Моему брату Вилу Ивановичу и его жене
Лидии Лазаревне Акоповым посвящается
Эту историю я хотел рассказать много раз в течение многих лет. Но вот – не случилось. Скорее всего, главной причиной этого оставалось нежелание предавать огласке, даже для родственников, эту историю, поскольку уверен был и всю жизнь придерживался правила, что добрые дела нужно делать неприметно, не ожидая благодарности и оценки со стороны. Теперь, когда на всё остается мало времени, считаю важным это сделать. И для меня, и для семьи, но, возможно, и для современной общественности, которой необходимо верно осмыслить прошлое, чтобы двигаться дальше. Несмотря на то, что эта история – сугубо личная…
Мне было неполных 22, когда я окончил институт, поехал по направлению работать по специальности инженера-строителя и через год пошел в первый трудовой отпуск. Приехал, конечно, сначала к родителям в Краснодар, не зная точно, как проведу отпускное время. Тем временем там, в Краснодаре, пребывала жена моего старшего брата Вила Ивановича Акопова, профессора медицины, известного в стране и за её пределами судебного медика, а тогда аспиранта, – Лида, тоже врач, приехавшая из Самарканда и родившая двойню мальчиков под присмотром опытного акушера Кириевского, близкого друга нашей семьи, задолго до того принимавшего роды у моей мамы, когда рождался мой старший брат и, спустя девять лет, я. О легендарном акушере рассказ отдельный, а помощь его понадобилась потому, что были некоторые предродовые осложнения, да и просто от того, что двойня. Дело в том, что Лида была так худа, что даже представить, что она родит двойню, было немыслимо. Помня её тощую фигуру, я с ужасом думал об этом и всю надежду на успех родов возлагал на мощную медицинскую помощь, связанную с папой, профессором медицины, его широкими знакомствами в медицинском мире Краснодара, а также на лучший роддом, располагавшийся в соседнем с родительским домом дворе.
Так и случилось: роды прошли в итоге благополучно, мальчики прожили первые два с половиной месяца своей жизни под неусыпным контролем со стороны мамы, бабушки и врачей. С новорожденными была и Оля, их старшая сестра четырёх с половиной лет от роду. И возникла ситуация, когда Лиде с тремя детьми, моими племянниками, надо было возвращаться в Самарканд, к брату, который по условиям работы никак не мог за ними приехать. А ко всему, естественно, семье хотелось и Новый год провести вместе.
Вот и возникла у мамы идея, чтобы я их отвез, раз всё равно в отпуске буду. Когда она это мне предложила, я не колебался ни секунды и просто обрадовался. Ведь в Самарканде я прожил 10 лет, поступив и окончив там школу, меня сильно обрадовала возможность увидеть город детства, где остались школьные и дворовые друзья-товарищи. Но главное, конечно, заключалось в осознании гордости, что помогу моему любимому брату, который был в трудном положении, и вообще сделаю полезное дело для семьи.
Задача состояла в том, чтобы невестку с тремя малыми детьми, сопроводить в Самарканд. В то время переезд из Краснодара в Самарканд на поезде занял бы примерно неделю с пересадкой в Москве. Казалось бы естественный вариант лететь самолетом затруднялся тем, что Лида не переносила авиаперелеты совсем, ей в полете бывало так невыносимо, что уже давно от таких попыток она отказалась напрочь, всегда только поездом. Но в данном случае такой переезд казался вообще невозможным, поскольку двое грудных детей требовали каждые три часа кормления грудью, а в связи с острой нехваткой у неё материнского молока – также дополнительного кормления из бутылочек с подогреваемой детской смесью. Кроме того, необходимо было до и после кормления, а нередко и чаще, менять пеленки, поскольку никаких памперсов тогда не было и в помине. Пропускать процедуры кормления и смены пеленок было невозможно, поскольку этого требовали новорожденные громкими, усиливающимися, криками.
Вздохнув от предстоящих испытаний, Лида, согласившись на перелет, сказала: «ну что делать, буду терпеть!» Лететь тоже надо было с пересадкой в Ашхабаде. И – полетели… Уже не помню, сколько времени надо было лететь, но заметно дольше, чем в нынешнее время.
Трудности начались сразу. Во-первых, у нас было много вещей. Кроме четырех чемоданов, сданных в багаж, было 4 больших свертка – два с пеленками, ситцевыми и фланелевыми, подгузниками и клеенками — тоже двух типов — тонкими и потолще. Кроме того, с десяток, если не больше, бутылочек с детским питанием, а также одеяла, шапочки и прочая одежда для всех троих. Ведь дело происходило во второй половине декабря, и до самолета и обратно, с учетом пересадки, так или иначе, предстояло идти…
Ну, в Краснодаре посадили в самолет, конечно, помогли друзья. Когда сопровождающие несли вещи и детей, я задумался о том, как же будет при прилете, ожидании в порту Ашхабада, новой посадке и прилете в Самарканд. Грустные мысли – ничего не оставалось делать, как отгонять.
Однако проблемы начались раньше, прямо в самолете. У нас было три места, племянница Оля сидела отдельно, но тоже требовала внимания, мы с невесткой держали закутанных малышей. Но это долго не продолжалось: через минут 20 полета они стали хныкать, причем поочередно возбуждая звуками друг друга. Было неудобно перед соседями, но все вокруг не только не раздражались, а напротив, сочувствовали и стремились помочь. Стюардессы бегали одна за другой, спрашивая, чем помочь, и в первую очередь побежали подогревать бутылочки с молочной смесью, остывшие при посадке в самолёт. В общем, как-то, с помощью девушек-стюардесс, удалось раз покормить, но вслед же потребовалось менять пеленки. Чтобы ясно представить сегодняшнему читателю, всё же объясню эту процедуру подробнее. Нужно было распластать малыша, открыв две пеленки с клеенкой между ними, затем вытащить подгузник с мочой (это хорошо, если только с мочой!), протереть детские промежности теплой мокрой тряпкой, потом сухой и заменить новым подгузником, по сути тоже маленькой пеленкой с мини-клеенкой, после чего большую мокрую пеленку заменить на сухую, а если замочилась и внешняя, теплая клеенка, то заменить и её, умело придерживая и пеленая руки и ноги, что тоже надо было уметь. А теперь представьте, что всё это одновременно надо было сделать с двумя детьми, которые непрерывно орут.
Стало понятно, что так долго продолжаться не может, как вдруг к нам подошли одновременно сразу две стюардессы и предложили нам переместиться в другой салон, который оказался в хвосте самолета. Помогли перенести вещи и детей. Он был пуст, в нем оказалось около 15 кресел и столики. «Это наш салон, для экипажа, мы здесь по очереди отдыхаем, но сейчас капитан распорядился разместить вас…», – сказали стюардессы и сразу начали активно нам помогать, в результате чего через некоторое время дети были накормлены, перепеленаны и уложены спать, после чего накормили и нас. В течение полета это повторилось снова. Стюардессы наперебой прибегали справляться о нашем состоянии. Они также постирали пеленки и постарались их высушить, где и как, – не знаю. Согревали детское питание в бутылочках.
Но тут беда: Лиде становилось всё хуже и хуже, она побледнела, затем её стало тошнить, она была буквально на грани потери сознания. Стюардессы оказывали помощь, как могли, приносили какие-то лекарства из аптечки, нашли и привели врача из числа пассажиров…
Ей немного стало лучше, но она с грустью сказала, что лететь дальше она не сможет, и придется пересаживаться на поезд в Ашхабаде. Об этом она сказала стюардессам, а те капитану, который передал информацию в аэропорт.
Ашхабад нам был хорошо известен как город, испытавший чудовищное землетрясение в 1948 году. Он был полностью разрушен, а жителей эвакуировали а разные города, в том числе в Самарканд. Позднее, уже в 1954 году, мы – я с братом и папа – ехали на поезде через Ашхабад в Красноводск, а оттуда морем в Баку, затем снова поездом в Ереван. От того путешествия остались неприятные воспоминания о так и не восстановленном, полуразрушенном городе. Но прошло много лет, и, приземлившись в Ашхабаде, мы увидели большой и красивый аэропорт.
Никакого автобуса не было, пассажиры, выйдя из самолета, должны были пройти метров двести, если не больше, до невысокого, но просторного застекленного здания, растянувшегося по открытому горизонту лётного поля. Был вечер, но еще светло и абсолютно пусто. Когда мы пошли, я стал метаться, за что браться – нести вещи, детей, держать пятилетнюю племянницу, помогать Лиде, передвигающейся с трудом. Но тут две стюардессы сказали уверенно: «не беспокойтесь!» Каждая бережно взяла по мальчику, одна женщина из пассажиров взяла за руку уже плачущую Олю, один из пассажиров, видя мои метания с вещами, взял два из четырех предметов в руки, еще одна женщина взяла под руку Лиду. Тем временем, издали видя эту картину, встречающие пассажиры, которым не разрешалось идти через летное поле – сразу четверо, молодые мужчины, быстро и уверенно пришли навстречу, отнимая вещи и сопроводив нас в здание аэропорта. И мне стало сразу как-то спокойно…
В здании аэропорта нас встретили сотрудники, две девушки, а когда стало понятно, что они не справятся, женщины-кассиры вышли из своих касс и все дружно проводили нас на второй этаж, в комнату матери и ребенка. В это время плакали уже все трое: малыши требовали смены белья и еды, Оля просила пить и просто, усталая, хотела внимания. Четыре больших баула с вещами надо было переносить по очереди, по два. А главное – Лиду увели куда-то для оказания ей помощи: давали лекарства и что-то кололи, по её же совету, опытного врача-терапевта.
Женщины – медсестры и другие из персонала аэропорта – справились в конце концов с мальчиками и Олей. Перепеленали, привели в порядок, бутылочками со смесью покормили, дали что-то племяннице попить и поесть. Лида оставалась в другом помещении медпункта, но я в общем не волновался: вещи и дети при мне, там с Лидой добрые люди теперь разберутся. Как вдруг прибегает женщина и говорит с тревогой: «уже несколько раз объявляли, что вы не забрали вещи из багажа, скорее бегите вон туда, там покажут». Боже мой, как же я мог забыть, там же, в багажном отделении, еще четыре чемодана!
Прибежав, увидел в огороженном участке, уже на летном поле, наши чемоданы и пожилого милиционера, недовольного тем, что пришлось долго ждать. Увидев, что я один и беру два чемодана, несу несколько метров, потом возвращаюсь за двумя другими, он сам взял один них, а затем позвал кого-то и они помогли отнести вещи на второй этаж, возле комнаты матери и ребенка. Оля плакала уже оттого, что меня и мамы долго не было.
Наконец, пришла Лида, уже в относительно нормальном состоянии, и сказала: нам оформляют сдачу билетов на следующий рейс, так, чтобы вернуть деньги полностью, и предлагают пересесть на поезд до Самарканда, который будет проезжать через два часа. Сейчас звонят, чтобы забронировать билеты.
Тогда я стал переносить вещи на первый этаж, взяв с собой Олю и поручив ей сторожить два чемодана, пока я перенесу остальные вещи. Она плакала и отказывалась. В конце концов за четыре ходки, с помощью женщин, переносивших детей, удалось всех переместить и расположиться на креслах первого этажа.
Ко мне подошла серьезная женщина, видно, из дежурного персонала и сказала: «не беспокойтесь, мы заказали такси, машина приедет через двадцать минут, чтобы вы все поместились, заказали семиместный ЗИМ». Я сказал: «наверное это дорого?», она ответила – «нет, мы заказали свою машину, водитель возьмет вдвое меньше обычной таксы» и назвала сумму.
Когда приехало такси, сразу несколько сотрудников, в том числе вышедшие из касс кассиры, стали нам помогать нести вещи, детей, сопроводили до машины, водитель стал быстро всё укладывать, и мы поехали.
Лида предложила мне сесть рядом с водителем. Я почувствовал удовлетворение от того, что трудные испытания на данном этапе преодолеваются. А когда молодой водитель спросил: «у вас двойня?», я ответил: «да», – «девочка и мальчик?» Я с гордостью: «нет, два мальчика!» И водитель, уже с восхищением, – «силён парень!» Лида смеялась, а я был горд, что меня все в пути принимают за отца троих детей, у меня еще детей не было, а по возрасту, поскольку Лида выглядела гораздо моложе своих лет, а я немного старше своих, это выглядело естественно…
На вокзале, в отличие от аэропорта, царил беспорядок, шум, было темно и неуютно, а главное – не было мест, непонятно было, где мы будем сидеть. А ведь еще предстояло купить билеты. Но водитель аэропортовского такси, заперев машину, быстро разогнал нескольких сидящих молодых людей, посадил Лиду с детьми, а мы с ним перенесли вещи. Уныло посмотрев на очередь, я было стал в конец, но водитель сказал: «нет, нам дадут без очереди!». Побежал куда-то, что-то узнал, сослался на звонок из аэропорта, и меня провели, минуя очередь, и я взял билеты в купейный вагон. Оставалось ждать прихода поезда примерно полчаса.
Немного успокоившись, я стал переживать, как мы сядем в поезд с детьми и вещами, да еще в темноте, но тут же сидящие рядом пассажиры пообещали, что помогут. И помогли.
К несчастью, вагон был полутемный, грязный и холодный, старый проводник на редкость плохо говорил по-русски и был молчалив. Он открыл ключом нам купе, сказав, что по дороге к нам подсядут. Нам предстояло ехать ночь и весь следующий день. Когда мы разложили вещи и уложили детей, стало ясно, что никто больше в купе не поместится, между тем, ни одного свободного места не было, и по дороге несколько раз люди с билетами пробовали зайти, но всякий раз убегали с ужасом, потому что ко всей картине тесноты, добавились еще развешанные на шпагате пеленки, которые Лида постирала в туалете, поскольку сухих не оставалось.
Но главный кошмар оказался не в этом. В вагоне не оказалось горячей воды, не работал бак для кипячения, то ли испорчен был, то ли угля не было. А детское питание, всё еще заготовленное нашей заботливой мамой, пока оставалось. Как же подогреть? Было холодно. В вагоне одни мужчины, заботливых женщин рядом нет, не к кому обратиться. А тут станция, и я, помня, что на всех станциях в то время на перроне был кран с кипятком, который легко можно было найти, поскольку черной краской крупно было написано: «Кипяток». Я взял алюминиевый бидончик, припасенный и на этот случай нашей всегда всё предусматривающей мамочкой, и побежал по станции, лихорадочно, в страхе, что не успею. Но успел, притащил, мы вкладывали бутылочки в бидончик и согревали перед кормлением. Но вскоре вода остывала, и требовался новый запас кипятка. И я повторял свой маневр, благо, остановок было много. Правда, время стоянки было трудно определить, так как проводник упорно молчал, а объявляли в плохие громкоговорители, часто невнятно, и неясно было, о каком поезде речь. Но – деваться некуда.
И часа в три ночи произошел очень неприятный, надолго запомнившийся инцидент, о котором я родственникам не рассказывал, чтобы не расстраивать.
Вышел я с бидончиком из вагона и впервые вижу: поезд стоит не на первом и не на втором пути, а примерно на пятом. Однако впереди, перед перроном, поездов нет, я быстро побежал к перрону, потом вдоль его, долго не находя крана с кипятком, наконец, нашел, набрал и, радостный, побежал назад, однако увидел перед собой приехавшие поезда: два или три их было перед моим, я не понял. Но обошел: один через тамбур, проводник пропустил, другой вокруг, и вижу, что не узнаю свой поезд, а спросить не у кого, это же в темноте между путями. Наконец, уже между вагонами как-то догадался, что мой поезд следующий, но как этот пройти? Все вагоны в обозримом пространстве заперты, надписей и людей никаких. Я решил под вагоном пролезть, не забудьте, с бидончиком, полным горячей воды. Ну, фактически лежа под вагоном и перекатываясь с бока на бок, пытаюсь преодолеть уже один наружный рельс, как вижу, что колеса уже движутся. Понимаю, что начать движение надо заранее, вперёди движущегося колеса, продолжая держать одной рукой на весу бидончик. В итоге вырываюсь из-под движущегося поезда, радостный, измазанный весь, конечно, как вдруг вижу, что поезд-то мой уже движется! Со страхом бросаюсь к нему, но двери уже закрыты у нескольких вагонов, пока увидел меня проводник одного из последних вагонов, всё понял, открыл дверь, спустился на ступеньки, взял у меня бидончик, а другой рукой помог удержаться, когда я запрыгнул… Разумеется, во всей ситуации сильно помогла спортивная подготовка.
Ну, это были, конечно, эмоции!… Передохнув, рассказываю проводнику, порадовались, что обошлось, сказал, что семь вагонов мне надо пройти до моего. Ну, шел я уже спокойный, не сразу подумал, как там они. Когда дошел, вижу – ревут все, много времени прошло, решили, что я отстал, переживали. А я еще и кипяток донес-таки, пролил малость совсем…
Конечно, не спали, но, так или иначе, дождались утра, стало веселее, пошло движение, Лида пошла в другой вагон, поговорила, нашли начальника поезда, он прислал подмогу: согрели, подсушили, подкормили. Ну, жить можно…
Никто так не подсел к нам, уступали люди, короткие расстояния ехали, сменялись пассажиры, но ни один даже не заикнулся – мол, место тут моё. Оля тоже успокоилась. Осматривала братиков и сообщала мне и своей маме об их поведении. Однажды, когда Лида вышла из купе, рассмешила – подошла ко мне и, показывая на одного из братьев, заговорщически прошептала: «Алик, Алик, этот парнюша сделал на букву на букву «А»!» – Что, Оленька? – спрашиваю. – «Аписался»!
Так и доехали. Ну, конечно, были уверены: тут брат с товарищами подхватит нас, встретят. Расслабились. Но не тут-то было. Оказалось, телеграмма, отправленная нами из Ашхабада, не дошла. Но уже ничего страшного не было. Добрые люди на самаркандском вокзале заказали такси, также несли вещи, сопроводили и посадили…
* * *
Прошли годы. Племянники мои – все трое – Ольга, Манвел и Анастас – выросли, получили образование и стали, по примеру родителей, хорошими врачами, но главное – порядочными людьми, которых все любят и которыми я горжусь…
А вспоминая описанную историю, подумал еще вот о чём. Время, когда события произошли, уже давно стали поносить, а людей, живших в ту эпоху, презрительно называть «совками». Но у меня перед глазами лица и поступки тех, кто, не задумываясь, приходил на помощь в трудные минуты, открыто и искренне. Я наблюдал это и в описанной истории, и во многих других, где принимал участие или был свидетелем событий. Так, может быть, высмеянные теперь напрочь понятия – «дружба народов» и «историческая общность людей» в СССР всё-таки были?…
_______________________
© Акопов Александр Иванович