ВОЛКОВ: Я давно хотел тебя спросить о твоем первом браке, но не решался. Ты готов об этом поговорить?
СПИВАКОВ: Да, распад первого состава «Виртуозов Москвы» был для меня столь же болезненным и драматичным, как уход первой жены, Виктории Постниковой. Для меня это был тяжелый удар…
Я очень ее любил, она была частью моей души. Виктория, ученица Якова Флиера, замечательно играла на рояле, мы вдохновенно исполняли дуэтом дома у Якова Владимировича сонаты Бетховена, сливаясь в единое целое. Еще в студенческие годы она стала лауреатом конкурса имени Шопена в Варшаве, конкурса имени Вианы да Мотта в Лиссабоне, конкурса имени Чайковского…
ВОЛКОВ: Я помню, как ты вместе с ней выступал в Риге, а после концерта мы поужинали втроем. И ты не спускал с нее глаз весь вечер, ты смотрел на нее, как влюбленный мальчик, не выпуская ее руку из своей. Я физически ощущал волну магнетического притяжения между вами.
СПИВАКОВ: Мы прожили вместе почти восемь лет. В 1970-м, 15 марта, у нас родился сын Саша, и это произошло как раз в то время, когда мы оба готовились к выступлению на конкурсе Чайковского. Нам было нелегко, никто не помогал: мы в Москве, моя мама в Ленинграде. В конце концов тогдашний министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева приставила к нам в помощь няню – ей важно было, чтобы мы хорошо выступили.
…Уход Виктории был для меня шоком, громом средь ясного неба. Хотя внешне все произошло достаточно просто, даже буднично. Однажды она совершенно неожиданно мне сказала:
— Я решила от тебя уйти.
— Почему?!.. К кому?.. – не поверил я своим ушам.
— К Геннадию Николаевичу Рождественскому.
— Но почему?! Ты влюблена в него?
— Нет, — говорит. – Просто я хочу увидеть весь мир.
Что я мог на это сказать? Рождественский уже был прославленной персоной в мире музыки, а я – только подающим надежды скрипачом. Мы еще не поступили в музыкальную школу, когда он в 1951 году уже дирижировал в Большом театре балетом Чайковского «Спящая красавица». Он много гастролировал, был обласкан властями и публикой, имя его гремело…
Мы вышли с ней на улицу, я поднял руку, остановив проезжающее мимо такси, и молча проводил ее в машине до дома Геннадия Николаевича.
Честно признаюсь, я хотел повеситься. В буквальном смысле лишить себя жизни. Я стал примеряться, рассматривать эту философскую мысль с прикладной точки зрения — когда покончить с собой, каким образом. Меня остановил только Данте, в строках которого я пытался найти утешение. В его «Божественной комедии» есть лес самоубийц. Данте очень живо описал этот путь, когда отчаянная ожесточенная душа самоуправно разрывает оболочку тела. Потом ты превращаешься в семя, из которого вырастает дерево. И в ствол этого дерева начинают вгрызаться гарпии — и ты ощущаешь безумную боль. Данте дал мне понять — мы не уйдем от своей боли, даже сведя счеты с жизнью.
Так случилось, что сына моего вырастил Рождественский, он носит его фамилию, и встретились мы с Сашей лишь много лет спустя…
А тогда я с головой ушел в музыку…
Мы стали играть вместе с Борей Бехтеревым, эрудитом, блестящим музыкантом. Это чудесный, благородный человек. Мы с ним начали репетировать и дали сольный концерт, который был очень тепло встречен. И после этого концерта, после моих потрясений, опустошенности и разочарований, после боли и возвращения к музыке я понял, что буду жить, буду работать – и стану скрипачом…
Только пережив эту первую глубоко личную трагедию, я стал настоящим музыкантом…
Тучи орошают землю…
___________________