Почему музыкант не стал критиком? О судьбе героя романа Ф.М. Достоевского «Неточка Незванова»

   Сын бродячего артиста, игравший в частном оркестре на кларнете, взяв несколько уроков игры на скрипке у итальянца-капельмейстера другого частного оркестра, решил добиваться мировой славы.

    Но, бросив частный оркестр, пережив обвинение в преднамеренном убийстве иностранца, семь лет играл в провинциальных театрах. И только после этого попал без имени и протекции в Санкт-Петербург. Там на паях жил в квартире с немцем-скрипачом Б., рассорился с ним, женился на женщине с ребенком. Играть перестал вообще, а за кулисами театров и концертных залов бывал постоянно. И везде отмечали его поразительную интуицию, редкое понимание музыки, исполнительской манеры.

   Однако, и там он постепенно надоел. Кульминацией его жизни стал концерт гастролера, ради которого он пошел на воровство, поскольку билет стоил неимоверно дорого. Вечером, потрясенный услышанным, скрипач попытался вспомнить что-то из своих вариаций и прежде игранного, понял, что инструмент его не слушается, бросил умершую от потрясения жену, приемную дочь и убежал от всего в холод и ночь. А через несколько дней умер , сойдя с ума и пережив неимоверное разочарование в своем таланте.

  Такова в кратком изложении биография Егора Ефимова, отчима заглавной героини незаконченного романа Достоевского «Неточка Незванова», который вышел 165 лет назад в «Отечественных записках».

   По словами рассказчицы, характер, личность, аура ее нового отца произвела на нее сильнейшее впечатление. И оставила след на всю жизнь.

И было от чего.

     Ефимов играл в оркестре помещика, страстного любителя и ценителя музыки. По словам последнего, на кларнете музицировал Ефимов плохо, и его держали из милости. Но встреча с капельмейстером графского оркестра, конкурента того коллектива, в котором выступал отчим Неточки Незвановой, произвела на него сильнейшее впечатление. Правда, иностранец изгнан был тогда с позором за пьянство, да и погиб вскоре при загадочных обстоятельствах, что считали результатом предумышленного действия Ефимова, с которым итальянец неожиданно для всех сдружился.

    В наследство от него кларнетисту досталась скрипка редкой работы и уверенность в своем таланте.

  Но, как известно, скрипка — инструмент в чем-то магический, мистический даже. Не случайно ведь, поставив своему благодетелю ультиматум — отпустить его в Петербург — Ефимов в запале и исступлении говорит о том, что попал в плен к дьяволу.

   Таковым на самом деле оказался его заносчивый характер, его уверенность в том, что он уже играет лучше всех, что ему не нужно учиться, что его ждет всемирная слава и блестящая будущность. Когда его мечты не совпадали с реальностью, он в своих неудачах винил не себя, а тех, кто ему помогал — оркестрантов, немца Б., жену и всех остальных.

   Несомненно, у профессионального артиста не может не быть самомнения. Но у Ефимова оно проявлялось в запредельной степени. Не по Станиславскому его интересовала не музыка, а собственная значимость , вероятное мастерство, которое не надо и доказывать.

   Его сосед по квартире говорил Егору, что прекрасно понимает ограниченность своего таланта и потому считает правильным шлифовать то, что имеет. С немецкой педантичностью он делал это, потому и добился желаемого результата. Егор же слышал только то, что касалось его таланта и похвал потенциальным его возможностям.

   Вполне возможно, что, если бы ни самовлюбленность, неумение сосредоточиться на обучении , на приобретении опыта, он бы тоже мог бы чего-то существенного в творчестве, в профессиональной карьере достичь.

      Но подававший надежды скрипач весь ушел в теорию, в критику.

   Правда, достаточно своеобразную, ерническую, в том духе, что всё не то, а вот он бы сыграл – так сыграл по-настоящему. В чем-то его рассуждения чем дальше, тем больше становились похожи на манию и психологическую защиту.

   Но то, что из Егора Ефимова при другом стечении обстоятельств вышел бы настоящий музыковед — несомненно. В то время, когда происходили описанные Достоевским в этом романе события, литературная, музыкальная и искусствоведческая критика только складывалась. Статьи о живописи и музыке чаще всего оказывались дилетантскими, самодеятельными, передавая несколько прямолинейно и лаконично впечатление от увиденного и от услышанного непосредственно автора конкретной статьи, того, кто имел представление о том и о другом, но писал не как профессионал, а как любитель.

   Так что опусы Егора Ефимова могли бы точно и естественно вписаться в публикации российских журналов начала века на околомузыкальные, в том числе, темы. Более того, можно сказать, что и сейчас даже музыканты в своих воспоминаниях или заметках- откликах на событийные мероприятия, концерты и фестивали нередко выступают в роли именно музыковедов. И их статьи о музыке читать интересно, и потому, что они в теме, зная материал изнутри, и потому, что они чувствуют зрителя и слушателя по своему обширному опыту общения с публикой. Обычно музыканты пишут просто, точно, лаконично и ясно. Они, несомненно, используют в своих текстах специфические термины, но не бравируют ими, не стараются кого-то поразить, показать наличие профильного образования, как это случается в рецензиях и статьях профессиональных музыкальных критиков.

    Несомненно и то, что музыковеды, как и исполнители, взыскуют к идеалу. Здесь тоже есть потребность самовыражения и сравнения своего видения и своей интерпретации музыки с тем, что они слышат на концертах, о которых пишут. Порой всё же нет в их пассажах той свободы и простоты, какая бывает тогда, когда о своем или чужом творчестве пишут сами музыканты. 

  Очевидно, что достоинства и недостатки музицирования, как и критики, зависят от конкретных корифеев того и другого, от времени и места действия, от национальной традиции отношения к искусству, и к музыке, в частности. То есть, от многих взаимосвязанных причин, которые известны и понятны без дополнительного объяснения.

   Таким образом, вполне вероятно, что скрипач Егор Ефимов вполне мог бы стать известным и авторитетным критиком. К тому имелись все основания — и талант, и вкус , и свое мнение. Но критиком Ефимов не стал, как не стал исполнителем чужой и своей музыки, поскольку его самомнение опережало его реальные данные и возможности, а мечтания о своих успехах уводили его далеко от будничной практики в своем музицировании.

     Естественно, при таком порядке вещей крах его был неминуем, о чем под сурдинку в ткани повествования и рассказал Достоевский. По его замыслу Неточка Незванова становилась певицей, так что годы общения с отчимом не прошли бы для нее совсем бесследно. И его трагический опыт мог бы стать уроком для нее. В этой связи вспоминается новелла Гофмана о том, как у оригинала-немца была дочь, которая любила петь, но вокальные партии забирали у нее столько сил, что она заболевала после пения. И в конце концов умерла. Не имеет значения, знал ли Достоевский об этом сюжете или нет. Он мог иметь в виду два примера отношения к музыке — трагический и оптимистический. Но суд над писателем, ссылка в Сибирь на 10 лет – прервали его литературную деятельность, а после возвращения из заключения в остроге, он не стал дописывать роман «Неточка Незванова».

    Несомненно и то, что нечто биографическое, личное вложено было писателем в образ Егора Ефимова: желание славы и ощущение своего таланта. Но писатель, пережив годы духовной немоты, смог состояться в литературе, не растеряв, а упрочив свой талант. То есть, свершить то, что не удалось его герою. И из-за его упрямства, и из-за его дилетантизма, ничем не подкрепленного самовозвеличивания.

   Так что, судьба автора «Неточки Незвановой» доказала то, что у героя романа все сложилось бы не так драматично, если бы он сам себе и другим не портил жизнь. А занимался бы делом, к которому у него имелось призвание , а не филиппиками по поводу бесталанности других. Да и известному русскому пороку бы не предавался с такой страстностью, как происходило с тем, кто возомнил себя гением, а являлся неврастеником и алкоголиком по сути своей, ища причины своих неуспехов не в себе, любимом, а в других.

    Достоевский, что называется, от противоположного, доказал в художественной форме то, чем не должен быть артист в широком смысле слова. И образ скрипача Егора Ефимова в своем роде стал нарицательным и поучительны, не потеряв своей злободневности и в наши дни.

_________________

© Абель Илья Викторович