«Безмятежным» обычно называют сон ребёнка. Но как иначе величать всё то, безмолвным свидетелем чего я был? Не часто, согласитесь, оказываешься среди людей, которые, собравшись вместе, на два часа погружаются в детство – и так хотят, чтобы оно не кончалось. Хотя бы в памяти, коль уж так устроена жизнь. 

Жизнь, унесённая водой

28 мая в доме культуры посёлка Приморский, что рядом с городом Тольятти, основанным некогда как Ставрополь на Волге, прошла встреча жителей сёл, перенесённых в 1950-е годы из зоны затопления при строительстве Куйбышевской (Жигулёвской) ГЭС. Инициированный местным женсоветом, при поддержке администрации сельского поселения, этот «полдень воспоминаний» – так, наверное, будет точнее, поскольку встречались днём, – собрал не только приморцев. Одновременно с совхозом Степана Разина, как когда-то назывался этот населённый пункт, из волжской поймы «эвакуировали» несколько сёл района.

Момент встречи 

60 лет прошло с тех пор, целая жизнь. «Много воды утекло» – не задумываясь говорим мы в подобных случаях. Но этот случай особый – ведь, как считают они сами, речь идёт о «жизни, унесённой водой».

И вообще, любые штампы здесь просто неуместны, поскольку более естественного, неформального собрания людей – полной противоположности бесчисленным заорганизованным «массовым мероприятиям», которые так любят устраивать тут и там, мне наблюдать просто не приходилось. Я даже не представлял, что в одном месте в одно время могут собраться сразу столько по-настоящему живых людей. А потому даже сам факт такой встречи – событие. И никакие «погрешности» в сценарии и организации, обычно коробящие профессиональных шоуменов и «модераторов», даже если они и были (а я, честно говоря, не заметил), не затмят главного – казалось, напрочь утраченной нашими прагматично-сдержанными современниками неподдельной искренности, которая «царила» в зале. 

Не один я – все, кто приехал в тот день в Приморский, в том числе представители администрации района, были глубоко тронуты гостеприимством организаторов встречи — председателя поселкового женсовета Татьяны Шепиловой, ее дружной семьи и коллег. 

Организатор встречи переселенцев Татьяна Шепилова

И всем было ясно, что это не просто «решили – собрались»: за лёгкостью и чуть ли не детской непосредственностью ведущих кроется серьёзная, кропотливая работа по воссозданию не самой простой панорамы, посвященной трагической странице истории. И здесь важен каждый штрих, каждый нюанс. Уважение, доверие и благодарность тем, кто по прошествии многих десятилетий поднял-таки эту сокровенную тему и вынес на публичное обсуждение. Может быть, в этом причина, что даже самые молчаливые и застенчивые односельчане включились в разговор, вытаскивая из памяти мельчайшие детали былого. Даже не из глубин памяти – такое не забывается. И, думаю, не стоит даже пытаться отнести это на счёт молодости: дескать, понятно, в детстве и трава была зеленее. Здесь, повторюсь, особый случай. 

Да, молодость помогла им адаптироваться к новым реалиям, большинство состоялись в этой – другой! – жизни, но… им до сих пор снится та, погребённая под толщей вод, родная пойма! Грезятся заливные луга, протоки-воложки и озёра, полные рыбы. «Сегодня трудно представить, что ещё недавно, каких-то полвека назад, здесь, в наших местах, осетров во время нереста собирали руками, а буйные луговые травы запросто могли укрыть лошадь с всадником» – это не просто цитата из авторского предисловия к нашей книге «Ставрополь на Волге и его окрестности в воспоминаниях и документах» (авт.-сост. В.А. Казакова, С.Г. Мельник. – Тольятти: Городской музейный комплекс «Наследие», 2004) [1] – судя по многочисленным перепечаткам, ставшая уже «народной» и прозвучавшая и на сей раз. Они помнят это, они жили так… 

Парадокс – но всё, что они потеряли, осталось с ними. И когда, уже под занавес встречи (а так не хотелось никому расходиться), прозвучал вопрос: где было лучше – там, «на морском дне», или здесь, в «светлом будущем»? – как думаете, что они могли ответить?.. 

Момент встречи

 

Гипнотический сон

Именно в такие моменты острее ощущаешь, как скоротечно и неумолимо время. Мне почему-то вспомнился рассказ отца о том, как, ещё студентом в далёком Новосибирске, он ходил на представление великого гипнотизёра Вольфа Мессинга, непрестанно колесившего со своими психологическими экспериментами по городам и весям СССР. Один из номеров программы рассмешил весь зал: когда дородная, едва переставляющая ноги пожилая дама вдруг, ни с того ни с сего, под пристальным взглядом маэстро по-девчоночьи легко вспорхнула на табурет и громко, с выражением, словно на утреннике в садике, бурно жестикулируя, без запинки прочитала четверостишие Агнии Барто. А потом ещё и спела что-то из детского репертуара. Закончив столь комичное для публики выступление и очнувшись, она разом как-то обмякла и от неожиданности едва не упала с «трибуны». Обычная женщина из числа зрителей, не какая-то там «подсадная утка» – скорее, подопытный кролик, каких немало было в нашей удивительной стране, да и сейчас не меньше. 

Жестокий опыт – отчего, наверное, и отложился в памяти. А как тогда назвать тот масштабный социальный эксперимент, который проделали с сотнями тысяч людей, искусственно оторвав их от «малой родины», а кого-то и от могил предков, в угоду известным «глобальным планам» и мифическим целям? 

Кто-то скажет, что я утрирую, сравниваю несравнимое – но всё же… Отец мой не был подвержен гипнозу и не рукоплескал подобным «опытам», поскольку с семи лет рос в ссылке, за тысячи километров от родного дома, и оказался в итоге в пережившем свою незабываемую трагедию волжском Ставрополе, в городе, выброшенном, как и окрестные сёла, в голую степь. И мне, например, несложно представить, каково это – быть оторванным от корней и начинать жизнь заново. 

Да и ни для кого уже не секрет, каковы масштабы и издержки очередного глобального эксперимента над людьми и природой, на которые так щедра наша история. Даже по официальным данным, за период гидротехнического строительства в России из зоны затопления водохранилищами было переселено 880 тысяч человек, и только при сооружении гидроузлов Волжско-Камского каскада – около 660 тысяч. При сооружении ГЭС только на Волге перенесли на новое место 17 городов и 280 сёл, всего 44 тысячи строений (только в Ставрополе – 2540), затоплено около 1,2 млн га сельскохозяйственных земель. 

Когда-то считалось предметом гордости, что при создании одного только Куйбышевского водохранилища вырубили триста тысяч гектаров леса и переселили полтораста тысяч человек (как не афишировалось, что весь этот глобальный «новодел» вынесли на своих плечах заключенные [2]). Но вряд ли сегодня кто-то способен разделить пафос начальника строительства Куйбышевской ГЭС, генерал-майора Ивана Комзина по поводу «второго рождения» Ставрополя и его окрестностей. Город «…переживает сейчас вторую свою молодость, – писал он. – Нашими соседями стали деревни Ягодное, Русская Борковка, Никольское. Подстёпки превратились из степных в приморские. Белокрылые чайки, настоящие, морские, кружат в воздушном хороводе на празднике новоселья».

Село Отважное. Последние дни... 

 

Пейзаж с историей

Досталось не только пологому левому берегу, но и поселениям у подножия Жигулей. Семнадцать лет назад, примерно в ту же пору, в составе эколого-краеведческой экспедиции, организованной музеем «Наследие» [3], я проехал по правобережной кромке Самарской Луки, от Жигулёвска до Ширяева. Путь лежал через плотину ГЭС. Огромное здание некогда крупнейшей в мире гидроэлектростанции построено на месте старинного села Отважное: сохранилась единственная фотография этой «точки на карте» с удивительно красивой ветряной мельницей. Отважное исчезло вовсе – в отличие от «высланных без права возвращения» левобережных Хрящёвки, Ягодного, Подстёпок, Никольского, Русской и Мордовской Борковок, Зелёновки, Верхних Белозерок…

– В буднях великих строек мы как-то не задумывались о том, что теряем, – рассуждает организатор и руководитель экспедиции, директор «Наследие» Валентина Казакова. — Когда на треть исчезла шапка Царева кургана, когда гора Могутова пошла на щебёнку, чернильные приборы и пресс-папье, а древние Жигулёвские горы стали центром карьерного производства – мы увидели, что теряем пейзаж. А что в пейзаже самое ценное? Даже не то, что он красивый, а то, что он родной. Мы потеряли пейзаж с историей – вот это самое важное. Почему те же ставропольчане так переживают по поводу утраты родных мест? Речушка Печинка, протекавшая по Ставрополю, – она, конечно, в российских масштабах неизвестна, но для них она была речкой детства. Озера – Подборное, Светлое, Студененькое… Острова Телячий, Заячий… Одни названия греют. Под водами Куйбышевского моря оказались древние земли и памятники, реки и озера, богатейшие пойменные луга и леса. Одних только лесных угодий ставропольского лесничества было вырублено и затоплено более 13 тысяч гектаров. Не стало, в том числе, знаменитых сосновых боров, принадлежавших когда-то графу Орлову-Давыдову, возраст сосен в которых достигал двухсот и более лет. Потеряна как бы вся историко-культурная среда, которая окружала здешнего человека на протяжении тысячелетий. И сама Волга, кормилица и поилица, древнейшая река, описанная еще в трактатах Птолемея, – оказалась на дне. По сути, мы потеряли символ России, превратив его в безжизненное пространство…

Зоны вместо деревень. Турбины вместо ветряков

«На будущем морском дне работали не только лесорубы и трактористы, – продолжал свой «эпос» о содеянном И. Комзин. – Там не только эвакуировали наземное имущество. Своего рода генеральную ревизию должны были произвести учёные-археологи, занимавшиеся раскопками. Поволжская экспедиция Академии наук спешила извлечь из глубины времён побольше драгоценного материала, пока вода навечно не закрыла доступ к стоянкам, городищам, курганам в зоне строительства. Близ села Хрящёвка обнаружены могилы, остатки зданий с куполами, даже следы водопровода и бань, множество всяких немых свидетельств высокой для древнейшей поры культуры людей, населявших приволжские просторы. И вот вся эта земля, исхоженная поколениями, навеки канула, ушла в подводный мир…».

С «подлинным геноцидом» полвека спустя сравнил случившееся руководитель той самой экспедиции (крупнейшей и, пожалуй, самой трагичной в истории археологии, поскольку спасти удалось лишь крохи) – выдающийся ученый, доктор исторических наук, профессор Николай Мерперт. 

– С огромной душевной болью смотрели мы на перемещение сёл, сотни лет стоявших в великолепной волжской пойме с великолепными заливными лугами, с протоками Волги, – признался Николай Яковлевич в интервью В. Казаковой. – Деревни утопали в садах. В Хрящёвке стояла большая паровая мельница, была хлебная пристань с большим количеством амбаров, главная площадь называлась Биржевой. Было три церкви, три прихода – на две тысячи дворов. Это были уникальные свидетельства прочного, сложившегося крестьянского быта. И когда все это переносилось на третью пойменную террасу в открытую степь – без воды, без растительности, – смотреть на это было страшно. Меня всю жизнь преследовали видения: что я тогда на это смотрел, что потом, на Асуане (при строительстве Асуанской ГЭС в Египте при участии Советских специалистов. – С.М.), как там уничтожали историческую территорию целого народа – нубийцев, где был самый подлинный геноцид, – и я не очень понимал, что происходит. Конечно, я понимал политический смысл всего этого, но кому от этого лучше стало, не мог понять…

Действительно, ради чего, если, как неоднократно отмечал бывший заместитель Комзина на Куйбышевгидрострое, заслуженный энергетик РСФСР, профессор Игорь Никулин, «вечно возобновляемые биологические ресурсы, уничтоженные на дне водохранилищ, никогда не могут быть окуплены электроэнергией, вырабатываемой этими электростанциями», а «экономический эффект от этой электроэнергии несопоставимо мал в сравнении с тем колоссальным ущербом, который они нанесли природе, населению и экономике страны»…

Волжский Ставрополь в ожидании конца...

 

Из той жизни

В отличие от чаек, «окрылённых», вероятно, обещанными перспективами небывалого – и несбывшегося – несметного увеличения рыбных запасов, переселенцы не вспоминают то новоселье как праздник. Говорят, переезд – как три пожара, а чем тогда измерить вынужденное переселение? И потому ещё они так дорожат тем, что удалось спасти. 

Домами, многие из которых до сих пор хранят тепло детства…

И здорово, что по инициативе женсовета при поддержке главы поселения Алексея Лапаева на них будут установлены мемориальные таблички, чтобы дети и внуки помнили.

Фотографиями из того времени. Крохотным участком соснового леса со считанными деревьями и единственным кустом сирени – он тоже «из той жизни». И единственным старинным, еще дореволюционным добротным домом, принадлежавшим когда-то Францу Беку, управляющему экономиями неплохого, в общем-то (вот как времена изменились!) графа Орлова-Давыдова, – сохранившимся лишь потому, что не попал в зону затопления. А теперь ещё и рябиновой аллеей на улице Центральная, посаженной в апреле приморскими школьниками в память о далёком-близком переселении их дедушек и бабушек. Рябину выбрали не случайно – «за её сильный характер», поясняет руководитель школьного музея Елена Лапина. Такой же сильный, как у односельчан, перенесших когда-то столько страданий и нашедших в себе силы начать новую жизнь. 

 

Примечания:

1. Создатели уникального музейного комплекса «Наследие» и авторы книги сами сегодня находятся в изгнании — об этом см. здесь: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=4413&level1=main&level2=articles и здесь: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=4358&level1=main&level2=articles 

2. См.: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=4358&level1=main&level2=articles

3. См.: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=314&level1=main&level2=articles 

______________________

© Мельник Сергей Георгиевич

Выставка к 60-летию переноса сёл из зоны затопления Куйбышевским водохранилищем. Пос. Приморский. Май 2016 года 

Прощание с малой родиной. Середина 1950-х. Из архива жителей поселка Приморский

Из "той" жизни. Середина 1950-х. Из архива жителей поселка Приморский. 

Приморские переселенцы