Это было путешествие с предвкушением счастья, ехал я на малую свою родину, ехал через город своей молодости – бывший Куйбышев, ныне Самару. Я вёз  на родственный и пристрастный суд земляков, в абсолютном большинстве  горячих поклонников моего творчества, свою новую книгу. И мой рассказ об этих замечательных и трогательных в своей искренности встречах впереди. А сейчас – путевые заметки, вдогонку за уходящим мигом. За вагонным окном проносились – проплывали просторы Ростовской, Волгоградской, Саратовской, Самарской областей. Родные, близкие сердцу и чувству, пейзажи настраивали душу на ностальгический лад.

   Начну же  рассказ с того, чего я не увидел из вагонного окна. Я не увидел никаких – ни  больших, ни небольших   стад  — коровок, лошадок, овечек, коз. Мимо глаз проносились мрачные,  ободранные до скелетов, остовы животноводческих ферм и комплексов. На всём пути, без исключений.

   Поля. Они были абсолютно одинаковы на всём протяжении пути. Редко — редко  — скошенное  зерновое поле, а всё остальное немереное пространство от дороги до самого горизонта занято подсолнухом вперемежку с не засеянным клином. Может, это севооборот,  может, отдохнуть дают земле? Не знаю, полевод из меня никакой.

   Там, где к дороге выходит индустриальный пейзаж – пакгаузы, подстанции, полустанки, склады, будочки, там картина мрачная. Капитальные постройки стоят со времён Витте, другие, которые попроще, с тридцатых индустрийных годов прошлого века – с циклопической кладкой, выбитыми окнами, отвалившейся штукатуркой. Всё это до самого верха заросло буйным, кудлатым кустарником…

   По пути пересекли мы десятка два речушек, речек и рек. Покрылись они, речки нашего детства, толстым слоем ряски, кажется, кирпич брось – и он это стёганое рясочное одеяло не пробьёт и на дно не уйдёт. Прожилками зелени прошита и любимая моя Волга, во всяком случае в двух местах  точно —  в Балакове и в самой Самаре.

   Картина брошенности – заброшенности, только в ещё более мрачных тонах и видах, повторилась на северо-восточной окраине города, некогда гордого Кировского района. Теперь на задворках когда–то легендарных заводов «Прогресс» и нашего авиационного всё живое и неживое заросло непроходимыми дурными травами и кустарником. О дорогах вдоль улиц говорить не приходится. Даже и бетонку положи, а и её травы эти вывернут и в сторону отодвинут. Может, понимая это, власти и не думают дороги уличные мостить – сделаешь себе на голову, не наберёшься  потом ни терпения, ни, главное, средств ремонтировать  их, подправлять, подсыпать, укреплять. А так – нет и нет, а на нет и суда нет.

   Вообще говоря, сколько я помню Куйбышев – Самару, столько в нём что-то делалось, всегда что-то рыли и копали, мастерили и строили. Город своей привычке не изменил. На месте старых заводов, что были в городской черте, сейчас вырыты гигантские котлованы, наворочены горы тяжёлого грунта. Подо что? – никто вразумительно не говорит – то ли под торгово-развлекательные, то ли, наоборот, развлекательно – торговые комплексы и центры.

    В последние годы выстроена в городе  красивейшая мечеть, говорят, крупнейшая в Европе,  — не знаю, смирится ли с этой оценкой Кадыров,  но с чем ему придётся смириться, так это с адресом мечети. Расположилась она на улице имени болгарского города-побратима Стара Загора. Впрочем, ничего особенного. Стоит же недавно возведённая православная церковь на улице имени Дзержинского и чекисты со свечечкой в руке как миленькие службы отстаивают. Уживаются как то… И эти, бог даст, уживутся.

   В этой поездке я приказал себе – никаких фотоаппаратов, кинокамер, интернетов, телефонов, телевизоров. Но когда прослышал про дальневосточные неслыханные  бедствия, к телевизору подсел, пробежался по кнопкам. На первой, как всегда убийственно, зубоскалили артисты театра Петросяна; на другой – разудалая и малость придурковатая семейка спорила, кому нести в этот раз дорожный чемодан; на третьей  резвились ребята из «Комеди-клаб»; на четвертой ещё более самозабвенно трудились — веселились «Уральские пельмени»… А что, пой и пляши, страна, расслабься и получи удовольствие…

   Почти случайно выловил «Евроновости»…

   — Эт чё ж ты такое глядишь то?

   — Евроновости

   — А, брехню иху всякую про нас.

   — Да они вроде про нас  ни слова, ни пол-слова, они всё больше про себя, про дела свои…

   — Тоже брехня. Что Америка кажет, то и покажут…

   Вскоре уже в другой компании антиамериканская тема разбушевалась не на шутку и вышла из берегов. Ещё бы не выйти, если они, эти проклятые американцы, хотят нас покорить, богатства наши захапать…

   — Вот одного не пойму, чего это власти то наши с ними церемокаются?! Хотя наш-то на днях так поддел, так умыл американцев то этих. У меня прям на душе полегчало. А то раздухарились…

   Слушал я своих собеседников, во всех отношениях далеко не последних людей, и думал, что наши власти, отгороженные непроницаемым  забором от народа, вполне возможно, что и не знают, не подозревают об этих, приятнейших для них, умонастроениях. И нечего им – властям – бояться ни выборов  каких бы то ни было, ни соперничества с кем бы то ни было…

   — А за кого другого то голосовать? Я о других ничего не знаю и знать не хочу. И откуда они взялись, брехуны эти всякие? Сталина на них нету, тот им рога  быстро бы скрутил. А этот тянет чего то, может, выждать хочет, чтобы потом одним махом шарашку всю  эту угомонить…

   — А как же, без порядка никак не получится…

   Эти горячечные разговоры сопровождали меня постоянно. Они сейчас сильно возбудились – старые, правильные, идейно выдержанные бывшие парторги и завучи. На мир они смотрят ясными и чистыми глазами. А чего бы и не глядеть: совесть чиста — себе ни хором, ни капиталов не нажили, детей в люди вывели, внуков подняли, народу своему всем, чем могли, помогли…

   — Ну, а про Гулаг-то, — спрашиваю,- что-нибудь слыхали?

   — Да брехня всё это! У нас, например, никого не сажали. Был, правда, один пустобрёх, его так и звали – «мели, Емеля, твоя неделя». Все – за, он один – против. Все —  за заём, он – не дам. Потом его, правда, куда-то забрали, больше его у нас не видели, ни слуху о нём, ни духу.

   — И правильно сделали, вновь закипая и ожесточаясь голосом, кричит собеседник, – а то им волю дай, они всю  страну под откос пустят! И с сожалением: одного только и взяли-то. А надо бы побольше, глядишь, и сейчас порядка побольше было бы. А так, что ж? Хочу работаю, хочу ворую, хочу пью, хочу бью. Что хочу, то и ворочу.

   На редкость, скажу я вам, живучие стереотипы и умирать, судя по всему, они не собираются – ни сегодня, ни завтра, ни даже послезавтра. Ты ещё в гробу сто раз перевернёшься, когда они, стереотипы эти, победительно спляшут и отпоют на твоей могиле.

   Вернусь, однако, к родным местам. Находятся они как раз посередине двух сонных, донельзя провинциальных, городков. В одном этим летом рвались снаряды, которых там скопилось  восемнадцать миллионов единиц, и я проезжал это проклятое место, теперь с двух сторон обнесённое колючей проволокой; в другом  — чеченский подросток взял да и зарезал десантника,  местного русского татарина.

   Осторожно спрашиваю: какая обстановка в городе сейчас?

   Слышу взвешенный ответ: пока тихо, но, знаешь, одной искры хватит, чтобы всё взлетело там  к чёртовой матери. Одной искры.

   Судя по всему, общество разделилось само в себе  чётко и вполне сознательно. Одни готовы до конца защищать  светлое и счастливое прошлое, в котором и они были рысаками. Они и сейчас в каком-то смысле рысаки, во всяком случае, смотрятся красиво и уверенно и за рулём далеко не дешёвых иномарок, и  во всём  остальном, что на них и что под ними — иномарочном. Вот как-то уживается в них святое идейное прошлое и вполне буржуазное нынешнее существование. Вторые – их ничтожное меньшинство – эти, по определению первых, «дерьмократы». Говорю осторожно, что такого похабного  для демократии определения, кроме как у нас, и не существует, наверное, нигде более. И слышу в ответ победительный, прямо таки горловой, клёкот: мы весь мир в кулаке держали, а сейчас всякая шавка гавкает и ноги о нас вытирает…

   Возразить нечем, да и не надо, известно же – против лома нет приёма…

   Наконец, оставив мятущийся в самом себе город, отправился я дальше, в паломническую свою поездку в родную деревеньку.

   Она, вопреки моим   ожиданиям и страхам, не умерла. Она пытается жить. Наверное, за счёт вновь прибывших, выживет. Главный фермер —  человек приезжий,  трудолюбивый и, надо думать, не боящийся никакого труда, дом тестя в нашем порядке подвёл под красивую, фасонистую, крепкую и практичную черепицу, дом обнёс весёлым забором. И дом сразу заиграл, ожил, прямо как человек, подбоченился. И вокруг дома заросли убрались, газончик, ковром спорыша накрытый, выглядит ничуть не хуже английского. Рядом выстроен новый кирпичный дом на двух хозяев, по  старому говоря, колхозный. В нём тоже поселились приезжие, молоком с их подворья я уже угощался в самом районном селе. Значит,  дорогу нашли, укрепляются  основательно.

   Дальше зрелище не столь радостное. Два дома, из оставшихся в живых семнадцати, уже погибли – стоят без окон, без дверей. Но на домах, в которых ещё теплится, а в других и силу набирает, жизнь, да уж не на каждом ли втором, обнаружил я тарелки спутниковой связи, а на одном – глазам не поверил – коробку кондиционера. У дома с красивой черепицей заметил  самую подлинную «тойоту».

   Ближний к деревне лесок нашего детства знаменитый Авилкин стал местом паломничества под названием «Вавилов Дол». И правда,  нешуточное место оказалось – реликтовая осина, святой источник, купальня-крестильня, часовня, крестные ходы, бывает, за двести – триста вёрст. Признаюсь  исповедально, что и у меня в этом чистом месте душа как то успокоилась, примирилась сама с собой. Во всяком случае, в столицу района я  прибыл в хорошем расположении духа. Порадовал облик села. Я то помню центральную площадь с общественной уборной посередине. Сейчас же ни центр, ни улицы ни в чём не уступят южным нашим селам и станицам: асфальт, аккуратные палисадники у домов, весёлой раскраски и фасона заборчики, много цветочных клумб, много цветов. Но что ещё важнее – в дома заведены газ, вода, имеются и другие блага, не заметить которые горожанину невозможно.      В районе достаточно уверенно и вдохновенно бьёт родник (и не один) народного творчества. На встречу со мной,  а я напомню, что  презентовал землякам свою только что вышедшую книгу, люди принесли свои стихи, изданные книжечки, песни,  музыкальные диски, архивные изыскания, газетные публикации, а также меды, лечебные травы. И всё это радостно, щедро, всё искренне и простодушно, горделиво, мол, знай  наших. Видно, что люди любят свою землю, стремятся служить ей  и прославлять её в меру сил своих и способностей. Не побоюсь повториться: — горделиво и страстно, немного простодушно и наивно, но предельно искренне и  чисто.

   На моих встречах была и молодёжь. Порадовала она меня несказанно. Все талантливые, целеустремлённые, воспитанные, уважительные и внимательные. И всё это без притворства и фальши. Хотя, конечно, живут ещё и своей, отдельной ото всех, жизнью. Мобилы, айфоны, айпады, планшетники – все с наворотами – из рук не выпускают, всё время что то читают, прочитывают и подглядывают, кого то спрашивают, кому то отвечают. А их гражданской, творческой активности только позавидовать можно: — тот участник и победитель олимпиады, та – лауреат творческого конкурса, тот выиграл губернаторский грант, та – бери выше – получила международный диплом…

   Вот я и думаю, может, не кончились мы пока как  единый и цельный, не расколотый, народ, как страна?     Может, сонная наша держава переживет этот срок, этот век безвременья и беспамятства?

   Может, наследники наши сумеют построить страну для людей, для себя. Для будущности и света?

   Ах, как хочется в это поверить, как хочется надеяться.

________________________

© Ерохин Николай Ефимович