Ваххабизм, фундаментализм, джихад, интифада, шахиды… Из толковых и академических словарей эта специфическая лексика в конце XX века перекочевала на страницы газет и в речи политиков. О радикализации ислама они говорят, аккуратно выбирая слова, обтекаемыми фразами, которые ничего не объясняют. Я решила узнать мнение эксперта–востоковеда, который в состоянии оценить глубинные корни явления. Подобных специалистов в Латвии можно пересчитать на пальцах одной руки. Мне удалось найти человека, который великолепно знает не только историю ислама и исламских государств, но и на бытовом уровне тесно общался с мусульманами.
Юрий Сергеевич Чечетин родился в Алма–Ате в 1942 году, учился там в средней школе, а окончил ее уже в Ташкенте. В 61–м поступил в Ташкентский университет на историко–архивный факультет. Сверх программы курса посещал лекции на истфаке и археологическом факультете. Там глубоко изучали ислам. Среди сокурсников и друзей Юрия было много мусульман. Он даже чуть было не женился на узбечке, но ее родственники воспрепятствовали. В Ташкенте Юрий Сергеевич прожил девять лет и хорошо изучил мусульманские традиции и обычаи. Потом судьба сложилась так, что он переехал в Ригу. Здесь 10 лет преподавал в Школе милиции афганским слушателям, читал курс лекций по исламу и Афганистану командно–преподавательскому составу. Обучался у специалистов по Востоку на курсах при Академии МВД СССР в Москве. Так что его компетентности можно доверять.
— Юрий Сергеевич, терроризм становится вездесущим и приобретает все более изощренные формы. Самолеты–камикадзе, катера–тараны, конверты со спорами опасных бактерий, взрывы жилых домов, снайперский отстрел людей, захват больших групп заложников и даже детей… Что еще придумают фанатики? Может, это и есть третья мировая — она уже идет, но совсем не так, как ожидали и как к ней готовились? Кто с кем воюет?
— Скажем так: Дар–уль–ислам (Мир ислама) наступает на все, что находится за его пределами. Это старая исламская идея, идущая еще со времен Мухаммеда.
— Но ведь прежде мусульманский мир как–то сосуществовал с неисламскими цивилизациями. И лишь в последние годы среди исламистов резко усилилось экстремистские течения.
— Здесь я вижу несколько причин. Первый момент — политический. Запад вел себя в послевоенные годы в странах третьего мира, в том числе в арабских странах, как слон в посудной лавке. Возьмите хотя бы нападение в 1956 году Англии, Франции и Израиля на Египет. Когда Насер вполне законно заявил о своих претензиях на Суэцкий канал (из 100 млн. долларов доходов за канал египтянам доставалось 2 млн., остальное уходило англичанам), западные страны решили примерно наказать Египет. Это была точка отсчета начавшегося противостояния. США тогда заняли позицию неучастия. Под давлением СССР, который угрожал применить ядерное оружие и послать в помощь Египту 100 тысяч добровольцев из республик Средней Азии, военные действия были остановлены. И США тут же провозгласили доктрину Даллеса—Эйзенхауэра. Суть ее в том, что после ухода Англии и Франции в регионе создается вакуум и его должны заполнить Соединенные Штаты. И они это попытались сделать. Тоже весьма неуклюже. Конечно, их интересовала нефть.
Второй момент — культурный. Особых противоречий в этом плане до середины XX века не было. Обе цивилизации — исламская и христианская — имели массу ограничений и табу. И тут и там имели место дискриминация женщин, моральные запреты. Всем известно, что Гюго устроил страшный скандал своей невесте, когда она, садясь в карету, чуть выше, чем было принято, подняла подол платья. Конечно, и распутство, и всевозможные излишества были, но общественная мораль и церковь официально все это осуждали. В XX веке начались социальные революции, которые отбросили и моральные нормы. И вот тогда между мусульманской и немусульманскими цивилизациями начала расти пропасть.
— Мусульмане более добродетельны?
— Там иное понимание добродетельности. Купец, например, после долгого путешествия, прибывая в какой–то город, мог получить женщину для любовных утех. Это считалось нормальным и допустимым. По исламским обычаям, если муж трижды сказал слово «развод», супруги считают себя свободными. Но если он через некоторое время одумается и решит вернуть жену, то выход есть. Нужно найти мужчину, который временно женится на этой женщине и после брачной ночи тоже с ней разведется. Тогда она может спокойно вернуться к первому мужу. На Востоке — это в рамках приличий, а для европейцев кажется дикостью.
Да, Коран осуждает употребление вина. Но само слово «алкоголь» — арабского происхождения, и оно говорит о том, что мусульмане были знакомы с горячительными напитками. В Узбекистане, например, водку разливали всегда только из чайника. То есть и в исламе присутствует внешнее пуританство. Но… Все мы люди, все мы имеем слабости.
— Тогда из–за чего возникла такая нетерпимость к инакомыслию и инаковерию?
— Ислам — это не только религия, это образ жизни. Христианство в любой его форме, за исключением самых фанатичных сект, на образ жизни мало влияет. На идеологию — да. Выйдя после воскресной молитвы из храма, человек полностью возвращается к своим мирским обязанностям. А в исламе каждый шаг верующего, каждый поступок расписан до мелочей. И не только Кораном. Речь идет о шариате — это 28 тысяч канонических рассказов, преданий о пророке Мухаммеде и его жизни, которые регламентируют быт и право мусульман.
В исламе, в отличие от католицизма и православия, нет единого духовного центра. В духовных книгах могут быть теологические разночтения. Кто решает, что истинно, а что нет? Авторитеты. Причем авторитетом в исламе может стать практически каждый верующий. Если он выступит с какой–либо общественной программой, соберет вокруг себя сподвижников, создаст школу — мосхаб, то может трактовать Писание, как считает нужным. Кто такие ваххабиты? Это последователи религиозного деятеля ибн Ваххаба в Саудовской Аравии XVIII века. Ему удалось собрать многочисленную группу соратников. В Саудовской Аравии и раньше было достаточно жесткое, ригористкое понимание ислама. Ибн Ваххаб еще больше его ужесточил. Это было связано с секуляризацией, начавшейся в XVIII веке, и возросшим европейским влиянием.
— То есть ваххабизм — это ответ на размывание ценностей традиционалистского общества. Сила действия равна силе противодействия?
— Совершенно верно. И сейчас, когда настолько развились средства массовой коммуникации, когда мир стал открытым, это противодействие усилилось, о чем открыто говорят мулла Омар и бин Ладен. Они одержимы тем, чтобы в культурном, этическом и правовом плане любой ценой сохранить исламский мир от надвигающейся неисламской цивилизации.
— То есть радикализация течений ислама является реакцией на экспансию западного мировоззрения и образа жизни. Но ведь либеральные взгляды по сравнению жесткими нормами шариата куда более привлекательны для населения и несравненно гуманнее. Почему же в ряде исламских стран народ с воодушевлением поднимает «зеленое знамя» и с необъяснимой одержимостью следует за самыми экстремистскими призывами …
— А если он этих идей не принимает, его вынуждают к этому. Пример Алжира очень красноречив в этом отношении. В Алжире под влиянием Франции сложилось светское государство. Но исламисты, исподволь ведя свою пропаганду, в конце концов привели страну к гражданской войне, в которой погибло более 100 тысяч инакомыслящих. Вырезали целые деревни, убивали культурных и политических деятелей…
— Однако умеренные мусульманские лидеры подчеркивают, что ислам — это религия мира.
— В Коране можно все найти. Там есть призывы к миру и согласию, но есть элементы и фанатизма, и прозелитизма, то есть навязывания своей веры. Так исторически сложилось. Ислам изначально был религией сравнительно небольшого народа — кочевых арабов Саудовской Аравии, откуда родом пророк Мухаммед. Сначала это был союз племен, созданный путем мирной и военной ассимиляции. А после смерти Мохаммеда начались широкие мусульманские завоевания. Первым пал Иран, дальше — Ближний Восток, Египет и далее вплоть до Испании.
— Христианам тоже есть в чем повиниться — взять те же крестовые походы, обращение язычников в веру Христову мечом и огнем. Мусульмане же подчеркивают, что насильно в свою веру никого не обращали.
— Это не совсем так. Во–первых, завоеванные территории подвергались опустошению, уничтожалась местная элита. В Иране например, где был зароастризм, духовенство было практически полностью уничтожено. А потом всех немусульман обложили налогом втрое–вчетверо большим, чем правоверных. Такими же кровавыми методами насаждался ислам на севере Индии. Другое дело, что Индия слишком велика, и до прихода Клайва, который создал индо–британскую империю, мусульмане не успели продвинуться вглубь страны, и она осталась преимущественно индуистской. Но сегодня в Индии около 70 миллионов мусульман, включая огромную общину в Дели. Исключение составляет только Индонезия, которая была обращена в ислам мирным путем.
— Но ведь исторически со временем старые обиды затухают. Происходит взаимообмен культур и идей, так?
— Да, с течением времени именно культурно–религиозный аспект приобретает все большее значение. И вот тут кроется источник будущих конфликтов. Поначалу мусульмане были не против заимствования многих элементов европейской культуры. Они понимали, что войти в современный мир невозможно без восприятия европейских техники, науки и некоторых обычаев. Дальше других продвинулась по этому пути Турция, которая так много за свою историю настрадалась от фанатичного ислама. Амаль Ататюрк нашел мужество и использовал весь свой авторитет, чтобы навязать нации свою волю и отделить ислам от государства. Аманулле Хану в Афганистане тоже кое–что удалось сделать, но Афганистан — слишком большое захолустье, поэтому Аманула Хан был свергнут в 1928 году, и к власти пришел неграмотный сын водоноса, который провозгласил себя эмиром Хабибулой. Нашлись силы, которые его свергли, европеизация продолжилась при Надир Шахе и его сыне Махамат Закир Шахе, но уже намного более медленными темпами.
— Ну, не только США и Европа — Советы тоже пытались распространить влияние на арабский мир.
— Да и совершили большой просчет, рассматривая исламское движение как резерв социализма. Идеологией развивающихся арабских стран был все–таки Коран, а Коран защищает принцип частной собственности. Особенно собственность на землю. Поэтому этот союз был противоестественным.
— Я так понимаю, что в угаре борьбы между собой США и СССР прозевали общую опасность, которая исходила от набирающего силу фундаментализма…
— Именно. С исламскими странами могло быть сотрудничество только в области внешней политики, а мы завязли во внутренних разборках, пытаясь поддерживать те или иные исламские силы. И мы, и американцы потратили огромные материальные ресурсы, а получили горы оружия, которое повернуто против нас. А изменить мировоззрение исламистов все равно не смогли. Особенно в плане воинствующего неприятия европейских ценностей.
— Хорошо, мы с вами коснулись политических и культурно–идеологических противоречий двух цивилизаций. Но есть еще и третий аспект?
— Это менталитет мусульман, который совершенно не учитывался. Легендарный киногерой Сухов много раз повторяет : «Восток — дело тонкое». Я бы заменил в этой фразе одно слово: «Восток — дело коварное». Мусульманин, даже если он ваш друг, на бытовом уровне никогда перед вами полностью не раскроется. И правды, как он ее понимает, не скажет. Это заложено и в Коране. Когда мусульманин клянется на Коране, это ровным счетом ничего не значит. Потому что в одной из сур Корана сказано: клятва на Коране перед неверным недействительна. Европейцы совершенно ошибочно переносят свои представления и поведенческие нормы на мусульман. Даже в отношении друг к другу мусульмане могут быть неискренними, особенно в каких–то щекотливых вопросах. Я жил в Средней Азии и наблюдал, как один узбек говорит что–то другому, заведомо его обманывая. Тот знает, что его обманывают, но не подает виду. Но поступает так, как будто его обманывают. Такая игра идет. Это общепринято для Востока.
Например, иностранцы не подозревают, что у мусульман считается недопустимым проявлять интерес к личной жизни. Полная закрытость. Помню, когда к нам приехали афганские студенты, они мне говорили: «Вы единственный преподаватель, который знает наши обычаи. Вы не поинтересовались сколько у нас детей и кто наши жены». Я видел, как журналист НТВ брал интервью у министра обороны Афганистана Хашема. Он его стал спрашивать о семье. И того просто перекосило – это оскорбление! То есть ты имеешь какие–то притязания на моих детей и жену. А журналист ничего не заметил.
— Значит, вы не разделяете точку зрения, что терроризм есть выражение борьбы
мира нищих с миром богатых?
— В какой–то степени это так. Исламский мир находится в финансово–политическом подчинении у США и других крупных капиталистических стран. Ведь не Кувейт и Саудовская Аравия имеют военные базы на территории США, а наоборот, американские базы на их территории. Не арабские страны, а Америка играет главную роль в конфликте между Израилем и Палестиной. Но все же этот тезис о противостоянии мира богатых и бедных был правильным до создания ОПЕК в 1965 году и повышения цен на нефть после 1973 года. Я не скажу, что арабские страны после этого стали богатыми, хотя некоторые, как Кувейт, Арабские Эмираты и Саудовская Аравия сказочно богаты, но и остальные стали подниматься. И поскольку в исламе есть требование обязательной десятины, то те капиталы, которые аккумулируют эти страны, они так или иначе расходятся по всему мусульманскому миру в порядке закята — обязательного налога с десятины или садаки — милостыни по наитию. Поэтому бюджеты не добывающих стран медленно, но тоже пополняются. Возьмите тот же Тунис. Кроме туризма у них ничего нет. Но страна не бедствует. Та же Ливия, Палестина тоже много чего получают. Но в последнее время эта помощь, к сожалению, идет не страждущим, а на поддержку различного рода мусульманских организаций, борющихся с Западом.
— А современные технологии и военное вооружение делают их возможности почти безграничными…
— Опасность заключается в том, что современному мусульманскому миру (не всему миллиарду людей, исповедующих ислам, а элитам) ничего не нужно от Запада, кроме оружия и технологии его изготовления. Причем все другие технологии они тоже готовы использовать для уничтожения. Возьмите хотя бы события 11 сентября в Нью–Йорке.
— Для европейца трудно понять, что движет людьми, которые бросают самолеты на небоскребы или в центре Москвы расстреливают заложников.
— Это можно понять, лишь зная, что такое шахидизм. Человек, погибший за веру, оказывается в джанне — раю. Если христианство осуждает самоубийство в любой его форме, то в исламе оно поощряется.
Когда мусульманские лидеры России заявляют, что ислам — религия мира, то можно с ними согласиться. В Коране масса положений — сур, в которых говорится и об этом. Eсть суры, которые гласят, что иудеи и христиане — тоже люди Писания. Но в то же время весь Коран пронизан духом непримиримости к «ширку» (многобожию) и неприятия всех иных религий. Даже самые элементарные контакты с иноверцами для правоверных будут невозможными, если они будут следовать таким, рассыпанным по всему Корану, ремаркам и призывам: «Не бывают счастливы неверные!», » Не будь пособником неверных!», «Шайтаны — покровители неверных!» И Коран, и все канонические халифы, включая последнего Османа, считали неверных только «райей», т.е. стадом, предназначенным для обращения в ислам. «Считают они ложью то, знание чего не объемлют и чего толкование не пришло к ним!» Иначе говоря, дается надежда на то, что правильное толкование ислама неверными обязательно к ним придет, но чтобы ускорить такой приход от каждого мусульманина требуется джихад (рвение, усердие), понимаемые в конечном счете как война за веру. Коран дает и пропагандистское прикрытие такой войны: «Все неверные всегда ждут момента, чтобы навредить мусульманам; хотят, чтобы они попали в беду.»— 3–я сура (аят114). А в следующей 4–й суре (аят 40) Коран призывает правоверных сражаться с неверными «пока не будет искушения и вся религия не будет принадлежать Аллаху». А сура 47–я(аят) уже как бы между прочим требует от правоверных производить «великое избиение их» (неверных).
— Ничего себе. Хотя… если с пристрастием почитать Ветхий завет, кровожадностей тоже можно найти.
— Христиане однако от некоторых ветхозаветных вещей отказались — например, от жертвоприношений. А в исламе каждый мужчина должен обязательно лишить жизни хотя бы одно животное.
Надо сказать, что применение экстремистских по духу норм ислама исторически сдерживалось слабым знанием канонического текста и поголовной безграмотностью. Для мусульман—неарабов был еще и языковый барьер. Да и сегодня для сотен миллионов мусульман, если они не обременены образованием, важнейшим критерием принадлежности к вере в Аллаха является не дотошное знание Корана, а обрезание крайней мужской плоти и неукоснительное воздержание от употребления в пищу свиного мяса. Все это сочетается с почти полной закрытостью их религиозной жизни. В Ташкенте 60–х годов, мой университетский преподаватель, пользующийся большим авторитетом в религиозных кругах, не смог договориться ни с одним имамом города на предмет посещения его мечети русской студенческой группой. Иноверцы сегодня не допускаются к осмотру мусульманских святынь, скажем, Каабы или мечети аль Хаарам в Мекке.
Все уже забыли, что интифада и акты тотального террора против израильтян были развернуты палестинцами в ответ на посещение А.Шароном в день пятничной молитвы (!) только подступов (!) к третьей по значению мусульманской святыни — мечети Аль–Акса в Иерусалиме на Храмовой горе. А она была названа так около трех тысяч лет назад строителями главного иудейского храма, т.е. во времена, когда до появления первых правоверных оставалось не менее полутора тысячелетия.
— Значит, немусульмане обречены на противостояние со своими соседями по планете, только потому, что молятся другим богам?
— Я полагаю, что без реформирования ислама это напряжение будет постоянно нарастать. Наиболее уважаемые лидеры мусульман должны найти в себе мужество (или если их принудят к этому США через антитеррористическую компанию), собраться под эгидой ООН, допустим, и принять решение создать единый исламский центр. Этот центр должен аккумулировать все лучшие исламские силы — богословов, духовных авторитетов (исключая радикальных). Пусть даже изберут верховного главу — супер–муфтия. Но только ему и его окружению будет дозволено определять, что является приемлемым для ислама — на сегодняшний день, в целях сохранения мира с другими конфессиями и внутри мусульманского мира. Вот тогда ислам действительно превратится в религию мира. Но когда полуграмотный бесноватый мулла Омар начинает проповедовать — добра ждать не приходиться. Чтобы человечество обрело спокойствие, мир и благополучие, надо исключить или иначе трактовать некоторые положения Корана, особенно о джихаде и шахидах. Но как только честные, рационалистически настроенные ученые пытаются сказать хоть слово об этом, сразу же слышится окрик — университет Аль–Асхар в Каире, другие мусульманские центры, Международная мусульманская конференция начинают заявлять, что это покушение на их веру. Показательна в этом отношении судьба Рушди, который в своей книге просто вывел в качестве действующего лица Мухаммеда. Хомейни тут же объявил ему смертный приговор.
— Я полагаю, что духовенство любой конфессии восприняло бы крайне болезненно
покушение на священные тексты.
— Сегодня исламский мир еще уступает в мощи европейской цивилизации. Но он поднимается. И мой прогноз — через 40–50 лет может произойти открытое военное столкновение. В 1687 году король Польши Ян Собесский разгромил турков под стенами Вены, но тогда в самой Вене были все свои. А сейчас в крупных европейских городах уже сидит «пятая колонна» . Только в Германии по разным оценкам от 7 до 10 миллионов мусульман. Это на 80–миллионное
население Германии.
Каков будет исход третьего исламского натиска и количество жертв — трудно себе вообразить. Ведь исламисты не станут ни минуты раздумывать, как Хрущев и Кеннеди, применить ли им ядерное оружие против неверных. Давление на европейскую цивилизацию уже идет не только извне — путем терактов и проповедей через арабские СМИ, которые их оправдывают, но и изнутри. Только этим я объясняю непримиримую позицию Ширака по отношению американской военной акции в Ираке. Он прекрасно понимал, что поддержи он Буша, и страну ждет социальный взрыв.
— Сейчас по некоторым признакам США уже подбираются к Ирану. Новая война на Востоке не приведет наоборот к мобилизации всего исламского мира?
— Я думаю, что американцы вообще неправильно изначально выбрали цель. Исламский экстремизм расцвел пышным цветом в конце семидесятых — после и в результате исламской революции в Иране. Когда Хомейни пришел к власти, ликвидировал монархию, изгнал все светское, а стражи исламской революции были объявлены охранителями исламских порядков именно в Иране была развязана оголтелая ксенофобия и произошел возврат к первоначальному исламу, т.е. к средневековью.
Думаю, что Ирак такой опасности не представлял. Тем более, что после «Бури в пустыне» вряд ли у Ирана могли быть какие–то ядерные разработки. Иран, Саудовская Аравия — вот осиное гнездо. Но… Саудовская Аравия формальный союзник США, Иран — страна с 70–миллионным населением. Поэтому надо признать, что Иран был упущен. США и СССР надо было не в Афганистане конфронтацию проводить, а вместе осуществлять акции против Иранской революции, насаждавший шиизм — наиболее фанатичное из направлений ислама. Ведь и у Советского Союза был договор с шахом о военной помощи, да и Англия могла бы вспомнить свои договора с Ираном. Если бы тогда удалось свергнуть Хомейни и вернуть в руководство тех светских деятелей, которых выкинули из страны, я думаю, что многих печальных событий и в России, и в Америке не было бы.
__________________________
© Севидова Наталья Александровна