, в натуральную величину. Ну как живой. То ли из гипса, а может, цемента. Одно ухо отбито. Но это ж можно прилепить. Хороший медведь!
С а ш к а. Ты чего? Куда мне еще и медведя. Он пол провалит.
В.С. (еще быстрее). А это уже не для дома, Саш. Он, это самое, уличный. Ну для двора. В саду где-нибудь поставишь в кустах. Понимаешь, сюрприз. Придет гость, а он из кустов пасть разинул, Страшный. Если ночью случайно наткнуться, усраться запросто можно.
С а ш к а. Не, варвар, не загинай, медведя мне не надо.
Сцена. 4-я
Торжественный обед в доме Сени. За столом в зале Сеня, Галя, их взрослая тридцатилетняя дочь и зять. Разговор как бы двойной одновременно – мать с дочерью, тесть с зятем. Кроме того включен и во всю болтает тепевизор.
Д о ч ь. Мама, жизнь сейчас такая пошла, что если б не этот выигрыш, машину все равно покупать пришлось. У нас на работе есть одна принцесса. У нее во Франции тетка, ездит туда за тряпками каждый год. У них свои «жигули». Так она. тех, у кого нет машины ,за людей не считает. Узнала, что наш отец выиграл, так прямо расстроилась: ах -ах, какое счастье! Мама, но это ладно. А дети! Ты представляешь, какие дети пошли?… Знаешь, о чем они теперь мечтают?…
Г а л я. Ну дети должны быть детьми. Увидит игрушку у товарища и себе такую же хочет.
Д о ч ь. А вот и нет! Из СССР они хотят уехать! … Нашему десять лет, он дружит с мальчиком четырнадцатилетним, оба усиленно занимаются английским языком и переписываются с девочками из США. Многие в школе переписываются, сейчас же перестройка, разные телемосты, обмены студентами, школьниками. Так вот все мечтают об обмене, чтоб в конце концов туда поехать, жениться на американке и там остаться. А разве плохо было бы, а, мама?
Г а л я. Господи… Да ему ж только десять лет.
Д о ч ь. Ах, мама, не успеешь оглянуться, еще десять пройдет. Давно мы его в садик водили?
Г а л я. Не знаю. Время идет, конечно быстро. Но это же такие страсти. Мы с билетом такое пережили, что не дай и приведи. Ой, ему все это надо запретить, письма от девочек рвать. Тоже мне, жених нашелся.
Д о ч ь. Нет, мама, во-первых, он имеет цель, а это лучше чем шалопайство. Во-вторых, мне это нравиться. И знаешь что, надо готовиться. Прежде, чем разрешат пригласить школьника оттуда в дом, комиссия смотрит, какая обстановка, есть ли достаток. И я думаю, надо нам отделать ваш дом, теперь еще и машина есть. Нам не откажут, а потом твой внучек поедет жить в американскую семью. Представляешь, как интересно хотя бы для общего развития. Как бы там ни было, все равно это хорошо.
Г а л я. Да… Может быть… Не знаю, не знаю. В наше время о таком не мечтали.
З я т ь. Папа, это ведь замечательно, что «волга.», а не «жигули» или «запорожец». «Жигули»‘ во владении только у частников, запчастей нет и поэтому они в пять, бывает в десять раз больше магазинной. А «волги» в основном машины государственные. А к государственному сам знаешь, какое отношение. Резина, например, один скат стоит в магазине сто четыре рубля, а я могу л нашем гараже достать по семьдесят. Задний мост вообще за полцены можно купить. Или лобовое стекло. На «жигули» сейчас оно в двадцать раз дороже, до полторы тысяч ломят, а на «волгу» по собственной цене. Крылья, электрика тоже недорого. Например, генератор за две десятки можно взять, а на «жигули» за сотню еще поискать надо. Мелочевку всякую так достанем. И время терять не будем.
С е н я. Что же, второй автомобиль в разобранном виде держать будем?
3 я т ь. А почему нет? Оно не пропадет, в любое время продать не трудно, только гукни… Грузины хитрые, думали, мы не знали, что к чему.
С е н я. Зятек, все это хорошо, но первым делом надо сделать ей крышу. Причем, капитальную.
3 я т ь. А железный гараж не хотите? Железный можно устроить очень быстро.
С е н я. Нет! Нет! Нет! Только из кирпича, с ямой в полный рост, с бетонным перекрытием.
3 я т ь. Ну это конечно. Только… А может быть, вы ее полгода подержите, а потом за очень даже хорошую цену продадите?
С е н я (решительнее прежнего). Нет! Нет! Нет! Зачем мне деньги? Бросить работать, чтоб пить да жрать. Работа, если хочешь знать, единственная наша радость. Там у меня и товарищи, и верстак, и три ящика с инструментом. Кое-каким инструментам уже пятьдесят лет. Это же музей у меня, а не ящики. Нет-нет! Будем строить капитальный гараж. Д о ч ь. Папа, но сначала мы все должны съездить на море.
Г а л я. Да, отец, сначала мы все съездим на море. Хоть раз в жизни вместе. А? Вот здорово будет.
С е н я. На субботу и воскресенье. Сколько туда километров?
3 я т ь. Четыреста. Ночью по пустой дороге через четыре часа будем там. С е н я. Ну и славненько.
Г а л я. Отец, мало.
С е н я. Для начала сойдет. Кто меня пустит? Мне теперь на работе надо быть тише воды, ниже травы. Чтоб забыли.
3 я т ь. А на работу ездить на машине?
С е н я. Да ты что? Да оно и на трамвае разве плохо? Нет! Нет!
Г а л я. И правильно, Сенечка. Ни продавать мы ее не будем, ни ездить. Ну если в отпуск или в гости куда, или в деревню за продуктами…
С е н я. Еще ж мне полгода на права учиться. Еще дадут ли?
Г а л я. Вот и учись. Вот и пусть стоит.
Сцена 5-я
Из Сашкиного сада через довольно убогий деревянный частокольчик в Сенин сад нависают ветки груши. Освобождая пространство для будущего гаража, Сеня эти ветки рубит. Катя подбегает со своей стороны к забору.
К а т я. Что ж ты делаешь? Она же совсем молодая, только первый год рожает. Ей же больно! Саша, иди сюда. Сосед наш со своей машиной совсем сдурел, грушу рубит.
Появляется Сашка Крюков. Сеня перестает рубить. Явно трусит, но полон решимости и смотрит вызывающе.
С а ш к а. Варвар, чо ты тут?
С е н я. Гараж буду строить.
С а ш к а. А груша чем тебе помешала.? Когда это у тебя стены до нее подымятся…
С е н я. А сейчас машина стоит, они на крышу падают. Вмятина получится – ты рихтовать будешь?
С а ш к а. Поставь в другое место.
С е н я. Я здесь хочу. Двор мой.
С а ш к а. (Кате). Что ты с ним сделаешь? Пусть рубит.
К а т я. Ну, Семен, неужели нельзя подождать? Такое дерево красивое… С а ш к а (подымая вверх палец). Но учти! По меже не строй. Ты обязан отступить на семьдесят сантиметров от забора..
С е н я. Ничего подобного! Вон у тебя в конце сарай прямо на меже.
С а ш к а,. Так это не с тобой граница. И вообще я его буду ломать, он мне от старого хозяина достался, сам знаешь.
С е н я. Какая разница, с кем граница и от кого он достался.
С а ш к а. Я его скоро сломаю, он мне не нужен . Ты меня понял?
С е н я. Понял, чем дед бабку донял. Ломай, тогда и разговаривай.
С а ш к а.(взрывается). Ты так! С каких это пор куренок паршивый храбрым сделался.
С е н я. А ты привык, чтоб тебя боялись?
С а ш к а (безудержно). Семь судимостей — восьмую получу, но ты в гробу у меня гараж этот будешь строить!
К а т я. Саш! Вот же блатняк. Да черт с ним, пусть и грушу пилит, и гараж строит. Пошли отсюда.
С е н я. Ага, ага… давай, давай…
С а ш к а. Придурок фабричный. Жополиз. Сосатель. Козел поганый, он тебе нужен, гараж этот? Наглеть с Сашей вздумал. Саша пострадает, но ты у меня только в поликлинику на своей «волге» будешь ездить.
К а т я (повисает на шее мужа, истерически). Саша!
Со всех сторон появляются знающие Сашкин характер соседи.
С а ш к а (неожиданно абсолютно успокоившись). Все! Не держите меня. Я сломаю этот несчастный сарай завтра же. И не остановлюсь на этом. Вы еще увидите и поймете, что такое Саша. Я вам всем покажу!
К а т я (пристально смотрит на мужа.). Саша.! О, боже! Он опять что-то задумал. Последнее слово должно быть за ним.
Сцена 6-я
В Сашином и Сенином дворах одновременно стройка. В Сенином строится вполне заурядный кирпичный гараж. В Сашкином что-то для здешних мест необыкновенное. По фасаду в стену дома монтируются огромные (метр на метр) квадратные, с зеленым циферблатом и золотыми стрелками вокзальные часы. Во дворе в боковую стену еще одни, круглые, тоже вокзальные, полметра в диаметре, с белым циферблатом. Участок земли в 600 кв. м. весь перекопан. Строится большой фонтан, вокруг него высаживается «миллион, миллион алых роз», над фонтаном устанавливаются два высоченных светильника с неоновыми лампами, точно таких, как в центральном городском парке им. М. Горького, в углу сада монтируется мощный прожектор, а у входа в преображенное владение, сразу в кустах сирени стоит белый медведь. Сашка ходит среди рабочих, внук страшно резвится, так как последние позволяют ему любые шутки, даже подбрасывание кирпичей в раствор. Время от времени во дворе появляются Вася Самосвал и Коля Цементовоз. Часть рабочих идет на улицу разгружать автомашины, оттуда слышен грохот, а Сашка достает из нагрудного кармана рубашки пачки денег, отсчитывает шоферам.
Сцена 7-я
Два параллельных праздника. Вечер. В Сенином дворе из нового гаража пятится машина и останавливается на бетонной площадке. Открывается передняя дверь с левой стороны и Сеня, наступив левой ногой на землю, обернувшись назад зовет: «Галя». «Иду!» — раздается крик, но никого нет. «Галя!» — повторяет Сеня. Потом в третий раз уже истерически: «Галя!!!» Появляется Галя, Сеня прячется в машине, опускает окно. «Так, Галя, правый задний поворот у меня работает? А левый? Теперь стоп-сигнал? .. Так, хорошо, иди вперед…» Мигают правый и левый повороты, вспыхивает красный стоп-сигнал. Отпустив жену, Сеня очень довольный вылезает из машины, трет ее нежно чистыми тряпками, наконец вновь садится в машину и она тихо исчезает в гараже. Из ворот красный свет – это еще раз зажигаются огни стоп-сигнала — конец праздника.
А у Сашки Крюкова полный двор гостей. Вот очередной гость останавливается у ворот с мраморной доской и поражен: «Ох, сука косая, мемориальную доску добился!» Потом догадывается прочитать, крутит головой, смеется: «Вот же ж падла косая!» Вдруг видит часы. «О, ну и Сашка, ну и жук. С какого вокзала ему их украли? Не иначе московского». Входит. Его встречают разнаряженные люди во главе с хозяином. Сашка показывает на еще одни вокзальные часы’. «Опаздываем». Гость только охает. «Так, теперь иди сюда. Стоп! Посмотри направо». Гость, которого по дорожке из мраморных плиток завели в кусты сирени, глянув вправо, оказывается нос к носу с ощерившейся медвежьей пастью. И сейчас же раздается рев нескольких детей во главе с внуком Сережей, выскочивших из-за спины зверя. Гость вздрагивает, но скоро смеется вместе со всеми. Он, наконец, принят в сонм избранных и может наслаждаться видом мраморного фонтана и плавающих в нем рыбок, вдыхать аромат розария под светом высоких ламп, а также разноцветного прожектора, бьющего из дальнего угла сада, ходить по тропинками или сидеть на удобных скамейках. Все счастливы и полны ожидания изобильного ужина..
Сцена 8-я
Метрах в ста от монумента, у крайней хаты сидят на скамеечках старухи. Поздний вечер, на автомобильной дороге под монументом тишина и лишь время от времени слышен нарастающий рев, со свистом на немалой скорости проносятся одиночные машины.
П е р в а я с т а р у х а. О! Опять бог несется. Пошел… Пошел… Несутся как сумасшедшие.
В т о р а я с т а р у х а.. А то они нормальные? Жадность. Вон у Сашки гуляют. Я таких и свадеб не видела.
Т р е т ь я с т а р у х а. А что он во дворе натворил. Мамочка родная! Как барин.
П е р в а я. Любит себя показать.
В т о р а я. С Катькой ругаются и все что-то ей доказывает. Как поругаются, так он чего-нибудь и придумает.
Т р е т ь я. А с Сенькой они сцепились…
В т о р а я. И с Сеней тож. Это он теперь Сеньке доказывает. Соревнуются.
П е р в а я. О! Новый бог несется. Что ж это у него за скорость. Ну прям как самолет.
В т о р а я. Не бог это, а черт оглашенный. Ни днем, ни ночью от них покоя нет. Экологией этой заморочили. В городе дышать от бензина нечем. Как там люди живут? Я в универмаг от трамвая дошла, думала, задохнусь. А девчонки молоденькие на улицах торгуют да еще и курят. Что ж от них через десять лет останется?
Т р е т ь я. А ничего не будет, ни кожи, ни рожи. Они уже сейчас желтые. В т о р а я. А все жадность. И война была от жадности, и экология эта появилась от жадности. И Сашка гуляет, а потом день и ночь в фигале своем спину не разогнет, шапки, шляпки, перчатки строчит. Тьфу! Все от жадности. Глаза завидущие, руки загребущие.
П е р в а я. О! Еще бог несется…
Т р е т ь я. Черт.
П е р в а я. Ага, черт проклятый.
В т о р а я. А все чтоб на полминуты раньше домой приехать. Ироды.
Старческий маловыразительный смех. Жалкий смех, неспособных себе хоть что-то позволить.
Т р е т ь я. Уж посходили с ума, так посходили. Вон на моей стороне пивнушку снесли, так до сих пор ни травинки не выросло. И не вырастет! На Мамаев курган нас возили – так на нем в первую весну трава не росла, а здесь никогда не вырастет. Проклятое место.
П е р в а я. Начальство из-за. монумента снесло. Ой, не люблю я этот монумент! Боюсь его. Я каждую ночь до трех раз по маленькому хожу. Раньше в коридоре ведро только зимой держала. А как тепло, по дорожке в уборную ходила. А как его построили… Сначала, значит, жердела загораживала. А в этом году черви листья поели, просвет получился, повернула голову вот так, а он передо мной, совсем рядом рукой машет. Чуть я со страху и не померла. Все! С тех пор ночью выходить боюсь. Да и днем одной страшно. Будто кто дышит рядом и ждет.
В т о р а я. Что верно, то верно. Я тоже так. Хоть бы гроза разыгралась, какие раньше были, да снесло его в реку. А снесет ведь…
Сцена 10
После двенадцати ночи вдруг поднялся сильный ветер. К монументу при свете звезд подъезжает белая «волга», из нее вылезает маленький пузатый человек и, выковыривая из площадки перед монументом цементную плитку, складывает ее в багажник. При этом человек нашептывает мстительно: «У меня тоже через сад лягут дорожки. И фонари поставлю. А еще к нам будут ездить иностранцы. Посмотрю я тогда на его бандитскую рожу…»
Сцена 11-я
Сеня на «волге» подъезжает к воротам нового своего гаража и в свете фар, чуть сбоку, видит пристроившихся на старом пне двоих. Оба курят.
С е н я (открывая дверцу, довольно храбро). Кто такие?
Курящие подымаются. Это милиционеры.
Ох! (Сеня цепляется за раскрытую дверцу, почти висит на ней).
П е р в ы й м и л и ц и о н е р(весело). Да вот, батя, решили твой гараж посторожить.
В т о р о й. Да мы, папаша, монумент идем проверить, сели на пеньке от ветра покурить. А быстро вы обернулись, мы видели, как вы выезжали. Извините, нам пора. (Уходят).
С е н я (слабым голосом). Галя! Галя! (Сигналит короткими звуками. Потом длинно).
Г а л я . Что случилось? Сеня, что с тобой? Ой, Сеня, живот схватило, да? Понос? ..
С е н я. Какой там. Вот здесь. Кол! (показывает мученически на грудь рукой).
Г а л я. А воняет. Ой, Сеня, да вон же внизу мокрое.
С е н я (рычит из последних сил). Гадина, убью. Вот здесь у меня. Помоги! (Валится на землю).
Сцена 12-я
По улице ковыляет с палочкой парализованный Сеня. Навстречу Сашка. Крюков.
С а ш к а. Ну, что я говорил? Не быть тебе, Ванька, черпаем.
С е н я. Е?.. е?..
С а ш к а. Что «е-е»? А, понял: «что – что»?
С е н я. Я… Я…
С а ш к а. Ага, на немецкий перешел. Ясно. Ну, слушай. Это сейчас говнари в автомобилях ездят, бочки с моторами, шланги до 30 метров. А раньше, помнишь, кляча, деревянная бочка и черпак. Так вот один золотарь любил говорить своему помощнику: «Не быть тебе, Ванька, черпаем. Так и сдохнешь на подхвате». Предлагал я тебе от нее избавиться? Все было бы честь по чести. Не захотел. Кому не положено — тому не положено, понял?
Сцена 13-я
Метрах в пятидесяти от монумента, часов около двенадцати ночи, на теплой земле, под звездным небом любовь в кустах вереска. По прорывающимся иногда сквозь шепот голосам можно догадаться, что это кассир из местной сберкассы Валя и Коля Цементовоз.
В а л я. Сколько ты заплатил в ресторане?
К.Ц. Полтинник.
В а л я. Так много? А за что?
К.Ц. Разве чего-нибудь не хватало?
В а л я. Нет! Нет! Но почему так дорого? Я бы за эти деньги в три раза больше наготовила и вкусней.
К.Ц. Ну, рублей на пятнадцать она обсчитала. Зато хорошее отношение.
В а л я. За хорошее отношение… А я к тебе хорошо отношусь?
К.Ц. (смеется). Ну, даешь. Куда ж лучше? .. Ну и придумала…
В а л я. А ты еще придешь?
К.Ц. Приду. Много раз приду. Может быть, совсем приду. Ты такая гладенькая вся.
В а л я. Нравится?
К.Ц. Ага. Я еще когда пятнадцать суток сидел, видел тебя, мимо шла. Вот бы, думаю. И вдруг, пожалуйста, вот они мы.
В а л я. А у меня еще когда здесь строить начали, предчувствие было, что это к лучшему.
К.Ц. Классный бугор. Весь город с него видно. Посмотри, как красиво. Ничуть не жалею, что я в этом городе родился. Все в нем можно. На интерес: а это, думаю, пройдет? Проходит! Чего только не вытворял. Все равно проходит.
В а л я. Смотри… Пятнадцать суток-то получил.
К.Ц. А… Это как раз ни за что… Не, в нашем городе чего хочешь можно вытворять. Классный город!
К о н е ц !
________________________
© Афанасьев Олег Львович
От редакции. Надеемся, что серьезные издатели обратят внимание на это оригинальное произведение художественной литературы, необычное по форме и содержанию, и захотят его издать в виде бумажной книги. Это было бы верным решением. Напоминаем об авторских правах, которые охраняются законом Российской Федерации.