Пресса на рубеже XXI века переживает затяжной кризис. Все признают необходимым поиск гуманных методов и технологий. В этом смысле российская текущая словесность первой половины XIX столетия — особенно ценный участок истории журнального общения. Феномены этого замечательного периода дают шанс разрешить сегодняшние проблемы, опираясь на лучшее в национальном самосознании.

Один из дебютантов русской текущей словесности 1840-х годов, Федор Михайлович Достоевский, вступил в литературу, движимый мыслью, что журналистика должна слышать и передавать не только голос АВТОРА, но и голоса ПЕРСОНАЖЕЙ. Роман «Бедные люди» показал, что писатель отдает преимущество тем средствам изображения, которые способны показать человека не как безгласный предмет, а как субъект собственного слога. Он способствовал тому, чтобы понятие «слог» (широко используемое в выражениях типа «писано хорошим слогом»; «писано дурным слогом») перестало восприниматься вне конкретных отношений между пишущим и всеми остальными (персонажами, читателями).

Слог — способ словесного выражения, обладающий известной стилевой целостностью. Он обусловлен тем, как пишущий понимает и отражает свою связь с другими людьми. Эта связь способна оказать решительное влияние на качества повествования,- настаивал Достоевский. Для этого он изобразил разные способы письменного общения между людьми.

Один из способов — «ратазяевский» — представлен как неблаготворно влияющий на человеческую коммуникацию (в число писаний Ратазяева входят пародии на исторический роман 1830-х годов, на великосветскую повесть, на статьи Белинского об Александре Сегреевиче Пушкине и гумористические наброски миргородской жизни). Другой способ — сочувственная переписка между образованной бедной дворяночкой Варенькой Доброселовой и незаметным петербургским чиновником Макаром Алексеевичем Девушкииным — показан как оптимизирующий чувства и взаимоотношения людей.

Об особенностях дискурса, предопределенных тенденцией к моно- или полифонизму, исследователи словесной деятельности заговорили значительно позднее, чем Федор Михайлович Достоевский [1]. М.М.Бахтин в первой половине, а во второй половине XX века — Э.Бенвенист, французские поструктуралисты и другие исследователи экстралингвистических факторов речи обосновали методы анализа, позволяющие установить, в какой мере предмет и адресат журнального слова оказываются субъектами собственного слога, либо (под воздействием сторонних идеологических манипуляций) превращаются в повод для проявлений слога авторского.

В концепт СЛОГ у Достоевского входят три значения слов, составляющих синонимическую пару слагать/складывать:

1) сочинять («слагаю стихи»),

2) формировать человека и его судьбу («телосложение», «так судьба сложилась»),

3) соединять («сложить усилия», «живу вдвойне, потому что вы тоже живете весьма близко от меня»,- пишет Девушкин).

Все три смысла важны в концепции отношений между Варенькой и Макаром Алексеевичем.

После прогулки на острова Макар Девушкин сообщает: «Я-то думал, маточка, что вы мне все вчерашнее настоящими стихами опишете, а у вас и всего-то вышел один простой листик. Я к тому говорю, что вы хотя и мало мне на листике вашем написали, но зато необыкновенно хорошо и сладко описали и природу, и разные картины сельские, и все остальное про чувства — одним словом, все это вы очень хорошо описали. А вот у меня так нет таланту. Хоть десять страниц намарай, так ничего не выходит, ничего не опишешь. Я уж пробовал. Пишете вы мне, родная моя, что я человек добрый, не злолюбивый, ко вреду ближнего не способный и благость Господню, в природе являемую, разумеющий, и разные, наконец, похвалы воздаете мне. Все это правда, все это совершенная правда; я и действительно таков, как вы говорите, и сам это знаю; но как прочтешь такое, как вы пишете, так поневоле умилится сердце…» [2].

В связи с ситуацией сочинительства (значение 1) показаны и сопоставлены друг с другом слог сформированный и несформированный. Удручающее состояние слога Макара Алексеевича вполне очевидно, но значение 2 (формирование как программа судьбы человека) вводит в сюжет возможность надежды на лучшее. Значение 3 (зависимость этой программы от обоих участников коммуникации) намечает роль Вареньки. Ей дано спасти, а не погубить Макара Девушкина (она Доброселова потому, что селит в нем добро).

Итак, то, что концепт СЛОГ у Достоевского сигнализирует о внутренней необходимости человека прибрать слова для своих чувств и мыслей, было очевидно уже в первом романе этого писателя. «Бедные люди» убедительно показали: литературная практика тех, кто общается с людьми на манер Ратазяева, влечет за собой деструкцию слога и порчу жизненного пространства.

Дом, где поселился Ратазяев, страдает от наплыва вечных неустройств. Но избавление от катастрофически разверзшихся хлябей приносит возможность общения, формирующего хороший слог. Такая возможность появилась у маленького старого чиновника в переписке с Варенькой Доброселовой. Из рук этой доброй девушки Макар Алексеевич получил самую ценную для него книгу — «Повести Белкина».

Включенные в роман, суждения Макара Девушкина о литературе продемонстрировали тонкое мастерство Достоевского-полемиста. Он, как когда-то Пушкин в памфлетах Феофилакта Косичкина, имитировал мнение скромного необразованного читателя. И достиг великолепного комического эффекта: подвергнув насмешке низкопробные журнальные штампы, осветил переписку смиренных обитателей петербургских углов атмосферой теплого животворного юмора.

Достоевский полагал, что журналистика должна способствовать формированию хорошего слога и стимулировать процесс индивидуальной душевной работы читателей. Смысловая емкость мира становится богаче для читателя только тогда, когда в соприкосновении с адресованными ему текстами он остается вольным в принятии выводов и оценок. Важно и еще одно условие: вселенная, многократно увеличив просматриваемый разумом объем, не должна терять своей подчиненности мерам человеческого и человечного.

Макар Девушкин радостно сообщал Вареньке Доброселовой о своем нечаянном открытии: «…Случается же так, что живешь, а не знаешь, что под боком там у тебя книжка есть, где вся-то жизнь твоя как по пальцам разложена. Да и что самому прежде невдогад было, так вот здесь, как начнешь читать в такой книжке, так сам все помаленьку и припомнишь, и разыщешь, и разгадаешь… а это читаешь,- словно сам написал, точно это, примерно говоря, мое собственное сердце, какое уж оно там ни есть, взял его, людям выворотил изнанкой, да и писал все подробно — вот так!» (Т.1. С.59).

Это откровение перифразировало мысль, высказанную Белинским в 1844-м году в одной из статей цикла «Сочинения Александра Пушкина»: «Но каким образом уловить тайну личности поэта в его творениях? Что должно делать для этого при изучении его произведений?

Изучать поэта, значит не только ознакомиться, через усиленное и повторяемое чтение, с его произведениями, но и перечувствовать, пережить их …всякий великий поэт никогда и ничего не выдумывает, но облекает в живые формы общечеловеческое, и потому, в созданиях поэта, люди, восхищающиеся ими, всегда находят что-то давно знакомое им, что-то свое собственное, что они сами чувствовали или только смутно и неопределенно предощущали или о чем мыслили, но чему не могли дать ясного образа, чему не могли найти слова, и что, следовательно, поэт умел только выразить. Чем выше поэт, то есть чем общечеловечественнее содержание его поэзии, тем проще его создания, так что читатель удивляется, как ему самому не вошло в голову создать что-нибудь подобное: ведь это так просто и легко!» [3].

Однако смысл всего, происшедшего с Девушкиным на страницах романа Достоевского, заключался в том, чтобы оспорить намерение критика встать между Пушкиным и большинством простых читателей журналов. Работая над «Бедными людьми» (роман закончен в 1845-м году), Достоевский напряженно думал о том, что текущая словесность не должна препятствовать внутреннему становлению людей. Тайна личности, отразившаяся в творениях поэта, принадлежит каждому в отдельности. Личное знакомство с текстами Пушкина способно даже такого задавленного обстоятельствами бедного чиновника уверенно сказать о себе: «Сердцем и мыслями я человек».

Форма повествования — роман в письмах — была выходом к внелитературной драматизации действия. В повествовании (письменном общении двух героев) драматическое, эпическое, лирическое не были категориями чисто литературного рода, а совпадали со вполне реальными способами жизненной самооценки людей. Было заметно, что словесность Достоевский понимает как некое драматическое единство, создавать которое следует не впадая в монологическую декламацию, а глубоко вникая в субъективность всех живых голосов и будучи тактичным в каждом стороннем высказывании о человеке.

Федор Михайлович ощущал, что пространство «журнальной сцены» — это жизнь, и старался напомнить журналистам, что они создают не плоское зеркало. Все отражаемое в журналистике выходит из внутреннего пространства человеческих душ и устремляется обратно.

Примечания:
1. М.М.Бахтин, в середине 1920-х годов впервые поставивший вопрос о новаторстве взглядов писателя (см. статью: Волошинов В. Слово в жизни и слово в поэзии, «Звезда, 1926, N 6 и книгу Бахтин М.М.»Проблемы творчества Достоевского», 1929), подробно разработал философские и эстетические аспекты проблематики полифонизма в словесной деятельности (см. его книгу «Эстетика словесного творчества», М., 1979).
2. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30-ти т. Л.,1972. Т.1. С.79.В дальнейшем тексты Достоевского цитируются по этому изданию.
3. Белинский В.Г. Собр. соч. в 3-х т. М.,1948. Т.3. С.376.

_____________________________

© Елена Третьякова