Великая Отечественная война – одно из самых кардинальных событий бурного XX века, главная составляющая Второй мировой войны. В год 60-летнего Юбилея разгрома фашистского мракобесия это снова признано всем прогрессивным человечеством. Знаменитый французский писатель Морис Дрюон в этой связи заявил: «Европа в долгу у русского народа. Надо, наконец, признать, что свободу наш континент сохранил благодаря России, и Европейский союз должен открыть ей свои объятия» [1].
     Естественно, по истории этого грандиозного потрясения 30-40-х годов минувшего столетия создана уже громадная библиотека. Многие труды исследователей носят фундаментальный характер. Однако на волне юбилейных торжеств высветились и недостаточно изученные, негативные стороны ее проблем, наметились грани новых направлений. Громкий резонанс в обществе вызвали категорические призывы ретроградского толка к пресечению «переписки истории», возвеличиванию «памяти Сталина». К сожалению, в хоре этом прозвучали голоса и высокопоставленных чиновников, претендующих на роль «вождей» патентованных демократических движений. И только очередное Послание Президента России, своевременное и взвешенное, охладило разгоряченные эмоции.
     Острые дискуссии в обстановке утверждающегося в стране плюрализма мнений, надо полагать, послужат дополнительным позитивным толчком к переосмыслению крайне противоречивой истории Великой Отечественной войны. И теперь вопрос встает не о простом ее переписывании, а о коренном ее переосмыслении на базе новейших научных достижений и мобилизации дотоле неведомых источников. Такова необходимость, диктуемая и объективными, и субъективными мотивами.
     Далеко не всегда, однако, учитывается, что история – наука особенная. Достоверность ее выводов формируется на протяжении многих десятилетий, находится в пропорциональной зависимости от временной дистанции. Объективность взглядов возрастает по мере погружения в Лету рассматриваемых событий, когда утихают эмоции и страсти, конъюнктурные соображения. По мере углубления такого процесса раздвигаются рамки объективных представлений потомков о деяниях предков. Академик Тарле знал об Отечественной войне 1812 года несравненно больше ее современников и участников.
     То же самое относится и к историям Второй мировой и Великой Отечественной войн. Она, их история, несет на себе печать ожесточенной «холодной» войны, идеологического и политического противостояния противоборствовавших лагерей. Несмотря на наличие отдельных содержательных научных работ в обоих лагерях, в целом историография той поры, занимавшейся разоблачением друг друга, по своей сути тенденциозна, однобока и, следовательно, по большому счету, ненаучна. Правду в ней искать – что иголку в стоге сена.
     Что касается конкретно советской историографии, то в обстановке безраздельного монопольного господства КПСС и царившего в стране тоталитаризма она была обречена на апологетику системы и ее строителей, венценосцев. Так или иначе, но все события замыкались на И.В.Сталине, Н.С.Хрущеве и, наконец, на полковнике Л.И.Брежневе. Поэтому незадолго перед кончиной Г.К.Жуков с горечью публично констатировал: «… История Великой Отечественной войны абсолютно неправдивая». Почему? Он пояснил: «Это не история, которая была, а история, которая написана. Она отвечает духу современности. Кого надо прославить, о ком надо умолчать…» [2]. (Курсив мой – А.К.). Но такая «история» устраивает ныне разве только яростных консерваторов, закосневших на сталинско-сусловской, большевизированной методологии.
     Однако хочешь или нет, но интересы дальнейшего прогресса общества повелительно диктуют необходимость переосмысления того, что потрясло нашу страну в конце 30-х – первой половине 40-х годов XX века. И еще долго будет сказываться на ее судьбе. Разумеется, с позиций предельной объективности и постижения правды, не впадая в глубокую и безответственную вульгаризацию, подобно той, которая пышным цветом расцвела на Украине, в странах Прибалтики, Грузии и т.п.
     В первую очередь требуется разработка тех направлений истории Великой Отечественной войны, которые стороной обходились советской историографией и только малейшая постановка которых тотчас оборачивалась жесточайшими репрессиями. Прежде всего, к ним относятся события, обусловившие трагедию советского народа. Нельзя сказать, что их никто не касался. Разговоры об этом велись и в советской историографии. Однако они скользили по поверхности, не затрагивали – и не могли затрагивать – глубинных истоков, уходивших своими корнями в социально-политическую природу большевизма, в выстроенную им государственную систему, не имевшую ничего общего с подлинными социалистическими идеалами. В этом отношении, как мне кажется, необходимо обстоятельно разобраться в следующем.
     Краеугольные камни бед, бесконечный поток которых сопровождал существование Советской России и СССР, были заложены еще В.И.Лениным. С самых первых шагов на политической арене он исходил из порочной посылки о готовности России к социализму, несмотря на ее всем известную отсталость. Это противоречило ортодоксальному марксизму, переводило стрелку борьбы за социализм только на путь вооруженного насилия, не исключавшего в том числе и террор. Против такой трактовки тогда решительно выступил Г.В.Плеханов, первый российский марксист. Однако его и его сторонников Ленин тотчас предал анафеме, приклеив им ярлык меньшевиков. В конечном итоге вождь большевизма, свершив в годы Первой мировой войны декларативные теоретические зигзаги, объявил Россию тараном мировой революции, заверяя, что свершенный ею толчок вызовет цепную реакцию и приведет к победе социалистических революций в развитых капиталистических странах – США, Великобритании, Франции, Германии, пролетарии которых затем помогут России в строительстве социализма.
     После вооруженного переворота Ленин приступил к реализации своей «теоретической» догматики. Практическая политика вылилась в бесконечную череду авантюр, сопряженных с голым насилием. Первой из них стал декрет о мире, не имевший ничего общего с последующей его трактовкой советской историографией. Обращенный к пролетариям всех стран через головы правительств, он призывал к установлению в них всеобщего мира посредством захвата власти. Однако агитационный лозунг превратился в глас вопиющего в пустыне, но, естественно, вызвал враждебную реакцию правительств, что противопоставило Советскую Россию всему цивилизованному миру. Создание III Интернационала лишь подлило масла в огонь. Коминтерн, его исполнительный орган, был воспринят справедливо как московский штаб революций, провокаций и экстремизма.
     И.В.Сталин, захватив власть после Ленина, в обстановке стабилизации в капиталистическом мире, когда угасли даже вспышки острых классовых схваток, взял курс на превращение СССР в базу мировой революции, подчинив этому все его силы и средства. Реализация целей потребовала форсирования индустриализации, коллективизации, повышения грамотности населения, громко именовавшейся культурной революцией. Главная задача стояла в создании военно-промышленного комплекса и мощной Красной армии как знаменосца мировой революции, которой предстояло откликнуться на просьбу «братьев-пролетариев» пока Европы и, согласно пропаганде, воевать «малой кровью на чужой территории». Нагульновы, как метко подметил М.А.Шолохов в «Поднятой целине», до последних петухов ночами зубрили английский язык, чтобы учить уму-разуму подопечных в Лондоне. Советскому народу подтягивали пояса, жесточайше подавляя его малейшее недовольство.
     Необходимо учитывать, что политика кремлевских правителей еще больше, чем прежде, выступала теперь в форме двойных стандартов: официального и неофициального. Первый предназначался для внешнего потребления, носил пропагандистский характер. Согласно ему, СССР представлялся в роли неутомимого борца за мир во всем мире, за коллективную безопасность. Второй творился в обстановке строжайшей секретности. Он предусматривал бешеную гонку вооружений, рост численности Красной армии, разжигание противоречий в капиталистическом мире, насаждение в его странах подчиненных Коминтерну, следовательно, Москве – прокоммунистических партий, профсоюзов, движений, дискредитацию независимых социал-демократических и либеральных партий, организаций, лидеров, осуществление террора против них, в частности, убийство Л.Д.Троцкого, изгнанного Сталиным из СССР в 1929 г.
     В этой связи важнейшее значение имеет изучение решений конгрессов Коминтерна, особенно VI (1928 г.) и VII (1935 г.), обязывавших коммунистические партии вести подрывную работу, сеять смуту, разжигать классовую борьбу и тем самым создавать в своих странах революционные ситуации, поднимать восстания с целью захвата власти. Несмотря на строжайшую секретность, они становились достоянием международной общественности и давали основания идентифицировать враждебные действия коммунистов с «пятой колонной», с «рукой Москвы».
     Естественно, правящие круги Запада, даже либерально-демократические, негативно рассматривали внешнюю политику Кремля, что нередко трансформировалось в откровенную предвзятость. Реакционные политики, используя антисоветскую аргументацию, толкали свои страны на порочный путь сговора с фашистскими государствами.      Учет этих обстоятельств необходим при анализе европейских международных коллизий перед самой Второй мировой войной. Прежде всего – советско-германского сговора. Советская историография отводила ему значительное место. Договор 23 августа 1939 г., утверждалось, не имел альтернативы, у СССР другого выхода не существовало, он позволил ему оттянуть германскую агрессию почти на два года и принять меры к ее отражению. Эта точка зрения продолжает существовать и по сию пору, в частности разделяется одним из советников президента России. Однако она носит тенденциозный и предвзятый характер, является своеобразной реанимацией сталинских установок, призвана оправдать близорукость, граничившую с преступлением, «вождя всех времен и народов». Не исключено также, что отражает и некомпетентность «добросовестно заблуждающихся».
     Над Европой второй половины 30-х годов XX столетия неизбывно висел все усиливавшийся запах гари мировой войны. Ее зарево полыхало в Абиссинии, пожар гражданской войны охватил Испанию, в 1933 г. пришедший к власти фашистский фюрер А.Гитлер теперь отказался выполнять наложенные Версальской конференцией ограничения на Германию, взял курс на реванш и милитаризацию, вместе с Муссолини, фашистским вождем Италии, вторгся в Испанию, чтобы задушить республиканцев и утвердить у власти диктатора Франко.
     Испания превратилась в арену противостояния, где решалась судьба демократии. Однако Англия и Франция заняли позицию невмешательства. Сталин повел двойственную политику. Публично он склонился на сторону этих стран, но скрытно организовал всемерную помощь республиканцам, надеясь на их плечах привести к победе коммунистов, игравших там активную роль, и образовать в том уголке Западной Европы мощный очаг мировой революции. Гитлер тотчас обвинил западную демократию прогнившей и неспособной противостоять коммунистам. Сложившуюся ситуацию расценил как благоприятствующую для реализации своих агрессивных замыслов. Он аннексировал Австрию, а Сталин двинул в Испанию живую силу и оружие. Возникло противостояние фашизма и коммунизма, оба попавшие на международной арене в состояние изоляции.
     Но и Англия с Францией оказались меж двух огней. Уже стало очевидным стремление Гитлера к мировому господству, а Сталина – к раздуванию пожара мировой революции. Неотступным стал извечный вопрос «Что делать?». Учитывая, что Гитлер не затрагивает основ капитализма, западные стратеги повели линию на его умиротворение, чтобы впоследствии столкнуть Берлин и Москву и добиться их взаимного ослабления, упрочения своих позиций. Результатом стал в 1938 г. мюнхенский сговор между Англией и Францией, Германией и Италией. Получив карт-бланш, Гитлер оккупировал Чехословакию и заявил о притязаниях к Польше, англо-французским владениям на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке, развил бешеную гонку вооружений и строительство многомиллионного Вермахта, стратегической авиации, дальнобойной артиллерии, глубоководных подводных лодок. Холодный душ, обрушившийся на головы западных горе-политиков, поставил их перед необходимостью переоценки ценностей. Выдвинувшиеся на арену трезвомыслящие деятели приступили к зондированию кремлевской политической почвы, чтобы уберечь свои страны от нависшей над ними грандиозной катастрофы.
     Перед Сталиным и его марионеточными сподвижниками во весь рост встала сложнейшая дилемма: как покончить с международной изоляцией СССР и извлечь из сложившейся ситуации максимальную пользу в деле реализации своей глобальной стратегии. Простой переход на ту или другую сторону, собственно, ничего не давал, но привязывал к одной колеснице.
     И Сталин разработал сложнейшие комбинации, казавшиеся ему предельно оптимальными. Главную задачу он усматривал в том, чтобы столкнуть друг с другом, с одной стороны, Англию, Францию и их союзников, с другой – Германию, Италию и Японию. Последняя не скрывала своих притязаний к богатствам Дальнего Востока, Юго-Восточной Азии и Тихого океана, являвшихся сферой интересов и СССР, и США. Это, считал стратег мирового коммунизма, истощит противоборствующие страны, ослабит их, создаст нужду выше обычного, поставит людей на грань нищеты и в конечном итоге, согласно ленинской «теории социалистической революции», породит во всех странах революционные ситуации и позволит коммунистическим партиям, выпестованным и вскормленным Москвой через Коминтерн, опрокинуть буржуазию и взять власть в свои руки.
     Но как осуществить этот захватывающий дух замысел, балансировавший на грани грандиозной аферы? Сталин, уже уверовавший в свою непогрешимость и мудрость, смело встал на путь сложной игры. Сначала приоткрыл дверь Англии и Франции, чтобы катализировать общий процесс. И вскоре преднамеренно распущенные слухи об этих контактах докатились до Берлина, где в разгаре находилась заточка ножей против Польши. Германское внешнеполитическое ведомство немедля проявило интерес к настроениям московских правителей. Кремль, в свою очередь, на это отреагировал весьма оригинально. В начале мая 1939 г. нарком иностранных дел СССР Литвинов, ориентировавшийся на Запад, получил отставку. Кое-кто усматривает в этой акции и этнический подтекст, угодный Гитлеру. И, наверное, небезосновательно. Освободившийся ключевой пост занял В.М.Молотов, глава союзного правительства и верный оруженосец генсека. Так или иначе, но Берлин благосклонно воспринял эти перемены. Между Германией и СССР развернулись стремительно интенсифицируищиеся контакты. Для придания им еще большего ускорения к началу второй декады августа 1939 г. Сталин пригласил в Москву на переговоры представителей Лондона и Парижа. Маневр сработал точно: Берлин, подстегнутый тревожной для себя информацией, поспешно дал понять Москве о своей готовности немедленно подписать с нею военный пакт.
У кремлевских стратегов перехватило дух. Сталин не предполагал, что его замыслы получат столь стремительное развитие. Для пущей важности, набивая себе цену, начал, однако, «тянуть резину». Но этот номер не прошел. Не без мановения режиссерской палочки Гитлера, 19 августа Япония развязала боевые действия против СССР в Монголии. Сталин сразу сообразил: игра с огнем не пройдет. И в тот же день подписал затягивавшийся до этого советско-германский торговый договор. А вечером состоялось строго секретное заседание политбюро ЦК ВКП (б).
Сталин выступил с речью. В ней были изложены стратегические замыслы генсека, до этого хранившиеся им в тайне и от своих соратников. Заключение гласило: надо подписывать договор с Германией, который станет столбовой дорогой к победе всемирного коммунизма. Это — документ исключительной важности, ключ к пониманию подлинной сущности сталинской внешней политики. Именно поэтому советская историография никогда не упоминала о нем. Однако теперь он уже стал достоянием научной общественности. Впервые его опубликовала Т.С.Бушуева [3]. Затем он подвергся анализу коллективом историков под руководством Ю.Н.Афанасьева [4]. Обстоятельно его рассмотрел также А.Арутюнов [5].
Тем не менее эта речь Сталина еще не получила широкого и всестороннего осмысления. Больше того, при рассмотрении истории войны в отечественной историографии она нередко вообще обходится стороной, а иной раз ее достоверность подвергается сомнению [6]. Однако ни тот, ни другой способ как выражение отношения к событию столь исключительной важности вряд ли можно признать приемлемым в поиске истины. Наоборот, сомнения, не имеющие под собой надлежащей аргументации, должны послужить обязывающим моментом к их обстоятельному рассмотрению Абсолютизация любого суждения без доказательной базы несостоятельна. Подтверждений тому существует множество. Достаточно вспомнить, с каким упорством отрицалось наличие секретных приложений к тому самому советско-германскому договору, заключенному 23 августа 1939 г.
Нельзя не видеть того, что курс, оглашенный вечером 19 августа, вполне был созвучен с проводившейся Сталиным общей стратегией 20-30-х годов ХХ в. Он непрестанно тогда твердил о якобы назревавшей мировой революции. Вот только два его заявления на этот счет. В 1929 г. он заверял своих приспешников: «…в Европе назревают условия нового революционного подъема…» [7]. С трибуны XVIII съезда ВКП (б) в марте 1939 г., через десять лет, нарисовал захватывающую перспективу: «Буржуазные политики, конечно, знают, что первая мировая и империалистическая война может повести также к победе революции в одной или в нескольких странах» [8]. За чем же оставалось дело? Сталину было ясно, что настала пора стравить эти самые империалистические страны, а война уж сама по себе, автоматически, сделает свое дело.
По инициативе СССР прервались переговоры с Англией и Францией. А 23 августа в Кремль прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп. Вечером состоялось подписание договора о ненападении. На аля-фуршете Сталин поднял тост за здоровье Гитлера. Окрыленный, 1 сентября фюрер напал на Польшу. Англия и Франция, которых советская пропаганда уличала в стремлении к сговору с Германией, объявили ей войну. Началась Вторая мировая война. СССР, якобы упорно боровшийся за мир, а на самом деле разжигавший войну, подписал с Германией новое торговое соглашение, обязавшись поставлять ей стратегические материалы: пусть Германия изматывает силы и свои, и своих противников, приближая тем самым вожделенный час. Сталин торжествовал: его замыслы приобретали воплощение. В Берлин полетело поздравление с захватом Варшавы. Красная Армия, следуя секретным соглашениям, 17 сентября вторглась в Польшу — совершая «освободительный поход» согласно советской терминологии. Под ударами Германии и СССР Польша пала. В Бресте по этому поводу состоялся своеобразный парад победы войск новоявленных союзников. Гитлер и Сталин не замедлили подписать 28 сентября еще один разбойничий договор — «о дружбе и границе».
Восточная Европа подверглась вероломному переделу. Военные гарнизоны Красной армии расположились в решающих пунктах прибалтийских государств. Зимой 1939-1940 гг. Сталин попытался сломать Финляндию, но потерпел позорное поражение. Самое главное из них состояло в том, что Гитлер пришел к заключению: «СССР — колосс на глиняных ногах». И когда германские полчища ломали хребет Западной Европе, а Латвия, Литва и Эстония, вдруг воспылав неодолимым желанием влиться в лоно «социализма» и летом 1940 г. «вступили» в СССР, фюрера охватило негодование. Он решил поставить не в меру зарвавшегося Сталина «на место», хотя тот действовал в полном соответствии с советско-германскими договоренностями. Началось составление плана по разгрому СССР. Цель — молниеносно захватить богатства Европейской части СССР по самую Волгу и добить Великобританию, сражавшуюся с Германией один на один. Возможности сопротивления СССР в глазах Гитлера, охваченного страстями о мировом господстве, упали до самой низкой отметки.
Таков финал цепи событий при кратком их рассмотрении. Он яснее ясного показывает, что сталинские расчеты, как очевидно, отнюдь не вынужденные, строились на песке и потому носили авантюрный характер. И они не могли не обернуться бедой. Самое главное в ту пору заключалось в том, что СССР оказался в состоянии международной изоляции, в полнейшем тупике. Повсюду — только враги.
Может быть и этим обстоятельством объясняется полнейшее неверие Сталина в потоком поступавшую информацию о надвигающейся фашистской агрессии? Предупреждение У.Черчилля, премьер-министра Великобритании, по вполне понятным причинам [злейший враг революции], он расценил не иначе, как провокацию. До самого последнего момента отметал сигналы как враждебные и уповал на Гитлера, являя чудовищную близорукость. Разумеется, позиция Сталина объяснялась не только этой причиной, но ее и нельзя сбрасывать со счетов, как это делается.
В прямой связи с этим находятся катастрофы Красной Армии 1941-1942 гг. Сталин, а вслед за ним и вся советская историография, как и поныне их наследники, при объяснении причин неустанно твердили и твердят о внезапности нападения Германии. В этом отношении примечателен диалог Черчилля и Сталина, состоявшийся в ходе первого визита английского премьера в Москву в августе 1942 г., в какой-то мере проливающий свет на всю эту проблему, но сбрасывавшийся со счетов во времена правления КПСС. Да и сейчас это фактически не учитывается.
В одной из бесед, улучив момент, Черчилль сказал Сталину: «… Лорд Бивербрук сообщил мне, что во время его поездки в Москву в октябре 1941 г. вы спросили его: «Что имел ввиду Черчилль, когда заявил в парламенте, что он предупреждал меня о готовящемся германском нападении?» «Да, я действительно заявил это, — сказал я (Черчилль — А.К.), — имея ввиду телеграмму, которую я отправил вам в апреле 1941 г.». И Черчилль достал ту самую телеграмму. Когда ее перевели Сталину, тот пожал плечами: «Я помню ее. Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого». Тогда Черчилль, по его словам, во имя общего дела — дабы не обострять отношений — удержался и не спросил «что произошло бы с нами всеми, если бы мы не выдержали натиска, пока он (Сталин. – А.К.) предоставлял Гитлеру много ценных материалов, времени и помощи» [9].
Позиция Черчилля того времени вполне объяснима. Как, впрочем, и советской историографии. Однако теперь пришла пора всестороннего осмысления всего комплекса замыслов, обуревавших Сталина весной и в начале лета 1941 г. В частности, понять, что было бы по истечении тех самых шести месяцев «или около того», и как тогда эта целеустановка была связана со смыслом известного тоста Сталина на банкете выпускников академий 5 мая, а также с той шумной пропагандистской кампанией о характере Красной Армии как армии наступательной, как подчеркнул вождь в своем тосте? Не заключается ли во всем этом ключ к разгадке тайных сталинских намерений, до сих пор покрытых мраком таинственности, которые, между тем, и были тем толкачем, столкнувшим страну на дорогу, заведшую ее в кромешный ад.
Катастрофы, постигшие Красную Армию в 1941-1942 гг., составляют для науки важнейшую проблему из самых главных в истории Великой Отечественной войны. Недаром же она не давала покоя самому Сталину. Сознавая малоубедительность и легковесность своего объяснения причин только внезапностью нападения, данного им наспех 3 июля 1941 г. в обращении к народу по радио, он не раз пытался раздвинуть круг аргументации.
Однако его буйная фантазия и на этот раз не пошла дальше выдвижения на щит привычного фактора «измены». Он полагал, что в обстановке еще не угасшего в памяти народа массового разгула репрессий 30-х годов, проводившихся под таким флагом, этот фактор станет наиболее убедительным. Первый удар был нанесен по генералам. Павлов и его соратники подверглись казни уже в июле 1941 г. «Изменниками» были объявлены и депортированные в чужие края целые народы Поволжья, Северного Кавказа, Крыма. А потом поражения стали объясняться еще и тем, что Англия и США, вчера еще объявлявшиеся заклятыми врагами, а с нападением Гитлера, невзирая ни на что, пришедшие на помощь СССР и ставшие его союзниками, не открывают второго фронта против Германии.
Сталину казалось, что огульное обвинение «всех и вся» вкупе с жесточайшими и беспощадными репрессиями позволяет скрыть, затушевать подлинные причины бед, обрушившихся на страну. Действительно, тогда мало кто отваживался показать пальцем на Сталина как подлинного виновника чудовищных просчетов, ошибок и преступлений. Смельчаки типа А.И.Солженицына если не уничтожались сразу, то бросались в ГУЛАГ — на каторгу, фактически на смерть.
Теперь сложившиеся возможности позволяют ищущим историкам взглянуть на те бесконечно сложные времена и перипетии куда более широко и объективно, научно взвешенно. Предстоит развязать клубок трагических событий: причин развала Красной Армии первых месяцев войны, роль и место Московской битвы осенью 1941 г., контрнаступление Красной Армии зимой 1942 г. и почему Г.К.Жуков, Генеральный штаб считали его осуществление одновременно по всему советско-германскому фронту невозможным.
Тем не менее, Сталин, «великий полководец», не посчитался с мнением профессиональных и компетентных военных. Наступление протекало по его волюнтаристским планам. И что же? Фактически оно повсюду захлебнулось. Лишь под Москвой удалось отбросить противника на некоторое расстояние. Весь мир увидел несостоятельность мифа о непобедимости фашистских полчищ, что имело тогда громадное морально-психологическое значение. Но объективная оценка тех событий в целом ставит под вопрос прежде всего обоснованность утвердившегося стереотипа о битве под Москвой как коренном повороте в ходе всей Великой Отечественной войны.
В самом деле, если это так, то как же тогда понимать отступление Красной Армии на восток в 1942 г. еще на тысячу с лишним километров — до Сталинграда на Волге и Владикавказа, до Главного Кавказского хребта? Где же и когда в таком случае произошел тот самый поворот? Ответ на этот вопрос, в свою очередь, ставит перед необходимостью более правдивой и более полной, точной оценки и значимости битв под Сталинградом и на Северном Кавказе конца 1942 г. — начала 1943 г., где, судя по всему, впервые и совершился указанный поворот. Во всяком случае, нельзя не видеть пропагандистского смысла существующего стереотипа, продиктованного политической конъюнктурой советского времени.
Главнейшая социальная функция исторической науки заключается в достоверном и всестороннем воссоздании картины прошлого, в извлечении уроков из опыта предков — как позитивных, так и негативных. Знание последних имеет не меньшее, если, пожалуй, не большее значение. Следует отдать должное советской историографии, создавшей широкую панораму героизма, мужества, патриотизма советского народа на фронте, оккупированной территории и в тылу. Но все-таки это было всего лишь полдела. Нельзя не признать, что теневые, самые трудные стороны, граничащие с неприглядностью, трагедией и драмой, при правлении КПСС фактически затемнялись, долгое время обращение к ним попросту запрещалось. Ибо малейшее прикосновение к ним вольно или невольно выводило на переосмысление места и роли как ее самой, так и характера созданного ею политического режима, его вождей и прежде всего Сталина. К числу таковых, в частности, относятся следующие стороны.
Прежде всего, чего стоили победы советскому народу? Иначе говоря, какова была их цена. Долгое время она всячески преуменьшалась. Потом она все-таки была названа более или менее правдиво, но в самом общем плане, с целью подчеркнуть особый вклад в победу советского народа, представить ее в виде доблести. И неспроста. Ибо детализация потерь раскрывает потрясающую картину. Оказывается, каждый убитый немец обходился гибелью 2-3 советских воинов. Но, говорят, и эти цифры занижены. По новейшим подсчетам, за годы войны СССР потерял 8668400 воинов и 17900000 мирных граждан. А Германия? Соответственно 4192000 и 780000. И это на всех фронтах Второй мировой войны, а на советско-германском фронте только две трети, или около 2,8 млн. человек. Такие же сведения по союзникам СССР еще более поразительны. США, тоже соответственно — 407300 и около 6000; Великобритания — 264400 и 92700. Не менее показательно сравнение и потерь в технике.

Страны      Самолетов      Танков
_________________________________
СССР      88300      96500
Германия      58900      32000*
США      18418      —
Великобритания     16453      20000 [10]
__________________________________
*Только на советско-германском фронте.

Чем же объясняется столь разительный разрыв в потерях живой силы и техники? Кто-то, исходя из заученного, непременно скажет: разве можно сравнивать масштабы противостояния США и Великобритании с их противниками? Верно, тут и спорить не о чем. Советско-германский фронт, разумеется, был главным во Второй мировой войне, на нем сосредоточивались основные силы Гитлера. Это, бесспорно, так. Но почему тогда в сравнении с СССР Германия потеряла на нем меньше живой силы в 3 раза, мирного населения — более чем в 23, танков — в 1,5, самолетов — в 3 раза? Вот что требует объяснений! И именно это в отечественной историографии еще не получило надлежащего осмысления.
А оно, несомненно, раскрывает глубокие корни трагедии, непременно обнажает пороки существовавшей в СССР однопартийной системы, несменяемости руководителей, неограниченные сроки их пребывания у власти, отсутствие гласности, демократии, общественного контроля, на базе которых расцвели пышным цветом авторитаризм, трансформировавшийся в неограниченную диктатуру и тоталитаризм во главе с деспотом в облике Сталина. Что не имело ничего общего с декларировавшимся социализмом, под флагом которого сплачивались уверовавшие в него полуграмотные многочисленные охлократы-экстремалы.
Такая категория населения, следует иметь ввиду, служила опорой царивших в стране произвола и массовых репрессий, безоглядной языческой веры во всемогущее божество. Ее руками были перебиты деятельная часть крестьянства, квалифицированные специалисты в промышленности, науке, культуре как потенциальные противники насаждавшейся чудовищной системы. Подверглись репрессиям свыше 40 тысяч командиров Красной Армии, многие расстреляны, а остальные деморализованы. За 30-е годы генералов, преимущественно самых подготовленных, погибло больше, чем за всю Великую Отечественную войну. Из когорты маршалов остались только двое — К.Е.Ворошилов и С.М.Буденный, неспособные понять не только тонкости, но и азы современной им военной науки.
Интеллект страны в 30-е годы понес тяжелейшие и невосполнимые потери. В обезглавленной Красной Армии командиры с высшим и средним образованием составляли около 7 процентов [для сведения: в Русской армии 1913 г. — 80 процентов!]. На гребень взметнулось невежество. Отсутствие компетентности восполнялось произволом, грубостью и хамством в отношении подчиненных. В том — первоочередная причина того, что войска бросались в лобовые атаки по овладению высотками и населенными пунктами, не имевшими даже тактического значения. И такая участь выпадала на долю не только штрафных рот и батальонов, как теперь стало широко известно, но и целых частей! Нагляднейший пример — Малая земля под Новороссийском, прогремевшая при правлении Л.И.Брежнева и затмившая было Сталинград. В водах Цемесской бухты погибли десятки тысяч людей, морская вода получила кровавую окраску. Но немцы бросили не только Малую землю, но и Новороссийск лишь тогда, когда Северо-Кавказский фронт создал им угрозу быть отрезанными от их основных войск.
Горько, но придется признать, многие, очень многие командиры — снизу до самого верха — воевали не умением, а числом, ни в грош не ставили жизнь подчиненных. В угоду им услужливые творцы с задором запели: «Нам нужна на всех одна победа, мы за ценой не постоим». И не стояли. Потерь не считали. Не задумываясь [«так надо!»], людей бросали на танки и пулеметные амбразуры, под шквал артиллерийских орудий, словно уголь в огнедышащую топку [звучал и омерзительный цинизм: «Ничего, бабы потом еще нарожают»].
Малейшее колебание расценивалось трусостью, изменой, дезертирством… По этим обвинениям осужден без малого миллион — 944300 человек. Из этого числа 422700 человек направлены в штрафные подразделения на фронт, 436000 — в места заключения, 135000 – расстреляны [11]. Что это означает? Если считать дивизию в 10000 человек, то в ГУЛАГе оказалось 42 дивизии, уничтожено 13 дивизий! Страшная арифметика.
Так воевал «гениальный полководец всех времен и народов товарищ Сталин», такова его стратегия. А по его примеру и некоторые генералы и маршалы, исповедовали заповедь: «войны без жертв и жестокости не бывает». Во все времена и повсюду талант полководцев оценивался значимостью побед и их ценой. Объективные критерии в неприглядном свете высвечивают Сталина и его приспешников. В том, что с времен войны действует и долго еще будет действовать в странах бывшего СССР, особенно в России, своеобразная периодическая система демографических провалов, сказывается и несомненный вклад таких «полководцев».
Тем не менее, недавно запущена в оборот версия, будто после войны Сталин впал в состояние глубокого раскаяния и предлагал членам политбюро «покаяться перед народом» за то, что «многие пострадали напрасно», так как, оказывается, как ему стало теперь очевидно, «в стране не было столько внутренних врагов». А почему же «мудрому и прозорливому вождю» это было неясно тогда, когда работала заведенная им машина истребления? Да потому, видите ли, тогда так «нам докладывали и как мы считали». А докладывали, между прочим, то, что хотел слышать сам он, Хозяин! Но откуда вдруг у него возникли тогда такие простодушие и доверчивость? И потом — кто же это «мы» и зачем ему потребовалось это «мы»? Впрочем, если это было и так, то его следует рассматривать как обычный сталинский прием — чтобы превратить участников этого «мы» в своих сообщников и раствориться за их спинами. Сомнительно, однако, чтобы Сталин со всеми этими «мы» обсуждал свои замыслы по массовому истреблению людей. И кто же поверит в такие побасенки? Разве что совершенно наивные, подобные тем, кого Сталин под прессом Страха крутил вокруг пальца? И тем более, если верить сказанию, А.А.Жданов, поддержанный Н.А.Вознесенским, предлагал созвать для этого партийный съезд. Тогда что же помешало это сделать? И почему же Сталин не «излил свою душу», не «раскаялся» на XIX съезде ВКП (б)? Тогда бы и «неумехе» Н.С.Хрущеву, по словам такого свидетеля, наверное, не понадобилось бы подхватывать идею Сталина и реализовать ее «в уродливой форме, что принесло лишь вред коммунистическому движению».
Вот так. Логика прямо-таки железная и чудовищная: получается, уничтожение безвинных «строителей социализма» укрепляло «коммунизм», а оглашение о нем правды — разваливало его. Новоявленная версия о «муках совести» есть ничто иное, как очередная попытка отмыть до бела черного кобеля, откровенная апология сталинизма и сталинщины. Тоталитарный режим вообще исключал хотя бы малейший намек на ответственность его верхов, не говоря уже о самом пахане, за преступные деяния и просчеты. Достаточно вспомнить, как растаптывали А.Ахматову, М.Зощенко и других как раз тогда, когда Сталин якобы испытывал жгучие «муки совести».
В этой связи уместно, для сравнения, привести следующее из истории Великобритании – оплота, по характеристике советских вождей, разлагавшегося и смердившего капитализма. В 1942 г. в Пустыне на севере Африки английские войска не выдержали натиска германских войск Роммеля и потеряли свыше 50 тыс. убитых, раненых и пленных, немало техники и боеприпасов. Это известие буквально взорвало парламент. Немедля, несмотря на обстановку войны, он выразил недоверие правительству. Черчиллю пришлось все отложить, чтобы, максимально являя искусство, удержаться на постах премьер-министра и министра обороны [12]. Ничего подобного в СССР не было и не могло быть.
Однако с тоталитарным режимом в СССР, не с декларируемым “социализмом”, а с чудовищной жестокостью, мирились далеко не все. Пережитые муки и страдания в 20-30-х гг., с нападением Германии, довольно многих толкнули на поиск путей борьбы с большевизмом – источником зла. Именно на этой почве поднялась весьма высокая волна коллаборационизма. В советские времена о нем вообще ничего не говорилось. Доходили лишь слухи о его существовании где-то на оккупированных Германией территориях, но о его наличии в СССР и не подозревалось. Между тем, как стало известно в последующие годы, он тоже “имел место”. Оказывается, поначалу гитлеровские полчища в западных районах страны встречались как избавители, с цветами и хлебом-солью.
Историки – отечественные и зарубежные – М.И.Семиряга, Б.В.Соколов, И.А.Дугас, Ф.Я.Черон и др. – положили серьезное начало изучению природы и типологии этих негативных явлений [13]. Обнародованные ими факты и события, практически неизвестные отечественному читателю, по-новому высвечивают историю СССР 1941-1945 гг.
На территории, оккупированной фашистами, обстановка сложилась отнюдь не такая благостная, как изображалась она советской историографией. Утверждалось, что враг сразу же натолкнулся на борьбу подполья и партизан, всеобщее сопротивление. Но в действительности на борьбу поднялись далеко не все и не сразу и, самое главное, она не носила всеобщего характера. На первых порах, в 1941-1942 гг., наблюдалось стремление немалого числа людей вступить в сотрудничество с немецкой оккупационной администрацией. Многочисленные элементы, преимущественно с садистскими наклонностями, вступали в карательные отряды, в зверствах не уступали эсесовцам, а то и превосходили их.
В ноябре 1941 г. под эгидой генерала Гудериана, “отца германских танковых войск”, инженеры К.Л.Воскобойник и Б.В.Каминский создали республику с центром в поселке Локоть тогда Орловской, а ныне Брянской области. Чтобы показать новым хозяевам, что в России есть кому сражаться с коммунизмом, за свое освобождение, что русский народ, перенесший кошмар ига, способен бороться за счастье своей Родины, и он “может подняться до уровня великого германского народа и построить новую жизнь на основе двух идей: народ и подлинный социализм”. Крестьяне получили землю в вечное пользование, ликвидировали колхозы, предприятия и торговля перешли в частную собственность. Официальной идеологией стали национализм и антисемитизм, правящей партией – Русская национал-социалистическая партия. В конечном итоге восторжествовал фашистский режим, а человеческая жизнь стала цениться еще меньше, чем при большевизме [14].
В новейшей литературе показано, что партизанские отряды формировались с большим трудом. База, создававшаяся для них с конца 20-х – начала 30-х гг. на случай нападения врага, перед войной была разрушена, поскольку сталинская стратегия исходила из того, что воевать Красная Армия будет малой кровью на чужой территории. Большинство подготовленных партизан подверглось репрессиям. С нападением Германии создавать партизанские отряды приходилось с нуля. Отсутствовало какое-либо снабжение. Поэтому многие партизанские объединения скатились на путь грабежей крестьянства. В ответ последнее поднялось на борьбу с ними, устанавливая контакты с немцами.
Тяжелейшая обстановка существовала до самого коренного перелома на советско-германском фронте, когда Красная Армия сломала хребет врагу и перешла в наступление по широкому фронту. Тогда прогерманские объединения оккупированных территорий охватила паника и многие их участники начали переходить на советскую сторону. Партизаны были поставлены на регулярное снабжение. Нормализовались отношения с местным населением. К этому времени, что было очень важно, обнажилось звериное лицо фашизма. Рухнули иллюзии, возникшие в атмосфере безотчетной эйфории начала войны, и надежды на освобождение от большевизма с его помощью.
Коллаборационизм на оккупированных территориях затрещал по всем швам. Одни его участники пополнили собой националистические организации западных районов Украины, Белоруссии и прибалтийских республик, другие окончательно скатились в логово фашизма, третьи перешли на советскую сторону. Оценки историками этих течений уже получили известность. Однако нельзя не признать, что профессиональные оценки, по независящим от авторов причинам, оказались запоздалыми.
Ныне это стало одной из причин одиозных действий, в частности, московской организации “Общественный совет по защите и сохранению мемориала “Примирение народов России, Германии и других стран”, воевавших в мировых и гражданских войнах”. Сама по себе эта идея носит плодотворный характер. Но в руках, судя по всему, элементарнейших дилетантов (мягко говоря) она превратилась в свою противоположность. На обелиске памяти вождям Белого движения и казачьим атаманам, созданного в 1998 г. и установленного в ограде храма Всех Святых в Москве, обозначены, среди прочих, имена Краснова, Шкуро, Султана-Клыч Гирея [15]. Но никто из них к вождям белого движения не относился. Точнее, они были его разрушителями.
Правда, Краснов упорно претендовал на такую роль. Больше того, намеревался стать правителем России. С помощью германского императора. Поэтому встал на путь лакейства перед ним. Раздувая свою значимость, в мае 1918 г. он добился провозглашения себя атаманом, а Донского казачьего войска – Всевеликим войском Донским, стремясь переключить донских казаков на путь сепаратизма. Это внесло раскол в формировавшееся тогда Белое движение на Юге России под знаменем возрождения “Великой, Единой и Неделимой России”. М.В.Алексеев, А.И.Деникин, его организаторы и вожди, резко осудили Краснова. В начале 1919 г. Большой круг Войска Донского лишил Краснова атаманской должности, после чего он связал себя с германской военщиной.
С началом германской агрессии Краснов развернул активную агитацию среди казаков Дона, призывая их к верной службе А.Гитлеру. Осенью 1942 г. атаман Всевеликого войска Донского П.Н.Краснов написал текст присяги казачьих частей вермахта. Она гласила: “Обещаю и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Евангелием в том, что буду Вождю Новой Европы и Германского народа Адольфу Гитлеру верно служить и буду бороться с большевизмом, не щадя своей жизни до последней капли крови…
… все буду делать, верно служа вместе с Германским воинством защите Новой Европы и родного моего войска от большевистского рабства и достижению полной победы Германии над большевизмом и его союзниками”[16]. (Курсив мой. – А.К.).
В начале 1943 г. с отступающими немцами покинули родные места, по германским источникам, 135850 донских казаков, 93957 – кубанских, 23520 – терских, 11865 – ставропольских, 31578 – горцев Северного Кавказа, 15780 – калмыков (итого: казаков – 165192, всего – 312550 человек. – Подсчет мой. – А.К.) [17]. При помощи донцов почти до конца лета держался Миус-фронт. Казаки 15-го кавалерийского корпуса под командованием группенфюрера СС фон Паннвица, обозначенные на памятнике, входили в состав вермахта, а потом и СС. Беспощадно громили антифашистское сопротивление на территории СССР, Югославии, Италии и др. стран. Под эгидой Муссолини, в Северной Италии, они основали 7 станиц донцов, 6 – кубанцев и 5 – терцев, объявленных “Войском” со столицей в городе Алессо, переименованного ими затем в Новочеркасск. Истребили, с умилением отмечает А.Смирнов, партизан-коммунистов [18]. Но партизанили там не только коммунисты. Да и они сражались-то с фашизмом, в отличие от этих казачьих отщепенцев, утверждавших фашистский порядок в “Новой Европе”. Поэтому антигитлеровская коалиция относила их с полным основанием к разряду своих врагов.
Достойны ли такие элементы примирения? Возможно ли забвение их античеловеческих преступлений? Нюрнбергский процесс против вождей германского нацизма дал совершенно однозначный ответ. Он целиком относится и к их приспешникам типа Краснова, Шкуро, Доманова, Султана-Клыч Гирея, фон Паннвица. Как и попытка выдать подобных за вождей Белого движения. Генералы М.В.Алексеев, Л.Г.Корнилов, А.И.Деникин, адмирал А.В.Колчак, идейные его вдохновители, перевернутся в гробах. Выдавать черное за белое – значит, лить воду на мельницу современных профашистов, осквернять память истинных борцов за торжество цивилизационных ценностей и светлые надежды их потомков.
Коллаборационизм – сложнейшая проблема, сопряженная с переоценкой важнейших ценностей. Одно дело одновременная борьба с фашизмом и большевизмом в рамках самостоятельных и независимых движений, другое – борьба с большевизмом в рядах германских полчищ. Эти вопросы поставлены в литературе довольно основательно. Но ответы на них пока еще нуждаются в более убедительной аргументации.
В полной мере это относится и к оценке власовщины. Антибольшевизм ее понятен. А союз с гитлеризмом? Да и сама фигура ее основоположника генерала Власова крайне противоречива. Среди крупных военачальников Красной армии он слыл даровитым полководцем. Его минула горькая чаша довоенных репрессий. Карьера неуклонно поднималась вверх. В Московской битве конца 1941 г. – командующий одной из отличившихся армий. Взят на заметку Сталиным, что, ясно, обеспечивало ему дальнейший рост по вертикали. И он это, наверняка, прекрасно сознавал. Но оказался в плену. Почему? В силу безвыходного положения? Но тогда что побудило его сразу же стать на путь сотрудничества с врагом, с которым он до этого самоотверженно и стойко сражался? Сам сдался в плен? Но тогда по какой причине?
Это еще не получило исчерпывающего объяснения. Как и причины вступления в создававшуюся им Русскую освободительную армию (РОА) бойцов и офицеров. Мой брат, Павел Иванович, находившийся в лагере пленных под Нютенбергом, рассказывал, что на агитацию приезжавшего к ним Власова откликнулся только один человек. Да и тот, приговоренный негласным судом товарищей в ту же ночь, не дожил до утра. Однако РОА выросла до миллиона человек.
Кто составил ее контингент? Сколько-нибудь определенно он не установлен. Считается, что основная его масса состояла из советских военнопленных. Действительно, всего их насчитывалось свыше 5 млн. человек. Это вовсе не значит, что все они сдавались врагу, были изменниками, как считал их Сталин. В своем абсолютном большинстве они были жертвами его “полководческой” бездарности. Так, за первую неделю боев только под Минском противник захватил 329 тыс. пленных, в августе 1941 г. под Смоленском – 310 тыс., в районе Умани, Первомайска, Новоархангельска на Украине – 103 тыс., в сентябре под Киевом – 665 тыс., в начале октября под Вязьмой и Брянском – 663 тыс. и т.д. Конечно, среди них были и обиженные, и противники большевизма, пострадавшие от него в ходе коллективизации и “Большого террора” 30-х годов. Но РОА насчитывала только миллион. И, по всей видимости, в ней находились и другие категории населения. Какие и в каком количестве? Это подлежит выяснению.
И вообще весь комплекс, связанный с коллаборационизмом, — огромное поле для исследовательской работы. Сделанное уже, при всей важности и значимости, — только начало. Общие оценки, пока еще преобладающие, грешат однозначностью и, следовательно, некоторой упрощенностью. Необходимы скрупулезная детализация и предельная дифференциация, глубокий анализ. Такой шаг, пожалуй, и определит направление дальнейшего изучения этой проблемы в ближайшие годы, потребует приложения усилий свежих сил новых поколений исследователей.
В неменьшей мере нуждается в изучении внешняя политика и международное положение СССР в годы Великой Отечественной войны. В обстановке “холодной войны”, вскоре после нее развернувшейся, когда идеолого-политическое противостояние двух противоположных систем достигло предельной остроты, советская историография, как, впрочем, и зарубежная, обрели однобокий характер, катили бочки друг на друга, формируя версии, далекие от действительности. В горбачевскую перестройку и постсоветский период, с ослаблением и затуханием “холодной войны” значительно выросла степень научности ее освещения.
Однако отрыжки советских времен продолжают еще кочевать. Достаточно наглядным свидетельством тому являют собой, к примеру, комментарии редакции Воениздата к указанным выше мемуарам У.Черчилля, а также сочинению В.Фалина [19], известного советского историографа, до самого последнего момента упорно, в частности, отрицавшего наличие секретных приложений к советско-германскому договору от 23 августа 1939 г. Представляют интерес введенные в научный оборот труды зарубежных авторов [20]. Мемуары руководителя военной миссии США в Москве в 1943-1945 гг. Джона Р.Дина проливают свет на отнюдь не безоблачные советско-американские контакты по конкретным вопросам войны.
Новую окраску обретает оценка действий Великобритании и США, вставших с первого же дня советско-германской войны на путь активного сближения с СССР и создания антигитлеровской коалиции, невзирая на предшествовавшую прогерманскую политику Сталина, поставившую страну в положение международной изоляции. Эта линия будущих союзников в тех условиях имела неоценимое военно-политическое значение. Тем более, что уже осенью 1941 г. они приступили к поставке в СССР боевой техники. Следует учитывать, что к тому времени Красная Армия потеряла огромное количество боевой техники: на Западном фронте – 3332 танка и 1809 орудий, под Смоленском – свыше 3000 танков и около 3000 орудий, под Киевом – 884 танка и 3718 орудий, в районе Умани, Первомайска, Новоархангельска (Украина) – 317 танков и 858 орудий, под Вязьмой и Брянском – 1243 танка и 5412 орудий и т.д. Верховный главнокомандующий лично распределял фронтам поштучно каждую единицу боевой техники. Вот тогда-то и начались военные поставки в СССР в соответствии с американским законом по ленд-лизу из США и Великобритании.
На протяжении всего своего существования советская историография, следуя за большевистской пропагандой, всячески умаляла значение помощи СССР по ленд-лизу, демонстрируя на весь свет элементарную неблагодарность. Между тем уже в 1941 г. союзники переправили в СССР ценой огромных потерь на море 2373 автомашины, 481 танк, 705 самолетов, 86972 тонны боеприпасов и других грузов, 24900 тонн нефти и бензина. В 1942 г. поставки многократно возросли, достигнув цифр, соответственно: 22027, 2795, 1960, 527692, 44583 [21].
И это в ту пору, когда военные заводы Европейской части СССР были либо разгромлены, либо эвакуированы на Восток и еще находились в состоянии монтажа. Совсем нетрудно представить, что случилось бы, если эти страны, закусив удила, не пошли на установление союза с СССР, памятуя, что еще вчера Сталин оказывал всемерную помощь Гитлеру в его борьбе против Англии, оставшейся тогда с ним действительно один на один.
Трудно сказать, каким бы был исход борьбы на советско-германском фронте в 1941 г. Во всяком случае, Сталин ощущал себя буквально висящим на волоске. Как теперь стало известно, уже осенью того же года он начал изыскивать пути подписания сепаратного договора с Германией, хотя Атлантическая хартия, под которой уже стояла и подпись СССР, запрещала принявшим ее подобную акцию до полного разгрома Германии. Как недавно стало известно, в феврале 1942 г. советский диктатор направил в Мценск своего уполномоченного для переговоров с немцами. В директиве, данной ему, Сталин выражал готовность совместно с Гитлером обвинить западных евреев, будто именно они толкнули Германию на войну с СССР, а потом объединиться для совместной войны с западной “прогнившей демократией”.
Поверить в такое в общем-то не так легко. Наверняка кто-то посчитает это сходу как зловредную фальсификацию, чтобы облить грязью Сталина. Если бы не одно “но”, заключающееся в том, что обнародовал два документа на этот счет известный писатель В.В.Карпов, автор двухтомника “Генералиссимус” объемом свыше тысячи страниц, представляющий собой восторженный панегирик Сталину [22]. Какой же ему был смысл порочить Сталина? Значит, скорее всего, документы все-таки подлинные. Кроме того, уместно отметить, в германской историографии тоже имеются свидетельства об этом, хотя и в более общей форме [23].
Гитлер отверг домогательства Сталина, полагая, что в скором времени ему вообще удастся покончить с Советами. И, как говорится, слава Богу, что Гитлер не воспользовался авантюрой кремлевского стратега, чтобы сегодня, подписав сепаратный договор, а завтра разорвав его, как сделал это 22 июня 1941 г. с договором 1939 г. Что стало бы с СССР, оставшемуся снова в одиночестве, один на один с Германией? Вряд ли стоит сомневаться в том, что только обозначившиеся союзники тогда уж наверняка отвернулись бы от него. И что бы тогда было без всякого “бы”?
Кем же был Сталин, этот “гениальный политик и стратег”, каковы его место и роль в Великой Отечественной войне? Эти вопросы не сходят с повестки дня. При его оценке необходим предельный учет характера эпохи. Нынешними мерками эту личность не измерить.
Сталин – продукт российского авторитаризма и советского тоталитаризма. Фундамент последнего заложил В.И.Ленин, а архитектором самого здания был он, Сталин, который сформировал его и отшлифовал. Стал его повелителем, тираном и жертвой. Обладая незаурядными природными способностями, жестоким и мстительным характером, этот злой гений превратился в хитроумного, изворотливого кровавого диктатора, растоптавшего в стране малейшее инакомыслие и погубившего миллионы людей.
В годы войны советская тоталитарная система, чтобы функционировать, нуждалась в фигуре, источающей великий Страх и насаждающей его. И не было для нее лучшей кандидатуры, чем Сталин. Трудно сказать, выдержала бы она без него? Он работал самозабвенно, двигал множество рычагов, удерживая в своей редкой памяти тысячи фактов самой разной значимости. Окружавших людей рассматривал в качестве винтиков, которые подкручивал когда и сколько хотел. Иногда вопрошал: “А что думает товарищ Жюков (или Шапошников, Василевский и т.п.)?” Но не для совета, а для проформы. Кто бы и как ни считал, Сталин действовал только по-своему.
Хотя в военном деле – и не только – был не более, чем дилетант. Как таковую, Сталин армию не знал и ни одного дня в ней не служил. Но поскольку читал Клаузевица и труды других военных теоретиков, самонадеянно мнил себя великим знатоком. Считал допустимым практику постигать на собственных ошибках и просчетах, оборачивавшихся огромными потерями. Морис Дрюон в статье “Россия – море крови” не без оснований заключил: “Вторую мировую войну выиграло упрямство англичан, американская техника и русская кровь”[24]. Следует только уточнить: море крови россиян.
И в заключение нельзя не сказать об освещении тыла периода войны. Без его самоотверженности не было бы никакой победы. Фронт не выдержал бы. И не помогла бы никакая помощь. Об этом писано переписано, но созданное представляет собой не более чем благостные картинки. Как его труженик и очевидец, хлебнувший его полной мерой, свидетельствую, что они не отражают реальной действительности.
Трудности тыла полностью еще как следует не воссозданы. Не будет никакого преувеличения, если сказать, что положение тружеников было поистине адским. Не только в городах – на заводах, фабриках, шахтах, но и в деревне – в колхозах и совхозах. Крестьяне – женщины, старики и подростки, работая от зари до зари, без выходных и праздников, за свой труд ничего не получали. Жили несравненно хуже крепостных. Хлеба не видели на протяжении всей войны, существовали на подножном корме. В Европейской части СССР повсеместно царили если не поголовный голод, то полуголод, стоял страшный мор, никем еще не учтенный. В первую очередь гибли старики и дети.
Существовал чудовищный порядок. Врачам запрещалось выдавать бюллетени по болезни. Труд носил принудительный характер. Любой прогул, в том числе в случае заболевания, карался строжайшим образом, вплоть до заключения. Надзорные функции принадлежали партийно-политическим работникам райкомов ВКП (б) и политотделов МТС. И это были не какие-то там перегибы местных властей, на какие обычно ссылались в советской историографии, а заданная сверху, четко просчитанная политика.
Важнейшим поставщиком продовольствия, фуража для армии и сырья для промышленности был крестьянский двор. Работая бесплатно, крестьяне несли еще огромные повинности в виде всевозможных налогов. Платили за мясо, которое не ели, молоко и яйца, отрывая от себя и даже если не имели кур, общий сельхозналог. В обязательном порядке облагались денежными займами, на которые, согласно газетам и радио, будто вносили деньги добровольно. В действительности подписная кампания сопровождалась душераздирающим плачем, разносившимся из конца в конец деревни.
Таков сталинский тоталитаризм в действии периода войны.
Великая Отечественная война – огненная страница в истории страны. Большевистская пропаганда с пеной у рта доказывала, что одержанная в ней победа – результат мудрого руководства и организующей роли гениального Сталина и КПСС. В действительности ее одержал советский народ, вынесший на своих плечах гигантские трудности и руководство «славного вождя и мудрой партии». Россияне проявили несгибаемую волю, невиданное мужество и неистребимый патриотизм, великую любовь к Отечеству с надеждой на его славное будущее. Были тоже отклонения и зигзаги, требующие предельно объективной и справедливой оценки, без уклонов в ту или иную сторону.
Немеркнущие страницы Великой Отечественной войны – громадное поле для исследования. Работы поистине непочатый край.

Литература и примечания:

1.     Дрюон Морис. «Я поклоняюсь вашим ветеранам» // АиФ. 2005. №34. – С.14.
2.     Цит. по: Бешанов В.В. Год 1942 – «учебный» / Под общей ред. А.Е.Тараса. Минск: Харвест, 2002. – С.3.
3.     См.: Новый мир. 1994. №12. – С.232-233.
4.     См.: Другая война. 1939-1945 / Под ред. Ю.Н.Афанасьева. М.: РГГУ, 1996. – С.73-75.
5.     Арутюнов А. Ленин. Личность и политическая биография. Т.II. М.: Вече, 2002. – С.277-279.
6.     Сироткин В. Почему Троцкий проиграл Сталину? М.: Алгоритм, 2004. – С.181.
7.     Сталин И.В. Соч. Т.12. М., 1949. – С.18.
8.     Сталин И.В. Вопросы ленинизма. Изд-е 11-е. М.: Госполитиздат, 1952. – С.609.
9.     Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. вторая, тт. 3-4. Сокращенный перевод с английского / Под ред. А.С.Орлова. М.: Воениздат, 1991. – С.522.
10.     Аргументы и факты. 2005. №17. – С.39.
11.     Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. – С.246.
12.     Черчилль У. Указ. соч. – С.482-487.
13.     Семиряга М.И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М.: РОССПЭН, 2000; Соколов Б.В.Оккупация. Правда и мифы. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2003; Дугас И.А., Черон Ф.Я. Вычеркнутые из памяти: советские военнопленные между Гитлером и Сталиным. Париж: YMCA-PRESS, 1994; Неизвестная черная книга. Иерусалим: Яд Ва-Шеле; М., ГАРФ. – 1993; и др.
14.     См.: Соколов Б.В. Указ соч. – С.163, 164, 167, 173, 174.
15.     Клин Б. В Москве хотят снести памятник гитлеровцам // Известия. 2005. 1 сентября. – С.1-2.
16.     Цит. по: Соколов Б.В. Указ. соч. – С.333.
17.     Александров К.М. Казачество России во Второй мировой войне: к истории создания Казачьего Стана [1942-1943 гг.] // Новый часовой. Русский военно-исторический журнал. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1997. – С.171.
18.     Смирнов А. Новочеркасск был… в Италии // Наше время. Ростов н/Д, 2005. 20 апреля. – С.4.
19.     Фалин В. Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов. М.: Центрополиграф, 2000.
20.     См., напр.: Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований / Под ред. Вольфганга Михалки. М.: Весь мир, 1997; Кларк А. План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941-1945. М.: Центрополиграф, 2004; Дин Джон Р. Странный союз. Пер. с нем. М.: ОЛМА-ПРЕСС. Звездный мир. 2005 и др.
21.     См.: Черчилль У. Указ. соч. – С.431-432.
22.     Карпов В.В. Генералиссимус. Историко-док. изд. в 2-х кн. Калининград: ФГУИПП «Янтарный сказ», 2002.
23.     Райнер А. Блазиус. Сомнения в верности дяди Джо? — Вторая мировая война. – С.124-127.
24.     Дрюон М. Указ. соч. – С.14.
_______________________
© Козлов Александр Иванович