10 июня в Ростове-на-Дону отмечали 85-летие ростовской писательницы Натальи Алексеевны Сухановой, а 13 июня она умерла. Поэт Ольга Андреева делится своими первыми впечатлениями после этого горестного события…
Наталья Суханова была человеком очень взрослым и потому очень молодым. Бывает наивность юношеская. Бывает старческая, когда человек кажется себе очень весомым и начинает поучать. Нет. Тут – зрелый молодой пристрастный поиск истины. У неё всегда было множество вопросов к этой жизни, важных, самых главных, она никогда не говорила с собеседником о ерунде, за каждой жизненной деталью видела суть, и смысл, и конфликт существования – и переходила к обсуждению этих, главных вопросов. Говорить с ней всегда было невероятно интересно и радостно. И собеседник всегда чувствовал к себе, к главному в себе её горячий и искренний интерес.
На меня произведения Натальи Сухановой действуют, как холодный душ. В том смысле, что я от них просыпаюсь. В её книгах заложены такие вот буддистские коаны, которые заставляют встрепенуться, отрыть глаза, поразиться – как же я раньше этого не замечала? Почему я не вижу очевидного? Так со мной было, когда я читала повесть «Зелёное яблоко»: настроилась на обычные воспоминания человека о собственном детстве, и уже во втором абзаце читаю – о матери – «первые, самые длинные дни, недели, месяцы я видела перед собой женщину, которая больше, чем я сама, повиновалась моим желаниям – и, видимо, я её привыкла считать собой. Вот такой блестящий, неожиданный вывод из самого очевидного – и дальше идёт одно открытие за другим, и начинаешь понимать, что ты, в сущности, слепой котёнок – а вот это говорит человек зрячий, который умеет видеть взаимосвязи нашего мира. Собственно, это и есть главное предназначение литературы – постоянно будить человека, в тысячный раз напоминать ему, что он — человек.
Роман «Трансфинит. Человек трансфинитный» я понимаю как доказательство человеческой свободы. Свободы от непреложного, неизбежного, неотвратимого. И эта свобода убедительно, как теорема, доказана на потрясающей судьбе потрясающего человека. Человека изначально, от природы, от Бога – очень свободного и незашоренного. И скорее всего именно его интуиция, его текучесть и позволяет ему пройти сквозь эту страшную судьбу и выйти не просто живым, а присутствующим в этой жизни, способным ей радоваться. Цитата: «Я от природы – трансцендент – как электрон, мгновенно оказываюсь в другом состоянии, в другом пространстве, без всяких прыжков и переходов.»
Её проза очень сжатая и насыщенная. Повествование так энергично и стремительно – ничего общеизвестного, ничего вторичного, только новые, потрясающие факты и выводы. Каждый раз удивляешься – в каком неожиданном ракурсе рассматривается явление, и через секунду понимаешь – всё верно, только так и надо на это смотреть. Изложение истории не через хронологию, а через субъективные ощущения героя. «Что было осенью семнадцатого – помню слабо – больше надсадой в горле от постоянного крика» – и этой меткой деталью сказано больше, чем можно было бы расписать на странице текста. Благодаря этой чудесной лаконичности автору удаётся так много сказать на семидесяти страницах, затронуть столько важного, непаханого. О революции – как о полёте. Никаких бытовых переживаний. Ибо их и не было. Дух ими не жил, не замечал их – а значит, их и не было. И вот такой способ повествования представляется более правдивым, реалистичным, чем последовательный пересказ. Ибо жизнь непоследовательна, она сложна и многомерна, её невозможно пересказать.
И этой невозможностью адекватного отражения реальности — на бумаге – мучается герой романа. И автор делает новое потрясающее открытие: да, наверное, можно рассказать всю правду о сталинских репрессиях – но это не будет литературой! «Это что угодно, только не литература: социология, промышленность, экономика, физиология, патология, только не литература.» Слишком это бесцветно для литературы. Цитата: «умаление желаний и мыслей, проступание простой, бесцветной, великой мощи бытия, которая до и прежде всего.» Умом и сердцем, через литературу, этого не понять. Только кожей, через боль и страх. И поэтому никак человечество не научится на чужих ошибках, на чудовищных ошибках предшествующих поколений, никак оно не может закодироваться от жестокости, от этой монотонной бесцветной пошлости убийства. И значит, всё это неизбежно будет повторяться в веках. И даже страшные «Колымские рассказы» Варлама Шаламова этого не предотвратят. Когда появился в «Новом мире» «Один день Ивана Денисовича», Шаламов сказал, что в советской литературе появился ещё один лакировщик. Потому что там всё-таки, несмотря ни на что, была какая-то попытка исторического оптимизма. Люди всё-таки оставались людьми. Солженицын, конечно, великий писатель. Просто средствами литературы – основанной на эмоциях и покаянии – невозможно доподлинно отобразить то, в чём не было уже ни эмоций, ни покаяния, ничего человеческого.
Тысячи репрессированных – и так мало об этом написано. Хотя все они обязательно хотели об этом рассказать, считали своим долгом, мучились от невыполнимости этого долга, как мучается герой романа, впадает в депрессию. Самое страшное вытесняется в подсознание, и психоаналитик Филипп пытается вытащить его на свет с помощью гипноза на фрейдовской кушетке. Герой не может перейти этот страшный луг. Не может жить дальше, пока не рассказал. А когда говорит – ему стыдно перед погибшими за то, что получается какой-то театр..
Моя полуграмотная бабушка, ровесница 20 века, тоже своего рода трансфинит, просила меня всё, что она рассказывает, записывать в тетрадочку. Про голод на Украине в 22-м году, про тиф, а потом про то, как её угоняли в Германию с грудным ребёнком – моей мамой – на руках. Ей так важно было, чтобы я всё записала, что она вспомнит. И что мне теперь делать с этой тетрадочкой… Если те, кто прошёл через это – не могут сказать, что же напишу я – о том, что и так все знают – и в тоже время не знает никто…
Трансфинитность – главная мысль романа. Трансфинитность – это не бессмертие. Это умение проходить сквозь смерть. Ежедневно. Потому что кто не умирает ежедневно – тот не живёт. Каждый день ломать нарастающие кристаллические решётки. Хранить текучесть. Смерть – как очищение и обновление. Если человек не умирает психологически каждую минуту – жизнь его становится механической. Неспособной ни к любви, ни к свободе. Он уходит в схему, в защиту – и какая тогда разница, живой ты или мёртвый, если и здесь, и там одна и та же шахматная доска? Эволюция духа героя – вот главная сюжетная нить романа. Он делает открытие за открытием. Смолоду одержимый революционной идеей, с возрастом он обнаруживает, что человек идеи перестаёт мыслить. Идея – любая идея – мертва. Любая идея – это та же тюрьма. То же бумажное небо, которое надо разрезать ножницами, чтобы увидеть небо настоящее. И поиски смысла жизни – такой же пустой звук, вещь мёртвая, примитивная, прямолинейная и упрощённая. И радости не приносит. Не зря у Платонова люди, овладевшие смыслом жизни, измождены и несчастны. Человек – живой – не должен зависеть от мёртвых идей, целей и смыслов. Но иногда заключённые боятся свободы. Я читала реальную историю о том, как группа слепых от рождения людей отказалась от бесплатной операции, гарантировавшей им возвращение зрения – они боялись прозреть. Они привыкли быть слепыми.
Наталья Суханова поражает читателя великолепной зрячестью.
В детской книге о Юппи – притчевое разрешение множества психологических проблем. Здесь, во-первых, свобода от известного. Юппи смотрит на мир без предубеждения, у него нет опыта родителей, школы – он видит так, как есть. Остальные видят – по шаблону.
Ещё мысль о беззащитности. О том, что кто строит защиты – не живёт. О свободе.
И – о радости, как смысле жизни.
И о том, что нет ни прошлого, ни будущего, есть только Сейчас.
О том, что надо каждый день умирать, чтобы – жить.
Ничего себе детская книжка. Автор спорит с царём Соломоном.
И всё-таки – очень детская, обаятельная, ребёнку трудно оторваться. (И не случайно у нас в доме долгие годы жил кот Юппи – так назвала его Алёнка, очарованная сухановским персонажем)
Графоманию в стихах видишь сразу. А графомания в прозе – это нарратив, где ведётся одна длинная мысль, и приходит к логическому завершению. Где правит Идея, и добро побеждает зло. Графоманию в прозе труднее диагностировать, для этого надо прочесть что-нибудь из Сухановой – мозги прочистить. Как кофе понюхать в магазине духов.
«По имени Ксения» — начало двухтомного пятикнижия «Искус». (Более 1000 страниц, издано крохотным тиражом 100 экз. на собственные средства автора в 2011 году.)
Предельный юношеский максимализм. Девочка ищет суть Вселенной – и горюет, что человек слишком мал, чтобы эту суть отразить… Маленький, слабый человек с красными пятками, случайное и хрупкое явление, незначительное в мировых масштабах.
Стоп. Да об этом ли она горюет?
Девочке трудно и страшно одной в Москве. Одиноко, неуютно. Друзей нет, подруга Милка – случайный попутчик, есть подруга детства Таня – но она далеко. Родители уже не близки. Более близкого человека ещё нет. Будущая специальность не очень интересна, не вдохновляет. У неё даже нет возможности уединиться – вся жизнь проходит на глазах квартирной хозяйки.
Счастливым Бог не нужен. Мы задаём себе вопрос о смысле жизни – когда наша частная жизнь представляется малой и бессмысленной. Боль, одиночество, отчаяние, несвобода, нереализованность её интеллекта и её женственности – наводит на мысль о том, что жизнь должна иметь более полное значение. Поиск смысла – это побег от нерешённых проблем. Разве не в самой по себе жизни её цель и смысл? Бог, которого она озвучивает, Бог, созданный мыслью – конечно, не Бог. Это мысль. Всего лишь. Мыслью мы можем познать только то, что уже знаем. Когда есть любовь и гармония, тогда нет поиска Бога и смысла, потому что любовь есть Бог.
Ведь можно иначе взглянуть на человека с красными пятками – он живёт!!! Не побочный продукт – а самый прекрасный цветок Вселенной. И когда он цветёт, когда он счастлив – он не знает и не думает о своём счастье. И не спрашивает – зачем цветёт. Его радость – сама по себе абсолютная ценность, ей смысл не нужен. Когда героиня полюбила, поиск смысла прекратился сам собой, это осталось лишь одной из тем для бесконечных споров с любимым, когда оба понимают, что говорят вовсе не о том, что чувствуют.
А в этих спорах поднято много, очень много философских пластов. Будто идёт мощное течение, бурный поток, и ворочает камни на дне, замшелые, незаметные поверхностному шаблонному взгляду. Это течение и есть творческий метод автора. Стряхнуть с вопроса наслоения известного восприятия, взглянуть на него с другой стороны – и идти дальше, не ответив. Потому что окончательных ответов не существует. Вопрос – бесконечен, ответ – конечен, поэтому вопрос всегда шире и правдивее ответа.
У героини ясная голова и сильный характер. Она способна защитить то, во что верит. Её нельзя заставить принять то, к чему она не чувствует расположения. Она бросается на защиту чужого ребёнка, защиту абсолютной ценности от ценностей мелких и преходящих.
Она была бы хорошим прокурором – если бы была чуть наивнее и поверила в идею справедливости. Но к пятому курсу она целиком осознала недостижимость и беспомощность этой идеи. Мир несправедлив. Этому надо отдать всю жизнь – и всё равно будет мало. Человеку можно помочь только любовью. И она идёт в адвокатуру.
О любви. Она ведь любит, и даже любима, отчего же несчастлива? Она ищет гарантии, надёжности, стабильности – всего, что убивает любовь. Оттого и стихи ушли. Вино стало уксусом. Любовь обернулась страхом потерять. Как только человек начинает выстраивать в голове схемы защиты – он теряет свободу и радость. Вместо того, чтобы радоваться настоящему – беспокоится о будущем. Вот подружка Ксении Милка умеет жить настоящим, совершенно забыв о прошлом и не беспокоясь о будущем. Она действует инстинктивно, на неё не давит ментальность, она действует по наитию, не задумываясь, не анализируя – и потому счастливее Ксении. В прошлом хотела избавиться от ребёнка? Где оно, это прошлое? Его нет. Оно осталось блёклой киноплёнкой в мозгу, оно целиком вытеснено в подсознание и не мешает настоящему. Таким людям легче живётся.
Автор так стремительно и уверенно ведёт читателя – случайно откроешь, и попадаешь в этот поток, и уже не закроешь, пока не дочитаешь.
Взахлёб – о жизни, потому что сложно и объёмно, многомерно, и это роднит её с Достоевским, который точно так же захлёбывался в попытке максимально приблизиться к Истине, которая всё время ускользает, поскольку – живая…
Материала, затронутого в романе, хватило бы на несколько десятков рассказов – каждая вскользь затронутая тема просит самостоятельного развития. Эта девочка очень умна, проницательна. Она обладает особым зрением Натальи Сухановой – видит в каждом явлении на шаг дальше обывателя, не то, что видят все, а то, что есть на самом деле. Она свободна от известного всем, оно не мешает ей видеть своё… Пусть читатель сам продолжит поиск, автору — хотя бы прикоснуться, зажечь светильник в этом месте – глядите! У читателя реальное ощущение сотворчества, участия в процессе – оттого так захватывает это чтение. Не поставить в конце точку, а разбудить в человеке бурю воображения, внимания к жизни, ощущения её бесконечности…
Написано с полным доверием к читателю, без сюсюканья и снисхождения. Ведь это сложно – наложить философский поиск на сюжет – так, чтобы это было естественно. Наталье Алексеевне это удаётся.
Последняя фраза романа всё разрешает. Ключик. Вот эта «маленькая, запутанная, как шерстяной клубок с репьями вперемешку», жизнь – единственное, что по-настоящему имеет значение.
Последние годы она писала, как только чувствовала себя немного лучше. Родные и друзья советовали поберечь себя, а она удивлённо отвечала – «Но это же то дело, которое я больше всего люблю! А чем же мне ещё заниматься?»
И ещё – если вы вспомните концовку романа «Человек трансфинитный» — когда главный герой вдруг поехал к учёным на телескоп, и услышал там о ветвях развития Вселенной, о том, что одна ветвь не знает другой, и они могут пересекаться, как дырки в швейцарском сыре – вы поймёте, что Наталья Суханова была наделена таким знанием и такой верой, с которой человеку ничего не страшно. И этим своим бесстрашием, своей зрячестью она щедро делилась с нами в своих книгах.
По телефону в день своего юбилея она просила передать в РРО СРП, что она всех нас любит…
__________________
© Андреева Ольга Юрьевна
Основные публикации Н. А. Сухановой:
Соседи. Повесть. — Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1966.
Когда становятся короче дни. Повесть. — М., «Молодая гвардия», 1971.
Острый серп луны. — Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1974.
Кадриль, — М., — Современник, 1976.
Под частыми звёздами. — Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1977.
В пещерах мурозавра. — Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1981.
Многоэтажная планета. — Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1982.
От всякого древа. — М., «Советская Россия», 1984.
Под частыми звёздами. — Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1985.
Подкидыш. — Ростов-на-Дону, Ростиздат, 1989.
Зал ожидания. = М., «Современник», 1990.
Сказка о Юппи. — Ростов-на-Дону, ПИК «А», 1991.
Зелёное яблоко. — Ростов-на-Дону, «Старые русские», 2006.