Господа артисты
В моей жизни Его Величество Случай всегда играл важную роль. А то, что мы все актеры в театре нашей жизни, давно известная и заезженная тема. Так вот, много лет назад я работала переводчиком в Союзе театральных деятелей Украины, и сном и духом не могла себе представить, как это отразится на мне в дальнейшем. И эта моя случайная деятельность получила неожиданное продолжение в Германии. Чиновники рабочего ведомства никак не могли понять, как я, имея дипломы инженера, патентоведа и переводчика, работала в театральном сообществе. Поэтому меня послали для начала продавать билеты в театральной кассе, что могло закончиться весьма плачевно. Потому что сменщицей была дама нестандартной ориентации, а ее ревновавшая подруга регулярно спускала на меня собаку. Мол, руки прочь …
Дальше больше. Я устроила демарш, и чиновники решили отправить меня на повышение, предложив танцевать канкан на плавучей барже в кабаре.. На столиках…
Я, конечно, носила желтые чулочки, красные башмачки и кружевные перчаточки, но не до такой же степени .. И вообще, красное и желтое — это цвета Вячеслава Полунина, великого клоуна, который всегда делал наши жизни добрее.
Наконец, я подтвердила дипломы и меня взяли на работу в университет. С «богемной» жизнью было временно покончено.
Потом состоялась непредсказуемая встреча с известной женщиной-режиссером из Австрии, и вот я уже на сцене. Сюжет закручивался лихо. Я закусила удила. Подбирала музыку, исправляла артистам произношение, переводила сложные места и играла! Это было упоительно. Особенно, Господи прости, мне нравились поклоны в конце спектаклей. Это было очень красиво. Мы выходили под музыку, взявшись за руки, все казались такими родными, аплодисменты, цветы.
Режиссер для меня в конце всегда ставила «Миллион алых роз», зрителям нравилось, они танцевали. Почему-то помощник режиссера раздавала всем в конце спектакля хлеб, разливала в бокалы красное вино, для этого в зал выносили специальные столы. Ну и Пугачева впридачу… Это после русской классики…
В этом же театре ставил свои спектакли когда-то и Вениамин Смехов.
Мне нравились даже репетиции где-то далеко, на окраине, в здании заброшенной фабрики. Там было настоящее царство старых декораций, старых продавленных диванов и кресел, старых искусственных цветов, париков и кукол. Повсюду на полу, на столиках и стульях стояли разные кружки с остатками кофе от предыдущих репетиций, в пепельницах и вокруг них валялись окурки. В центре помещения были проложены рельсы, все спотыкались об них, между ними на репетициях удобненько лежали бездомные из пьес Горького, и на сцене в театре уже никто из артистов не мог понять, как быть и где теперь лежать, без рельсов? Под потолок вела винтовая лестница. На ней сидели, курили, Рихард пел, Ахмед молчал, Николя ногой качал…
Рядом был заброшенный, когда-то продуктовый магазин. В нем жили бомжи. В сиротливых тележках лежало их нехитрое имущество. Им было скучно вечерами, и, если они не пили, то всегда подглядывали за нами, когда шли репетиции. Заглядывали в окна. Иногда хлопали. Иногда танцевали. Когда же репетиции проходили высоко в зале под потолком, бомжи уныло разбредались в свою ночлежку. Тогда мы были для них недосягаемыми для обзора. Господа артисты…
Обратно домой приходилось топать поздно, почти ночью, пешком, часа два, автобусов уже не было, сумка с собой всегда была тяжеленная.. Великая сила искусства! Единственное, от чего я отказывалась, так это от слов: я тринке (пью) водка, (чего на себя наговаривать?), их бин рассистин, (кто знал, что случится потом в Америке с их сумасшествием с черными и белыми, Господи, я корректна?), ну, и основной номер программы, я не могла говорить, что по улицам в России бродят медведи, а в сумке у каждого лежит по матрешке.
Мне прощали. Потому что на меня ходили немецкие старушки с цветочками и платочками для слез, сентиментальные эмигранты, вздыхающие при виде 70-летних трех сестер, и один нервный, вечно рыдающий врач-эстонец каждый раз с огромным букетом роз и красным от давления лицом. Они все очень любили монологи Жванецкого о любви в моем переводе. Еще в зале всегда были эмигранты из Ирана-Ирака, Сирии и Турции. Им почему-то очень нравилось, что у меня ( по пьесе) было 4 паспорта. Но они не понимали, что это не взаправду и лихо хлопали и свистели. Мол, какая я крутая, у немцев один паспорт, а у меня много! После спектакля всегда подходили за автографами и подсылали детей фотографироваться с тетей-артисткой…
В труппе была милая темнокожая Д. По ходу пьесы мы должны были об нее вытирать руки и размазывать по ней красную помаду. Кроме того, она, якобы, была лесби. Боже, что творилось в зале! После спектакля зрители нам устраивали судилища, обсуждали, чем виновата бедная Д.? Это было еще задолго до печально известных событий в Америке. Объяснить, что она в прошлом хороший хирург, а в зале сидит ее белый муж с детьми, было сложно. Мы, как бы, сволочи…
И вот пришел безумный двадцатый год.
Все резко изменилось. Огромный старинный Театр замер. Четыре сцены, пустые ряды, пустое кафе, пустое фойе. Не горят хрустальные люстры. Никто не прикладывает палец к губам, тише, идет спектакль… Никто не натирает полы, не таскает декорации, не шьет костюмы.
Нет толчеи. Нет афиш. Нет репетиций. Никто не заказывает мне переводы пьес.
И вдруг неожиданное объявление в городской газете, что в кассах актеры, чтобы выжить без зарплаты, будут продавать маски, четырехслойные, с логотипом театра, по 6 Евро за штуку…
Купите! Вот такие теперь Господа артисты…
Вечером мне пришло сообщение от нашего режиссера, чтобы я выходила на Stille Streik, то есть на безмолвную забастовку, в поддержку культуры, каждый понедельник, в 19.50, в центре города, у старых ворот. В руках должна быть свеча, Grablicht, в специальном красном стаканчике, какие ставят на кладбище, чтобы свечу не задул ветер…
Но я не выйду. Потому что это призыв ходить в театр, спасать культуру, несмотря ни на что. А я против такого спасения, когда люди могут заразиться и умереть, пир во время чумы никогда не был во благо. Объяснить никому не могу, что это и есть отсутствие культуры, такие призывы, потому что не слышат. Не хотят слышать.
Весь мир-театр, и везде Господа артисты, кто-то народный, кто-то заслуженный, а кто-то поет вместе со всеми в хоре…
*
Прививка, или у меня не болит живот
Как-то не сложилось у меня с врачами. То есть, не могу найти здесь врача, которому можно доверять полностью и безоговорочно. Нет здесь докторов Айболитов! Добрых, внимательных, готовых тебя выслушать..
Сколько раз путали рецепты в аптеке- не сосчитать! Мне выписывали капли в нос, а на выходе выдавали капли в глаз, как какому-то, условно говоря, Абдулле или Ахмеду, потому, что я Алла.
Путали рецепты тетки на Reception, не видя разницы между именами, путали в аптеке…
Один молодой профессор недавно приватно выписал мазь, которую уже лет 15, как оказалось, не производят. А центр, в котором он работает, только два года назад открылся. Современный, якобы…
Ну и так далее. И сколько этих казусов было, не сосчитать. Особенно радуют шрамы, оставленные нет, не оперативным путем, а от неудачного наркоза, когда четыре часа меня не могли разбудить и поливали то горячим бульоном ( да-да, чистая правда), то делали прижигания током, от которых лечилась потом полгода.
И постепенно все эти случаи со мной и моими знакомыми сделали меня совершенным скептиком. Заставить меня пойти к врачу очень сложно. Может, это не только у меня такая реакция? Звонит вчера одна приятельница и говорит, не ходи к М., от ее лекарства в глазах мошки. Сначала. Ну а потом слева от глаза молнии появляются и справа… Так и прыгают, так и прыгают…Смешно?
Но когда я сходила на прием к одной гинекологине, и она сказала, что мне почти конец, опухоль со сливу, мне было не смешно. Хорошо, что рядом была мама. Срочно взяла билет на самолет, полетела в Днепр, чудесные врачи, мои друзья, все посмотрели-проверили, и весело посмеялись. Не было ничего!!!! Тьфу-тьфу… Земля тебе пухом, замечательный Сергей Иваныч. Таких врачей, от Бога, здесь нет.
Потом оказалось, что эта жуткая врач пьет и часто так «шутит». Правда, вскоре ее праксис закрыли. Видно, я была не одна такая, со сливами…
Ну, а сейчас время ковидное, осеннее, всех понесло-закружило в желании привиться. Этот вихрь желаний подхватил и меня. Зная, к кому иду, решила вечером почитать, что да как. Выяснила, какая прививка эффективнее, на что влияет, какие могут быть последствия…
Прихожу в назначенное время, морально готовая ко всему.
Выходит мой врач, неожиданно приветливый, ручки потирает. Ну что говорит, что у нас болит? Живот? Рядом с ним молодая симпатичная девушка-практикантка. Стало понятно, отчего он такой вежливый вдруг. Нет, говорю, все хорошо, я хочу прививку сделать. А нет прививок. Зря приехали. Как нет, если Вы назначили мне время? Я думал, у Вас живот болит. А причем тут живот? Мы же о прививках говорили. Хочу от гриппа и от воспаления легких. Ну это не годится… Я думал, что все-таки у Вас живот… Доктор, я целый вечер вчера читала о вакцинах, зря значит? Доктор нервничает и обращается к практикантке. Вот видите? У нее не болит живот, а она пришла. Да, начала уже нервничать я. Так как все-таки с прививкой??? Ну от гриппа у меня вообще нет. А от пневмококков? Конечно, Вы в группе риска, пойду, поищу в холодильнике. Ушел. Я рассматриваю картины в кабинете. Доктор — художник-любитель. У него тайная страсть, слоны, Эйнштейн и лошади. Одна беда. Рисовать он не умеет категорически. Рисунки похожи на детсадовские. Уши у лошадей похожи на слоновьи, скачут они всегда вшестером, в ряд и на одной ноге. А у слонов какие-то вытянутые лошадиные морды. Надо ли говорить, что все портреты, неизвестно кого, напоминают Эйнштейна высунутым языком…
Доктор очень хочет на пенсию. И тогда будет рисовать в упоенье, делился он со мной когда-то.. Просил помочь организовать ему выставку. Даже я, супер толерантная, не рискнула.
Везло мне на них, таких врачей, художников, лесников ( мой зубной) и кондитеров (ухо-горло-нос) в анамнезе…
И вот врач вернулся. Принес ампулу. Говорит, Вам повезло. Вот, нашел. Я, начитанная такая, спрашиваю, это P…x 23? Нет, разочарованно говорит врач. Это P…x 13. Но это же хуже, нервничаю я. Не защищает от всех пневмококков. А следующую можно будет делать через 6 лет, занудила я. Но меня уже не будет, радуется доктор. Я буду на пенсии. Ок! Тогда я пойду. Не уходите! Я должен показать, как делать укол!!! Эта прививка легкая, и у Вас никогда не будет болеть живот… У меня начала болеть голова…
Когда-то давно, когда я рожала Тему, замечательная врач Четверикова, пытаясь предотвратить у меня осложнения, сказала, лучше, чтобы Вы были дочкой или внучкой кондукторши, а не внучкой врачей. У них всегда проблемы.
Может, она была права?
Только вот вопрос, где же найти прививку от гриппа, если у меня не болит живот?
И еще, я тут подумала, что если даже мой врач будет высовывать язык до плеч, не видать ему славы Эйнштейна…
*
«Coronа ударит тебя кулаком»
Опять серый промозглый день, вернее, уже почти вечер. Хочется с работы домой, спрятаться куда-нибудь подальше от всех под пледом. Чтобы книга, кофе, шоколадка.
Кажется, я становлюсь мизантропом. Устала от людей. Ощущаю это с каждым днем все увереннее.
А вот поди ж ты. Еду переводить. Далеко за город. В лагерь беженцев. Везу с собой акушерку.
Нужна помощь. Позвонили днем, попросили. Оказалась милая женщина, из бывших республик моей бывшей страны. Совсем молодая, чуть за тридцать. «Как мой сын», -мелькнуло в голове, когда ее увидела. Он только вернулся из Венеции, рассказывал о музеях. Ездил по работе. А тут уже шесть детей. Какая Венеция? Ждет еще одного. Дети болеют, худенькие, бледные. За что им, таким маленьким, столько мытарств? Лагеря, неприятие сверстников, чужой язык, чужие игры, и, и, и …
А потому что папе их не дают исповедовать ту религию, которую он хочет… А папа сидит рядом, что-то мычит, никакой. Глаза пустые, жидкая бороденка. Хилый, не Ален Делон… И детей ему тоже не жаль.
Мне тяжело на них смотреть, тяжело понять и принять то, что говорит эта женщина.
Что у этого ее мужа есть еще и еще жены, с ними ему весело, а от нее «одни грусти». Веселят они его уже три года. Молодые. Ему, однако, их веселье надоедает.
Но он хороший… Он через день бывает дома… А ее старший брат не разрешает ей вернуться в свою семью к родителям, уйти от мужа. Да и она мужа любит…
Я должна быть нейтральной. Акушерка тоже отводит глаза. Она ушла раньше. Не выдержала. Немкам не просто дается такое общение.
Вскоре я вышла на улицу, вздохнула с облегчением. И вдруг вижу вокруг ужасные стойки с плакатами, как у нас в центре города.
На них женские лица. И написано: «Сначала большая любовь. Потом везде синяки. Потом Corona».
И еще один шедевр: » Мы встретимся с ней все . Coronа ударит тебя кулаком».
Это было похоже на тему моего визита.
Потом я полчаса ехала домой одним автобусом, потом сидела на вокзале, ждала следующего.
И вот вижу, передо мной через двадцать шагов, скамейка. На ней сидит молодая, но какая-то помятая, худенькая девушка. На плечах потертой черной куртки искусственный розовый мех. Длиннючий, до самого асфальта. Рядом с ней слева стоит открытая бутылка пива. В руке сигарета. Справа валяется какой-то мусор, бутерброд, мешок. Дождь барабанит не умолкая. Все серое. Бродят тощие некормленные голуби. У нее слезы, сопли, затяжка, глоток, и снова. А вокруг нее сияние…
Сюр. Настоящий сюр. И этот розовый мех, спадающий концами в лужу..
Я потом уже поняла, что за ее спиной горел фонарь.
Еще один мой день, день нервной женщины, подходил к концу.
***
И снова у нас в центре открывается уже известная всем в городе передвижная выставка под названием «Dialog mit dem Ende «, дословно «Диалог с концом». Перевозят выставку с курорта, с моря. Название дивное, многообещающее… Выставка- это собственно куб, на котором на черном материале белой краской написано: «Before ich sterbe», то есть, «Перед тем, как я умру…» Куб расчерчен на двенадцать строчек и двенадцать человек пишут в них мелом , что же они, так сказать, хотят. Перед этим самым, концом, как бы…
А потом подходит человек, как в анекдоте про медленно и печально, и вытирает мокрой тряпочкой их пожелания…
Подходи следующий, самовыражайся…
СтоИт это грандиозное маразматическое изобретение, можно сказать шедевр искусства, прямо на площади, где собираются все наркоманы города, чтобы ширнуться… Они получают в специальном учреждении свою дозу и понятно, что на этом Кубе чудес пишут… Не хватает только Якубовича, чтобы он сказал: » Ай, молодца!»
А рядом с плакатов грустно созерцают этот бред брутальные бородатые мужики с печалью в глазах.
«К тебе уже пришел Ковид-19?
— Нет?
— Подожди еще немного!»
И еще один текст с плаката:
«Любишь?
Влюбился?
Обручен?
Погоди! Ты станешь неуверенным.
Ты будешь раздавлен.
Тебя ждет Ковид-19!«
Бодрит…
____________________
© Приен Алла Владимировна