Жди меня!

...Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
                 В.Маяковский
26 мая 1916, Петроград

Кто-то  посадил незабудки на газоне у  их подъезда. Это такая радость! И загадка – кто бы это мог сделать?

Ева была потрясена и взволнована, когда увидела эти цветы! Вот так вот, вживую, она их не видела несколько лет. Редко выезжала из города.
Газон около их подъезда обычно пустовал. Кроме  старого запылённого куста барбариса и травы там ничего не росло, в отличие от газонов у других подъездов, на которых разбивали целые сады.
Но кто мог их посадить? Приехали новые соседи, у которых цветоводство в крови?  Или у старых вдруг появилось такое желание? 
Кроме крошечных трогательных незабудок,  из земли тянулись к  свету   плотные  зелёные стебли пионов с завязью будущих цветов, ворсистые стебли маков с зелёными коробочками, скрывающими алый  шёлк лепестков.
И среди них рассыпаны  синим мелкие глазастые незабудки.
Ева сфотографировала цветы телефоном, но синий цвет на фото получается плохо.
К тому же,  погода  солнечная! А незабудки лучше фотографировать в тени.
Она спрятала телефон в сумку. И вдруг краем глаза заметила проскользнувшую мимо,  неторопливо, как рыбка,  машину серебристого цвета и улыбку на лице водителя, внимательно  с интересом наблюдающего за ней.
Но  поняв, что его заметили,  он тут же резко прибавил скорость и машина  исчезла в конце улицы.
Герман? Очень похож! Он всё делает  тайком. И  знает, что это её любимые цветы.
Хороший подарок в июне! Но как он догадался, что она любит только живые цветы? Срезанные в банке или в вазе это не то! Следить за их медленным увяданием, собирать со стола опавшие лепестки ей неприятно.
Она любит когда цветы растут на воле, набираются сил, радуются солнцу.
Следующий день выдался дождливым. Она смотрела в окно..
Капли дождя кривыми дорожками стекали вниз по стеклу. Дождь барабанил по подоконнику. Этот ритмичный звук успокаивал.
Начало июня выдалось  холодным и дождливым. Под её настроение.
Она знала, что это лето ничего нового и хорошего ей не принесёт.
«Ты убил без пистолета и меня, и это лето!…» , вывела она в тетради.
Она  ничего не ждала. Она знала, что уже ничего не будет, что это конец.
Но к чему тогда незабудки? Странно…
Всё в её жизни складывалось странно: её никто никогда не любил, то есть те, кого любила она, не любили её. А тех, которые любили её, – она не любила. И часто об этом  даже не догадывалась. Узнавала слишком поздно.
Такой она была женщиной, с запутанной судьбой.
Обычно женщина, едва увидев мужчину, в первую же секунду чувствует: её это человек, или нет.
С Германом  всё складывалось трудно.  Они и знакомы-то толком не были. И она пришла к выводу, что пора его выбросить из головы. Не было смысла столько времени тратить на пустые отношения.
Он то появлялся, то исчезал.  Всё это было непонятно…Или говорило об одном,  что она его запасной вариант.
А её жизнь была заполнена музыкой. Едва научившись ходить, она случайно подошла к большому роялю у окна, крышка которого была откинута, и ткнула маленьким пальчиком в клавиши. Услышав незнакомый по тембру приятный звук  замерла… Он её ошеломил! С тех пор она постоянно тянулась к инструменту. Её рано отдали в музыкальную школу.
Все её дни были заполнены фортепианной музыкой. Вначале неумело, затем всё уверенней она исполняла  музыкальные пьесы русских и зарубежных композиторов.
Фортепианная музыка напоминала ей дождь, тот  же шквал эмоций, то же очищение…
Позже была консерватория. Преподаватели говорили о её таланте, о неисчерпаемых  возможностях. На концертах были аншлаги.
А ей вдруг захотелось самой писать музыку. Исполнительское искусство перестало приносить ей удовлетворение. На концертах она исполняла одни и те же пьесы, сонаты. Она их  знала  наизусть. Это были откровения чужих душ. А ей хотелось писать своё…
Всё-таки,  исполнитель это ремесленник, не творец.
В последние годы она жила одна. Родители переехали  на юг, поближе к морю.
Почти треть комнаты занимал рояль, он по-прежнему стоял у окна. И был тем же самым, что и в её детстве. Этот рояль им достался по наследству от бабушки. Это был старый немецкий рояль, изготовленный известной  фирмой. Звучание у него было изумительное! Наверное потому он так поразил её в детстве.
 Её мама,  Мария Александровна, преподавала в музыкальном училище.
А отец был далёк от музыки.  Она его  раздражала. И он не знал куда укрыться от этого водопада звуков.
Он  работал  простым  инженером, его интересовала только техника. Он часто подолгу просиживал в их старом дворе с соседями за шахматами. А потом вдруг  у него на работе участились собрания, авралы – он стал возвращаться  домой не раньше одиннадцати. Мать навела справки и узнала, что у него роман с бухгалтершей Лидией Геннадиевной. И стала заводить разговоры о переезде в другой город, поближе к морю. Вспомнила, что там живёт её родная сестра, с которой она сто лет не виделась.  А у них скоро пенсия, надо спокойное место для жизни подыскать! И вот с помощью тёти Кати нашли подходящую квартирку в  Керчи. И как отец ни упирался, всё же переехали.
А Ева осталась одна в родном городе.
Иногда вечерами становилось скучно. Она стояла подолгу у окна и смотрела на улицу, на прохожих. Ничего нового там она не видела: дети бегали, играли, галдели; женщины тащили тяжеленные сумки из ближайшего магазина.
Мужчины сновали по улице туда и сюда – по своим , только им одним известным, важным делам.
Она отошла от окна и заварила чай, но в эту минуту неожиданно зазвонил телефон.
— Привет!, закричала в трубке её давняя школьная подруга Ленка.
— У меня день рождения в четверг. Приходи к семи. Соберётся интересная компания. А один чел очень даже тобой интересуется… Он тебе понравится! Талантливый журналист!
— Да, нет, я ни с кем знакомиться не хочу. Могу придти просто так, тебя поздравить,– ответила Ева.
— Ну, о кей! Ждём! Ленка бросила трубку.
 А Ева вернулась на кухню, подлила из чайника  кипятка в подостывший чай.
И стала думать: идти или не идти?… Она не любила компании. Все эти дни рождения проходят по одному сценарию.
Но, когда наступил четверг, всё же пошла. Слишком скучно  было  сидеть дома одной. Работа не шла…
Погода была мягкая, недавно прошёл дождь. Но асфальт на дорогах уже подсох. Правда, в этот день обещали грозу, но она не случилась.
Ленка  жила неподалёку.  Едва войдя в прихожую, она увидела в проёме  двери, сидящего  в соседней комнате у окна Германа в белой рубашке в узкую синюю полоску.
 «Так вот какой чел мной интересуется!»,  подумала она…
Ленка была рада её приходу: «Проходи, знакомься!», и подвела её к Герману.
— А мы вроде бы уже немного знакомы, сказала Ева. Герман улыбнулся: «Да, чуть, чуть…».
И протянул руку: « Герман Ткаченко, обозреватель газеты « Новости дня».
— Ева Трояницкая. Пианистка, представилась Ева.
Ну, вот и состоялось официальное знакомство!
Ей конечно хотелось познакомиться с ним как-то по-другому, не столь официально, не в такой обстановке. Но факт знакомства состоялся!
Гостей было много. В основном, это были знакомые лица. Но многие из них  давно не виделись друг с другом. И потому в душной комнате стоял гвалт.
Герман сидел напротив и изредка поглядывал на неё. Он тоже пришёл один.
Когда зазвучала музыка, он ринулся к ней. Но его опередил Владислав. И Ева из озорства не отказала ему. А Герман стоял в углу комнаты и исподлобья наблюдал за ними. Может быть, ревновал?
Она ожидала, что он её пригласит на следующий танец и потому всем отказывала. Но Герман, повернувшись спиной к гостям, курил на балконе.
Наконец все устали, всем захотелось тишины  и они стали просить Еву что-нибудь сыграть. И она решилась! Исполнила свою собственную небольшую пьеску. Захотела проверить её на публике.
После беспорядочных бурных аплодисментов, Татьяна сказала: «О, что-то новенькое! А кто композитор?». Но Ева не призналась. Главное, пьеса всем понравилась. Ещё она исполнила из Моцарта, свою любимую Фантазию ре-минор.
Окна были открыты, дул лёгкий ветерок, все молчали… А за окном уже разгорался во всё небо летний закат.
— Скоро стемнеет, подумала Ева. И решила уйти по-английски.
Незаметно для всех выскользнула в прихожую.
Но спускаясь по лестнице, услышала торопливые шаги за спиной. Обернулась это был Герман!
— Я вас провожу, можно? спросил он.
Ева в ответ кивнула: «Конечно, можно!».
Они вышли на улицу в летнюю ночь. Было тихо и безлюдно. Светили звёзды.
Но вдруг налетел ветер! Он поднял пыль, подбросил вверх выброшенный кем-то полиэтиленовый пакет, листья на деревьях затрепетали…Сверкнула молния, загрохотал гром и ливень плотной стеной обрушился на город.
Они едва успели забежать под козырёк ближайшего подъезда. Двери во всех домах теперь закрываются на кодовый замок -не попадёшь.
Дождь бил с такой силой, что добирался и сюда. Герман загородил её собой от порывов ветра и дождя.
Ева видела как постепенно намокает его рубашка.
— Я скоро уезжаю,- сказал Герман.
-Куда?,- удивилась Ева.
— На Украину. Записался в контрактники.
Она испугалась: «Зачем нам чужая война?».
— Она не чужая. Я наполовину украинец.
В Славянске живёт моя бабушка и тётя с племянниками… Я должен им помочь.
— Когда уезжаешь? испуганно встрепенулась Ева.
— Скоро. В понедельник. Ты придёшь меня провожать?
— Конечно, приду!
Он бережно обнял её и мягко коснулся губами:
 «Люблю тебя!».
Грозы не бывают длинными. Вскоре дождь иссяк, вода с тротуаров схлынула и они спокойно дошли до её дома.
— Зайдёшь? – спросила Ева. – У меня есть малиновое варенье.
— Да, пожалуй, зайду. Немного обсохну — ответил Герман.
Они поднялись на её этаж. В квартире было тепло и уютно. Она дала Герману свой запасной махровый халат. По очереди приняли душ – согрелись и смыли грязь с ног. Ева поставила чайник. Достала варенье, которое берегла на случай простуды.
А за окном снова хлестал дождь. Вода сбегала по стёклам, стучала о металлический подоконник.
Иногда сверкала молния, но гром грохотал уже где-то в отдалении. Гроза уходила.
Ева смотрела на его лицо, которое ей когда-то казалось надменным. И думала: мы совсем не умеем понимать других людей.
Рано утром, в понедельник, Ева вызвала такси. По дороге купила белые  с горьковатым запахом  хризантемы.
На вокзале бурлила толпа из провожающих и отъезжающих. Мужчины были уже в военной форме.
Всё это напоминало ей сцену из фильмов об Отечественной войне.
Проводы! Какое страшное слово! Думала ли она, что ей доведётся в них принимать участие?
Но как она найдёт здесь, в этой толкучке, Германа? Она испугалась, что не сможет с ним увидеться на прощание.
В этот момент кто-то нежно коснулся её руки. Она обернулась  это был он!
Металлический голос диктора, а может быть робота, объявил об отходе поезда. Они обнялись. Герман её так поцеловал, как никто и никогда…
— Пиши!
— Ты тоже!
— Часто!
— Да!
— И ты!
Он запрыгнул на ступеньку вагона и поезд в эту минуту тронулся… поплыли вагоны, Герман ей махал рукой.
— Жди меня!
Ева расплакалась и помахала в ответ…
Когда подходила к дому, бросились в глаза незабудки, которые всё ещё цвели  на газоне у её подъезда и напоминали о нём.

*

Кактус

Вскоре после свадьбы Маша засобиралась в родительский дом на старинную окраинную улицу, занесённую по уши снегом, за своим кактусом. Она любила это растение, этот  зелёный круглый  шарик с пушистыми колючками в небольшом керамическом горшочке, который купила случайно в книжном магазине, на самом  последнем этаже которого продавались картины местных художников.  Она ходила туда, как в  художественный музей —  любила разглядывать эти картины.  Рядом располагался отдел антиквариата. В отделе антиквариата на витрине было выставлено много разноцветных бус: бледно-розовых, зеленоватых, белых;  старинных монет; древних икон с тёмными ликами, старинных серебряных колечек.
И там, у окна, между этими отделами,  рядом с  большим медным самоваром, изделием 19-го века,  стоял небольшой столик с комнатными растениями, которые тоже  продавались. Её взгляд  упал на этот кактус и она купила его. Приняла в своё сердце. Ей было 15 лет, так он и жил у неё с тех пор,  на подоконнике.
И вот, после свадьбы, когда она переехала жить к мужу, надо было кактус  забрать. А то пропадёт!
К тому же, с цветами у неё были особые отношения, она с ними дружила.
Когда с мороза она зашла в свою, опустевшую после переезда к мужу комнату,  кактус сиротливо стоял  на окне. Маша нежно укутала его в тёплый шарф, чтобы не поморозить по дороге и поставила на самое дно сумки.
Переезд прошёл благополучно, хотя на улице было -25.
 За все годы, что  кактус  прожил у неё, он ни разу не цвёл.  Маша знала, что кактусы цветут редко.
Но на новом месте, посреди зимы, в самый мороз, он неожиданно ночью   расцвёл. Утром, когда проснулись, они были потрясены. На самой верхушке красовался  огромный  нежный цветок!
Но  свекровь всполошилась: не к добру, плохая примета!
Схватила кактус  и на мороз…
Маша не смогла его спасти…
Так  пропал её любимый кактус. И в ней самой что-то немного изменилось.

*

Он был похож на Достоевского…

«Человек есть тайна. Ее надо разгадать…»
                                     Ф.М. Достоевский

Он был похож на Достоевского. Такой же высокий, худой, немного сутулый, с небольшой редеющей бородкой и потухшими покорными глазами, словно жизнь прошлась по нему катком.
Хотя, нет! Раньше  Анастасии  казалось, что он похож на Христа: ясные серые глаза, чёрная борода, высокий рост!
В церкви он всегда стоял справа от входа напротив большой иконы Спасителя и поражал прихожан своей одухотворённой углублённостью в молитву.
В 90-е годы церкви были забиты до отказа. Но мало кто разбирался в ходе службы, в церковном укладе. Поэтому книги на духовную тему  мгновенно раскупались в церковной лавке. А он был образцом, которому хотелось подражать.
К тому же это был мужчина симпатичный и  имел характер.
Он долго оставался для  неё загадкой.
Позже Анастасия  узнала, что он работает в этой  же церкви сторожем и звонарём.
Церковь была расположена в глубине одного из уфимских оврагов. Потому и сохранилась вероятно…
Её заслоняла густая зелень деревьев, а за алтарём  в овражке текла  небольшая старинная  речка Сутолока. И был в этой церкви особый уют, она многим казалась домом их души. Такие проникновенные молитвы в ней пелись, так радостно и глубоко звонили колокола…
Это был уголок старой нетронутой временем Уфы.
И приход был хороший, дружный, благодаря стараниям настоятеля о. Николая. Он душу вкладывал в каждую проповедь.
Душа народа в его религии. Это самое сокровенное, что может быть у человека.
 Зимой поздно светает, рано темнеет. День короткий.
Они приходили ранним утром, затемно. Силуэт церкви вырисовывался на горизонте и закрывал  небо.
Когда спускались с горки, то как на огонёк заветной свечи, смотрели на небольшое, заполненное оранжевым мягким светом церковное окошко. И на душе становилось теплее.
Они  как растерянные бабочки летели на его свет.
За окном угадывалось движение, трепетно полыхали свечи шла ранняя литургия… А они обычно приходили на вторую. Толкаясь в  притворе церкви, торопливо раздевались, покупали свечи, заказывали церковные требы.
В годы Перестройки, в девяностых годах, был принят  закон «О свободе совести», в котором разрешалось свободное посещение  церкви. И народ хлынул в её стены.
В церкви народ искал поддержку, пытался обрести ровную походку по тонкой жёрдочке, которая вела в будущее, удержаться, не сорваться в бездну.
В стране в те годы царил хаос, безработица, люди сидели на продуктовых карточках. Все прибывали в полной растерянности: куда в одно мгновение  пропали продукты, промтовары и другие необходимые для жизни  товары? Ведь в стране была крепкая тяжёлая и лёгкая промышленность. Куда всё исчезло за одну ночь?
И вот, такой спасительной жёрдочкой для многих стала  церковь.
В её стенах люди открывали для себя старые истины,о которых раньше не задумывались.
Оказывается, в Библии можно было найти описание всех возможных жизненных ситуаций. А Евангелие западало в душу как тяжёлое спелое яблоко, семя которого давало свежие ростки в душе. Все помнили Рождественскую ночь с яркими светлыми звёздами над головой, ясли, устланные свежей золотистой соломой и сияющего Бого-младенца с Матерью. Все помнили  как волновались на ветру деревья в ту трагическую ночь в Гефсиманском саду, когда Христос в глубоком отчаянии взывал к отцу: «Отче, зачем ты меня оставил?». Именно там он пережил самое страшное: чувство Богооставленности,  пустоту в душе.
Приход церкви был разношёрстным, таким же разношёрстным как наша жизнь.
Его составляли люди разного возраста, разного уровня образования, различных социальных статусов. Их всех нынешняя обстановка в стране разными тропинками привела в церковь.
 «Бог знает овец своих, и они слышат его голос».
Все ищут истину, но находят её в разных местах.
Для одних, это духовное знание. Для других торговля.
Те другие открывали свой бизнес, магазины, ларьки на рынках.
Рынки вдруг разрослись и стали основным местом торговли. Женщины попроще  становились «челночницами» — возили мешками одежду и обувь из других стран, в основном из Китая, Вьетнама и продавали её намного дороже себестоимости.
А их необъяснимым образом потянуло в церковь…
2.
Анастасия помнила рассказы матери, которой пришлось недели две пожить в семье брата, у которого жена была очень ловкой женщиной. В самом начале перестройки она сумела быстренько устроиться в популярную  японскую  фирму электроники.  Брата  устроила туда же, сдёрнула с привычной работы.
А когда у этой фирмы дела пошли неважно, стала  ездить в Китай, привозить вещи и продавать их.
Они попросили мать немного пожить у них, присмотреть за младшим сыном.
Много чудес она увидела в их квартире: жидкость, которая смывает жир с посуды, даже  когда моешь её холодной водой! Это был гель «Фейри». Сейчас он очень популярен. А в те годы мало кто знал о нём.
А когда зашла в кладовку, чуть в обморок не упала: на полках стояли большие  магазинные коробки с печеньем, с халвой, огромные круги сыра и т.д.  А мы в то время продукты получали по карточкам. В месяц 200 г. сыра, или сливочного масла – на выбор; 1 кусок мыла, хлеб тоже продавали в ограниченном количестве.
Мать села на пол и стала есть печенье… За этим занятием её  застала сноха и выгнала из дома.
Анастасия работала инженером в конструкторском бюро. Зарплату давали то постельным бельём, то мороженными курами, а один раз дали проигрыватель
для компат-дисков…
Ей нечего было носить. Она пошла на Центральный рынок и купила с рук  мешковатую рыжую кофту  без пуговиц женщина, которая её продавала забыла  или не сумела вывязать петли и поэтому отдавала за бесценок. Анастасия нашла выход: пришила к кофте с изнаночной стороны большие кнопки. Кофта застёгивалась, а с внешней стороны кнопки были не видны.
Денег не было ни на парикмахерскую, ни на косметику.
Когда отца положили в больницу, она ходила ухаживать за ним по очереди с матерью.
Отец ей как-то сказал: «Здесь, на 2-м этаже, оказывается лежит Фира Арчибальдовна, она ко мне заходила  поболтать.  Её  дочь, Элка,  часто навещает. Такая стильная: короткая стрижка, огромные серьги в ушах! Работает на радио.
— А ты  как моль бесцветная,   проговорил он брезгливо. Надо немного за собой следить… Анастасия  так и застыла с его уткой в руках…
Недели через две его выписали и он лежал дома.
Шёл октябрь, ветреный ненастный. В воздухе лениво кружился снег. Анастасия возвращалась в битком набитом автобусе  из аптеки, с другого конца города.
С лекарствами в то время тоже было плохо. Утром она позвонила в Справочную и ей сказали, что необходимое для  дочери лекарство имеется только в одной аптеке, где-то на окраине Черниковска. Она никогда не бывала в том районе. Но пришлось ехать.
Анастасия  уже возвращалась домой,мечтая об отдыхе, горячем чае… Но вдруг вспомнила, что сегодня у матери день рождения и решила зайти, хотя бы поздравить подарка у неё не было. Мать всё же! Думала, что она будет рада.
И вот, уставшая замёрзшая, она стояла у их двери, безрезультатно нажимая на кнопку звонка.
За дверью ходили, разговаривали самые близкие ей люди. Готовились к приходу гостей. Она слышала, как отец из спальни кричал брату: неси стол! Но дверь ей не открывали.
Кто-то торопливо глянул в дверной глазок и отошёл.
Анастасия поняла, что ей никто не рад, что она будет лишней. Её, плохо одетую, попросту стеснялись. Она была не ко двору.
От осени до весны, как известно, рукой подать. И вот, уже идёт Великий пост. В праздник Благовещения  она опять поехала к матери. Заходит на кухню и видит: кошка на полу  ест рыбу из чашки. Ей тоже дали.
Но  здоровая кость неожиданно вонзилась в верхнее  нёбо, образовался нарыв, всё во рту воспалилось и она очень долго не могла  говорить. После этого случая  она постоянно молилась Богородице и Иисусу Христу, называя их своими единственными настоящими отцом и матерью. Бог никогда не предаст!
Отца хоронили в ноябре, в сильный мороз. Завывал ветер, мела метель. Гроб стоял посередине автобуса и его тело, как брёвнышко, перекатывалось туда и сюда по ходу машины. Анастасии было тяжело на это смотреть. Вот, чем заканчивается жизнь человека…
И ей припомнился рассказ отца о том, как его, маленького везли в Уфу из деревни, в которой он родился. Везли на санях, накрыв большим тяжёлым тулупом. Но он всё равно мёрз  и  всю дорогу из последних детских сил  во весь голос пел: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня!…»
Весной в городе стали открываться небольшие киоски.  В них продавали всякую интересную мелочь, в том числе небольшие шоколадки «Сникерс», «Марс», которые  так полюбились детям…
Повеяло новой интересной жизнью, каким-то  разнообразием.
Приближалась Пасха. Ранним утром по подтаявшему снегу она шла на исповедь в церковь. Улицы были пустынны. Все спали.
Спускаясь с горки, она увидела мужчину, который был так похож на Достоевского. Он вёдрами таскал какую-то воду из церковного двора и выливал её неподалёку за ограду.
У самого крыльца встретилась монахиня, одетая во всё чёрное, торжественно  отгороженная от мира.

_________________________

© Смирнова Светлана Алексеевна