РОДНИК
Стоят вокруг громады корпусов,
горит на солнце туф болнисский…
О, Времени крутое колесо,
потока дней взметающее брызги!
Его движеньем я занесена
еще раз в мир тбилисских будней.
Куры многоголосая волна
омыла снова путь мой трудный.
Я с нежностью смотрю на Мтацминда,
где веет юностью по склонам.
Щемит душа, что больше никогда
не буду я красивой и влюбленной,
что крик и трепет яркого панно
и облик новой Мельпомены
осмыслить и впитать не суждено,
увязшей в прошлом по колена!
И вдруг из-под бетонного литья,
и вдруг из-под цементной тверди
фонтанчик питьевой, струёй крутя,
в лицо мое плеснул, как было прежде.
Я пригубляюсь к влаге голубой.
Зачем врачи и эта блажь – молитвы,
когда я пью напиток не простой –
настой земли моей непозабытой!
И мне открылись тайны юных лиц
и площадей сокрытые приметы.
Платаны старые роняют листья ниц,
но тянут мне молоденькие ветви.
И я смеюсь. Меж гранями двумя,
меж памятью и молодостью вечной
течет, течет мой родничок, гремя
о непонятном счастье человечьем.
Бетона, труб ему не страшен плен.
Он вновь ласкает жаждущие губы.
И вновь певуч и весел, как Силен.
бьет по щекам, как будто бьет он в бубен!
И с этой музыкой мне не страшны года.
Я с этой музыкой дойду до окоема,
где ждет меня закатная звезда.
Я улечу на ней, светла и невесома…
БЛАГОДАРЕНИЕ
Я, девочка с кудрями золотыми,
Была похожа на живой подсолнух,
Который весь сиял, наполненный мечтами,
Наполненный надеждами простыми,
Что час настанет, семечки созреют
И упадут в родное лоно,
И кто-то эти всходы соберет.
И вдруг я сразу стала взрослой.
Исчезли золотом играющие листья.
Во мне подсолнух умер. Солнце
Его не грело: началась война.
Как черный стебель бывшего цветка,
Живая тень упала на дорогу.
То я была. Искала я спасенья
Небесного сияния и веры
В то, что, быть может,
Солнце не потухнет,
Хотя исчезли дом родной и школа,
И я была средь хаоса одна.
Я знала, знала: есть страна такая,
Где я смогу из пепла возродиться.
Там витязь в шкуре барса
Любовью жил и другу доверялся.
Я эту быль когда-то прочитала.
Я эту землю выбрала вслепую.
Ну, если не вслепую, то чутьём.
Нет, я не горы эти выбирала,
Могучие, как будто бы надежда,
Нет, я не реки эти выбирала
Ревучие, гремучие, как битва –
Как будто битва доброты со злом.
Мне не нужны горячие лепёшки,
А голод был всегда посланцем смерти.
И виноградников туманы голубые
Туманом мне не застилали взора.
За побратимством я пришла среди раздора,
среди сиротства с нежностью своей!
Теперь не знаю, что было сильнее:
Тепло небес страны с названьем “Картли”,
Сердец ли девочек грузинских,
которые сказали мне “родная!”
и у подножия Святой горы – Мтацминды
из хаоса вдруг вырвали меня.
И я тогда не понимала,
что это отголоски Руставели,
его пророчество, услышанное в детстве,
что вечен мир, пока не пошатнулись
его столпы – две страсти человечьи –
Любовь и Дружба, Дружба и Любовь.
Тебе спасибо, Картли, за науку.
Спасибо за хлеб-соль и за светила.
За то, что я жила,
за то, что я любила,
за то, что не застыла в жилах кровь
от страха, от потерь и от разлуки.
Я на коленях пред тобой стою.
Стою, когда блуждаю в отдаленье,
когда роняю сбивчивые строки.
Ты, породненная со мною в час жестокий,
Благодарение прими, не прекословь.