В середине девяностых Анатолий Шамгин задумал привести в порядок источник, из которого ещё мама его, Евстолия Николаевна, возила воду на колхозную ферму на Рыжухе. Теперь это знаменитый не только в Сямженском районе Трубаковский источник в сотне метров от деревни — сюда не только за водой люди ходят и ездят. И не только из райцентра и окрестных деревень, кстати говоря…
Не все знают, кто это место сделал таким притягательным и уютным. Сделал и сделал! Но и то правда, что не все за собой мусор убирают после «культурного отдыха», увы…
Поэтические метафоры — штука сложная, не для средне-технического ума. Есть у Геннадия Шпаликова (прославившегося «всесоюзно» сценарием фильма «Я шагаю по Москве» и другими прекрасными сценариями и стихотворениями) строчки про «…никогда не возвращайся в прежние места!», которые я не могу понять и принять едва ли не с самого первого прочтения. Звучит красиво, кажется, но уж как-то страшно всё время «вперёд и без оглядки», так ведь можно далеко забрести. И уж тем более, следовать этому совету не могу. И часто возвращаюсь, разумеется. При этом попутчиков встретить, право слово, бывает очень трудно. Но вот совсем недавно дал Бог встретиться и поговорить без спешки с таким человеком. Для него возвращение в «прежние места» не подвиг, не безвыходное положение и не наказание. Юношей, начинающим жить, выпорхнул из Трубаково в большую жизнь Толя Шамгин. Закончил вологодскую «кузницу кадров» – Молочную академию, в армии год отслужил. Был принят на службу в милицию — уголовный розыск, служба участковых. Получил ещё и высшее юридическое образование. Несуетливым и задумчивым Анатолием Алексеевичем вернулся в родное Трубаково. И Родине послужил, и во власть сходил. Теперь служит «прежним местам»…
…Поначалу ездил в свою деревню каждые выходные. Как только время позволило, стал оставаться на несколько дней. Так и не заметил, как перебрался в Трубаково, кажется. В Вологду не тянет. Мало того, только самые неотложные дела могут туда позвать. Такие, которые сын Тимофей не сможет переделать. А Тимофей ездит туда-сюда. Молодой ещё. Правда, это лето безвылазно провёл в Трубаково…
За разговорами вспомнили, кто как приобщился к фотографии. Оказалось, что в то время, когда отснятые «Сменой 8» и самолично проявленные несколько плёнок не давали покоя, в Трубаково электричества не было. А потому заводские увеличители для фотографических целей не годились. Отец помог сконструировать и изготовить из рубероида собственную камеру-обскуру, «работавшую» увеличителем с использованием по прямому назначению световой энергии восходящего солнца. Анатолий показывает окно, в которое светило заглядывало по утрам. Настоящая светопись (так долгое время называли фотографию) родилась в первой половине XIX века во Франции. Первые светописцы тоже использовали камеру-обскуру для создания отпечатков. Толя Шамгин, сямженский школьник, во второй половине века двадцатого, может быть, был одним из последних светописцев в стране. Про нынешнюю «цифрографию» нам говорить не захотелось по вполне понятным причинам: устройств, пригодных для съёмки, теперь у каждого, как у дурака фантиков, а снимать вдумчиво продолжают единицы — остальным некогда вдумываться, что ли…
На многие мои вопросы о дне сегодняшнем, Анатолий отвечает, не давая ответа, а находит подходящий пример из жизни. Из жизни своей, разумеется, и своих земляков из Трубаково.
— Тебе не кажется, что дилетанты вытесняют настоящих мастеров-профессионалов из многих сфер деятельности?
Анатолий разводит руками, плечами пожимает. Смотрит на меня испытующе, кажется, не шучу ли я, не разыгрываю его?
— Мы тут колодец коллективный решили соорудить на всю деревню. Старый совсем в негодность пришёл. Обмозговали с соседями, где его лучше поставить. Провели разведку самостоятельно. Потом пригласили профессионалов через рекламу. Они приехали, рассказали нам, сколько колодцев они добрым людям подарили за деньги. Приступили к работе. Я хожу около них, присматриваюсь, как они дело делают, внутри всё закипает… Вот, говорю, кольцо у вас криво пошло, как дальше-то заглублять будете? Отойди, говорят, не мешай, мы уже полторы сотни колодцев соорудили — никто не обижался. Четыре кольца загнали в землю вкривь и вкось, до воды не дошли, деньги за работу стребовали и были таковы.
— За что деньги-то?
— За работу. Договаривались платить за количество заглублённых колец. Вновь нашли по объявлению людей с «большим опытом». Заключили договор, как полагается, что будет считаться выполненной работа, если дойдут они до воды. Дошли до воды, но пользоваться колодцем было нельзя — воды не хватало на одного человека, что уж про всю деревню говорить…
— Заплатили?
— Пришлось. А колодец сами доделали по-настоящему. С соседями…
В деревне Трубаково имеется действующий водопровод. Пруд на зелёной лужайке, с карасями, между прочим. Недалеко от прудика — колодец с насосом. Чуть поодаль — небольшой люк деревянный, а под ним нехитрое гидротехническое сооружение, позволяющее подавать воду в каждый деревенский дом. А вот зарослей одолевшего всех борщевика Сосновского вокруг Трубаково не имеется совсем. Опыт избавления прост: когда растения начинают формироваться и только набирают силу, их подкапывают под корень, не забывая насыпать в ямку соли. Каждое отдельно взятое растение! В основном, каждый житель следит за своим участком. Но гектаров десять «ничьей» общей земли освобождали от лютого захватчика совместными усилиями. Несколько дней. Не по-современному, говорите? Предложите свой вариант!..
— Печка у тебя, говорю, аккуратная и необычная…
Молча встал, лишь головой кивнул, мол, не торопись, вернулся из соседней комнаты с книжкой. Кладёт на стол. На вид книжка чуть ли не новая, только обложка не из современных материалов, потому и пожелтела от времени. Называется «Печное дело», год издания — 1934-й. Потом показывает увесистую стопку свёрнутых пополам листов из тетради в клеточку:
— Книгу проштудировал — очень толковый учебник, современные и в подмётки не годятся, взялся за чертежи и расчёты. Получилось не сразу. Сперва себе сделал. Потом, было время, выполнял работы на заказ. Печи разные, плиты, камины… Друзьям, в основном, хорошим людям.
— Подрабатывал?
— Я денег не брал — мне это было интересно. Но помощникам своим просил работу оплатить…
— А стихи продолжаешь писать?
— Зимой, в основном, когда забот по хозяйству становится меньше.
Сторона родная встретит,
Молчалива и строга…
Перед нею я в ответе
За пропавшие луга,
Родники, дома, деревни…
За пропащих стариков…
За разрыв мой с родом древним…
Рвётся, рвётся связь веков!
И душа уже не может
Унимать, как прежде, дрожь.
Виноват и я ведь тоже.
Пусть немного. Ну и что ж…
Виноват! Поймите, люди.
…Ком земли родной в горсти:
Сторона родная судит…
Ты прости меня. Прости.
Этим пронзительным стихотворением Анатолия Шамгина можно было бы поставить точку. Но жизнь-то продолжается, слава Богу!
— А ты не был на прудах новых, которые мы сооружать начали? Пойдём!.. Правда, там работы на много лет вперёд, но что-то уже прорисовывается…
На новые пруды сходили, ещё один источник, что в сотне метров от прудов, показал мне Анатолий Алексеевич — Грэй тоже увязался за нами в лес…
___________________________________________
© Колосов Алексей Алексеевич – текст и фотографии