* * *
Бывают дни, как будто сам Господь,
Проявленный во всём, хоть, и незримый,
Играя с миром, и влюблённый в плоть,
Руководит великой пантомимой.
Мир – полотно, и вдруг на полотне
Застыл восторг, пленённый чьим-то зреньем,
И ужас весь покоится на дне
Господних глаз, закрытых на мгновенье.
* * *
Начитывать стихи бесстрастно, безучастно,
Чтоб автор проступал, переступив черту,
Чтоб вдохом правил он меж запятых и гласных, —
И паузы держать, как леденец во рту.
Чтоб размыкался круг, не чувствуя начала,
И двигался поток, не ведая чтеца,
Чтоб слышал, но не слух, а то, что в нас настало,
И проступало вдруг от первого лица.
Начитывать стихи легко и отрешённо,
Вполголоса, нутром, как ведать, как дышать,
Как считывать скрижаль, как понимать законы
Природы, естества, как пятерню разжать.
* * *
Услыхала с порога
В этом памятном сне:
Ты рассказывай Богу,
Не рассказывай мне.
В каждом слове есть тайна
И зарубка в строке,
Ничего не случайно,
Даже спичка в руке.
То, что есть – не утрата, –
Только то, что, лишь, есть,
Пусть не больше карата
Эта жизнь, эта песнь,
Ничего нет важнее
Этой ночи и дня,
Это смерти нежнее
И страшнее огня.
Не потворствуй и слогу,
Что звучит, как вчерне,
Ты рассказывай Богу, –
Не рассказывай мне.
* * *
Единожды шагнув навстречу,
Спустивши слово с поводка,
Скорей всего, лишишься речи,
И дрогнет над листом рука.
Подступит глухота паучья, –
И фальшь перегрызает нить,
И задыхаются созвучья,
И ничего не изменить.
* * *
Ну что тебе ещё, душа моя, –
Осознанный осколок бытия,
Каких глубин ты ищешь осознанья?
Какого покаянья иль признанья?
Саму себя ты хочешь осознать?
Ты, как дитя, тебе бы всё играть
И разум мой дразнить стихотвореньем,
Или ещё каким-нибудь гореньем,
Тебя и смертью тела не унять…
То к людям ты стремишься, то от них,
То не выносишь даже и двоих,
Сама себя не радуешь, а разум, –
Всё поперёк, желанья – вот зараза…
Что ищешь ты? Покоя? Тишины?
И от чего тебя всегда спасают?
И на алтарь любви в любви бросают…
Ты капище бессмысленной войны
Добра и зла, что может быть заразней
И в жизни человека безобразней?
* * *
Когда опускается вечер на плечи,
Окутав своей тишиной,
Тогда начинаются тихие речи
Меж небом вечерним и мной.
О том, как ни в чём не избегнуть усилья,
Как жизнь эта, всё ж, хороша,
Что, если порою в земном и бессильна,
То в вечном всесильна душа.
* * *
Поскольку пристало мне больше молчать,
На Музы призыв не всегда отвечать,
И сколько могла – я молчала.
А смерть, что прошла между нами босой,
Как росчерка знак, со слепящей косой,
Навеки нас вновь обвенчала.
* * *
История – точнее по стихам,
Кто их читать умеет, по верхам
Читают и Евангелья стихи,
И толку в том? Толк видят от сохи.
Вот мимо окон катится каток,
А вот платок накинут на роток,
Так сладко пахнет вымокшая прель,
И слово так похоже на апрель,
И никуда не деться от грязцы,
На дождь ли снятся чаще праотцы?
Всё в мире – наложение времён,
Но для штриха, пера прозрачен он.
История точнее между строк,
Там лабиринтом катится клубок…
Историю запишут лишь поэты,
Их первыми и вешают за это.
* * *
Есть место, где носятся демоны боли,
И холод крадётся голодный и гулкий,
И нет им покоя, их – тьма или боле
В скрещении шпаг сквозняков переулков.
И тело земное их вечно прельщает, –
У смерти в любимцах помощники эти,
Есть в городе место, и смерть там живая,
Где носятся демоны боли и ветер.
* * *
Мы все, сомневаясь, но знаем,
Что мы – не орудие зла,
Что мы, коль уходим из стаи
В свою вертикальность угла
Затем лишь, чтоб видеть не зряшно
Всю ту подноготность начал,
Где ты, как ребёнок вчерашний,
В утробе вселенной кричал.
Мы знаем, кто звал нас на царство,
И, кто в нас ворует покой…
Очки, телефон и лекарство,
Как вечность, всегда под рукой.
* * *
Время не лечит, время калечит и губит,
время утюжит, время – оно монолитно,
это застывшее что-то – никто не разрубит,
нет ничего в нём – ни смысла, ни жизни, ни ритма.
Мёртвое что-то, но мы его мыслим дискретно,
временем суток, сезонами, памятью, снами,
мраком ночным и дневным ускользающим светом,
тем, что ещё почему-то случается с нами.
Время и мысли становятся равны друг другу,
надо ведь жить ради тех, кто родился, кто умер,
время подобно и счастью, и сну, и недугу,
круг циферблата – всегда несмолкающий зуммер.
* * *
Ты крутись-вертись, ты крутись, земля,
Пусть в душе вмещаются ад и рай,
Ещё есть и хлеб, и горячий чай,
Двадцать одно зёрнышко миндаля.
Всё едино здесь, Бог Он – Бог
И метафора, и Глагол,
И стезя, и высокий во тьме порог,
Всяк при свете наг, а точнее – гол.
И одежда-кожа твоя легка,
И сума пуста, и её отбрось,
А строка ведёт в облака,
Не помогут на земле ни ключи, ни трость.
Ключ в руке всегда не от той двери,
Дом – не дом всегда, лишь набор вещей,
Даже, если ты один – говори,
Даже, если свет в груди, он – ничей.
Нет планеты зла, ты крутись, крутись,
Мы твои дожди, мы твоя трава,
Мы твои снега, твои смерть и жизнь,
Но, у нас, прости, не твои слова.
* * *
Земное всё всегда в плену у грусти,
И мороки на море и на суше,
И это наважденье не отпустит, –
В нём обретают дом забвенья души.
И тихий свет любви и узнаванья,
Что не нарушить никаким запретом,
И яркий свет и яблоко на длани
Жары и полдня, холода и света.
Чтоб полностью прожить и не утратить
Всю боль души и пафос этой жизни,
Я помню то, что люди – это братья,
И говорю, что слизни – это слизни.
Стихов своих безжалостное жало
Я от себя и от других не прячу,
Пусть яда в нём живительного мало,
Но я ношу его, хоть на удачу.
Стихов иных как явленное чудо,
Бестрепетное, гордое творенье,
Несу для тех же гордых пересудов,
Где патока тщеты и говоренья.
А радость коннотаций и аллюзий
Напомнит мне, чтоб не «пасла народы»,
На побегушках злободневной музы,
Как покушенье на свою свободу.
Даются нам как знак цветы и травы,
Те, что при нас живут и умирают,
И сладкая осенняя отрава,
Чтоб жили мы, как на пороге рая.
Метафорой корней даны деревья,
Чтоб в чётках звёзд искали себе равных,
Чтоб холодил в загривке опыт древний,
Мы помним окон голубые ставни.
Иносказаний глубина и холод,
И поклоненье той горбушке хлеба,
Что утолит звериный пыл и голод,
Как замысел любви, идущий к небу.
Как свет листвы и ветра дуновенье,
Как неподкупность утренней свободы,
Дано нам вдохновенье на мгновенье
Напоминаньем, где иные всходы.
И уходить, как в сон, в иные дали,
Где смыслы пауз больше не разрушить,
Где мы земные неземными стали,
Где помнят нас родными наши души, –
Что помнят одиночества усилья,
И помнят сны, что мы уже не помним,
И вещих слов руду каменоломни,
И запах слов, что не произносили.
* * *
Сны опять из жизни не моей,
Не из этой, – будущей ли, прошлой,
Я – другая в них, что нужно ей
В этой моей жизни мной заброшенной?
Ей как будто любопытно здесь,
В снах моих, пришедшей ниоткуда,
Чужды ей стихи и эта песнь,
И поэтов явленное чудо.
Крутится сансары колесо.
Савана ли, майи покрывало…
Неужели я забуду всё,
Как уже однажды забывала.
3 апреля 1917
Что стало бы с Мариной или Анной,
Когда б они прошли иную сеть,
Что стало бы с прекрасным Мандельштамом…
У всех времён и пряник свой и плеть.
Здесь вызревает глухота паучья,
Здесь куклятся и множатся стихи,
Сквозь паутину падают созвучья,
Беря свои фальшивые верхи.
Наверное, бывает в мире время,
Когда слова глубинным снам под стать,
И ветер тот – другое дуновенье,
И полночь та, да нечего сказать.
Смотрю в окно, где утро не умыто,
Вскипает день на медленном огне,
И знаю я, что есть такое сито
Из тех имён, что дороги так мне.
* * *
Не благодушествуй, не мудрствуй, не клянись,
Всему виной не наша смерть, не жизнь,
И нет печали в том и нет вины, –
Корабль отчалит от любой страны.
Не уповай на Бога, не лукавь,
Путь – не дорога, берег свой оставь,
Есть океан бытийности, где жизнь
Не знает смерти, за него держись.
* * *
Мы встретимся ещё на тех страницах книг,
Где мысли и слова запрятаны в созвездья,
Без ханжества и лжи людей, земных вериг, –
Средь таинства стихов есть вещи бесполезней.
Мы встретимся ещё в ночи, объятой сном,
В тиши библиотек и в памяти инета,
Энергия стихов – Поэзии – кругом,
Пронизывает всё неуловимым светом.
2016 – 2017