Пролог. В 1969-м году Одесская киностудия решила откликнуться на очередную – 52-ю по счету – годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. И на экраны страны, в начале 1970-го, вышел фильм «Опасные гастроли». В основу сценария легли события, происходившие в Одессе  в 1910 году. Некий якобы французский лесопромышленник, виконт де Кордель, с дозволения губернатора и “отцов” города организует театр-кабаре. В нём выступают эстрадные артисты: куплетист Бенгальский, очаровательная танцовщица, цыганский дуэт и, конечно же, кордебалет. На самом же деле это шикарное заведение создано большевиками для выполнения ответственного задания – доставки в Россию через Одесский порт нелегальной литературы. В  результате получился фильм-концерт, в котором между песнями и танцами в исполнении известных артистов Владимира Шубарина, Рады и Николая Волшаниновых и других, за кулисами время от времени сновали подпольщики, передавая друг другу листовки и обсуждая методы конспирации. Фильм был встречен официальными цензорами крайне враждебно: святое дело революции в головах номенклатурных партийных работников не совмещалось с канканом и эстрадными куплетами. На сомнительные «одесские вольности» не замедлила откликнуться «Вечерняя Москва» – статьей «Осторожно, опасные гастроли!», трактуя фильм режиссера Г. Юнгвальда-Хилькевича как недопустимый пасквиль на исторический факт. После такой «рекламы» в небольшом зальчике детского кинотеатра «Вымпел», расположенного на окраине Москвы на улице Коминтерна, демонстрацию «Опасных гастролей» продлили еще на три недели. Картина стала лидером кассовых сборов. Зрительский успех этого сюжетно незамысловатого фильма во многом был обусловлен тем, что роль главного подпольщика и организатора театра-кабаре (Бенгальского) играл Владимир Высоцкий. Сочинивший для фильма четыре песни, три из которых сам же исполнял на сцене как артист. Две из них были придуманы в форме экспрессивно-зажигательных куплетов, включая остроумную развлекательную песенку, нацеленную на кошельки одесских толстосумов [1]:

Нет прохода здесь, клянусь вам,

От любителей искусства,

И об этом много раз писали в прессе.

Если в Англии и в Штатах

Недостаток в меценатах – 

Пусть приедут, позаимствуют в Одессе.

Дамы, господа! Я восхищен и смят.

Мадам, месьё! Я счастлив, что таиться!

Леди, джентльмены! Я готов стократ

Умереть и снова здесь родиться.

 Все в Одессе – море, песни,

Порт, бульвар и много лестниц,

Крабы, устрицы, акации, мезон шанте, –

Да, наш город процветает,

Но в Одессе не хватает

Самой малости – театра-варьете! 

 

Немного теории. Вторая половина XX-го века вызвала к жизни уникальное явление отечественной культуры под названием АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ, которое теперь по праву считается нашим национальным достоянием.

Суть этого вида художественного творчества, году в 1983-м, когда песня еще именовалась «самодеятельной», довольно емко и лаконично обозначил журналист Никита Вайнонен: «Говоря словами кибернетиков, самодеятельная песня представляет собой открытую систему, способную воспринять и претворить по-своему едва ли не все предшествующие и современные богатства поэтической и песенной культуры… Не нужно только думать, что речь идет о всеядности, о подражании без разбора. Как хорошо сказал один самодеятельный автор, главное для него – всему учиться, ничему не подражая. То есть, быть самим собой» [2].

Минули десятилетия, и сегодня уже без всяких скидок можно констатировать, что авторская  песня являет собой особый вид искусства, объединяющий в одном лице: поэта, певца и музыканта в исконном значении этих слов либо певца и музыканта с развитым поэтическим слухом. Но значимость АВТОРСКОЙ ПЕСНИ как особого искусства, как это ни парадоксально – не в том, что это поэзия, не в том, что это музыка, и не в актерско-исполнительском мастерстве. А в неразрывном соединении образного русского СЛОВА с природным певческим человеческим голосом, бесконечно разнообразным и индивидуально неповторимым, как отпечатки пальцев.

Пояснение сказанного дается автором настоящей статьи в его работах [3], где предприняты усилия для системного описания «авторской песни» как явления отечественной культуры во взаимосвязанных категориях «культура-искусство». Сделано это на основе анализа и систематизации многочисленных суждений и высказываний об авторской песне концептуального характера с претензией  в той или иной степени на объективность, опубликованных либо зафиксированных на магнитных лентах. 

Приведем из этих работ в виде тезисов основные характеризующие признаки явления авторской песни. 

АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ принадлежит к третьему – «вольному» слою художественной культуры, как наиболее независимому от профессиональных, социальных, идеологических, экономических и даже художественных  канонов и условностей в обществе. «Смысл и значение вольной культуры – нравственное, духовное самосохранение, противостояние разлагающему и стандартизирующему давлению масскультуры и пресс-идеологии. Это и на личностном уровне – спасение независимой индивидуальности каждой человеческой души, и на уровне общества – сохранение здорового нравственного потенциала народа» [4]. 

АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ – жанр синкретического искусства, ведущего начало от исторического периода человеческой цивилизации до разделения труда в искусстве и востребованного в наше время. У этого вида искусства своя особая значимость и своя природа творчества. Это искусство способно слитно, нерасчленимо (то есть, синкретично) опираться на несколько носителей образности из разных видов искусств, а потому по принадлежности не может быть классифицировано к одному из искусств, в него включенных. Ни одна из компонент авторской песни (словесная, музыкальная, исполнительская) при ее создании и последующем исполнении не претендует на самодостаточность. Единица измерения – песня в целом. 

Но авторская песня – это песня особая. В ней расширительное толкование (глубинный смысл) слова «песня» означает общение посредством пения. Такую форму художественного творчества как один из «языков культуры» можно обозначить словосочетанием «поющаяся словесность», полагая, что «словесность» как «творчество, выражающееся в устном и письменном слове» [5, с. 672] может быть выражена также и в слове поющемся. 

Соответственно, главные критерии качества произведений АВТОРСКОЙ ПЕСНИ есть: степень доверия к создателю авторской песни, возникающая при ее восприятии (1), и степень достижения целостности (синкретики) восприятия авторской песни (2).

Обратим внимание, что первый признак относится к философской категории «этика», а второй к категории «эстетика». Вместе же взятые, оба признака образуют неделимое единство этических и эстетических принципов АВТОРСКОЙ ПЕСНИ, являющих сущностную основу этого вида искусства.

 

Ближе к теме. Вышеизложенное как бы настраивает на дальнейший серьезный разговор, отнюдь не располагающий к развлекательности. Тем более, Булат Окуджава в предисловии к сборнику авторских песен «Наполним музыкой сердца» подчеркивает: «Поэзия под аккомпанемент стала противовесом развлекательной эстрадной песне, бездуховному искусству, имитации чувств. Она писалась думающими людьми для думающих людей» [6].

Такой подход к авторской песне, казалось бы, полностью исключает появление в этом виде искусства произведений чисто развлекательного характера, «доставляющих только развлечение, без глубокого содержания». Но возможно все не так просто. Возможно, и в авторской песне согласно [5, с. 592]о известной максиме не бывает правил без исключений, особенно, если они – исключения – лишь подтверждают правило. Постараемся это «возможно» проиллюстрировать конкретными примерами.

Стартовым примером беспричинного, беззаботного веселья может служить песня известного барда Юлия Кима «Ой, как хорошо» [7]:

Ой, как хорошо хоть песню пой!

Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля!

Ах, до чего ж я весел, до чего мил,

До чего ж я мил и до чего весел!

А причины нету никакой…

Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля!

Говорят, что мир без песен пресен.

Не грусти, друг мой милый,

Спой со мной, лучше спой.

Не грусти, что ты, что ты,

Позабудь про заботы,

Спой и все пройдет, ты только спой!

 

Известный филолог Ю.А. Андреев в свое время заметил, что ценность этих песен в том, что их авторы стремятся отобразить мир человеческих страстей и дел реальным, таким, каков он есть на самом деле и что «человек может проявить себя в песне мужественным, нежным, задумчивым, веселым, грустным, гневным и т.д., но никогда не должен – фальшивым» [8].

Добавим к сказанному: может – и беззаботным, и лукавым, и желающим передохнуть от бытовых и рабочих проблем, глубоких размышлений и умственных перегрузок, опять же, зависимо от настроения, усталости и душевного состояния.

И сочинить, например, песню в ритме блюза с наполнением ее содержания всего пятью строками, но многократно повторяющимися по законам блюзовой стилистики. Именно такую, как песня Андрея Козловского «Очки – тапочки» [9]. 

Ты села на мои очки.

…………………

Я плохо вижу тапочки.

…………………………

Но я надену тапочки.

…………………………

Пойду куплю себе очки.

…………………………

Чтоб лучше видеть тапочки.

Как видим, здесь просматривается шаржированный намек на «бытовую философию», проявляющуюся в домашне-привычных причинно-следственных ситуациях. Вспомним «Диалог у телевизора» В. Высоцкого «Ой, Вань, смотри какие клоуны…». Только там разворачивается сюжетная линия, а у Козловского философия быта сведена к пустопорожнему монологу, иллюстрирующему человеческие отношения, доведенные до крайней примитивности. 

Андрей Вознесенский в книге «Тень звука», предваряя «изопы» как опыты изобразительной поэзии, пишет: «Предвижу упреки в несерьезности, забавах, играх со словом. Не думаю, что поэзия обязательно «должна быть глуповатой», но почему не быть ей иногда легкомысленной» [10].

 

 Сказанное поэтом с полным основанием можно отнести и к авторской песне, скажем, к раннему творчеству Александра Дулова (песня «Ой-ё-ёй!»[11]), где он в отличие от многих других своих песен, созданных на стихи заимствованные, выступает «полным автором».

Ой-ё-ёй, я несчастная девчоночка, 

Ой-ё-ёй, замуж вышла без любви, 

Ой-ё-ёй, завела себе миленочка, 

Ой-ё-ёй, муженек, ты не гневись. 

Ах, зачем же его полюбила я? 

Зачем стала целовать? 

Хошь режь меня, 

Хошь ешь меня, 

Уйду к нему опять! 

 

А вот как иронично воспел муки ревности геофизик Владимир Туриянский в песне «Геофизическое танго» [12], сочиненной летом 1982 г. в Усть-Орде – Улан-Удэ:

Во дни разлук и горестных сомнений, 

Как нам писал из Франции Тургенев,

Не надо слез и горьких сожалений…

Она уехала с другим купаться в Крым.

Я в это время по тайге, как аллигатор,

Несу громадный щелочной аккумулятор,

В груди молотит, словно перфоратор,

Но я молчу и напеваю про себя:

Белый прибой и купол неба голубой-голубой,

Кто-то другой ей наливает «Цинандали».

Твердой рукой он бутерброд ей мажет черной икрой

И нежно поет ей это дивное  танго.

 

Для создания авторских песен развлекательного характера поводов случается предостаточно. Они – эти поводы – разнообразны как сама жизнь. И, выступая на концертах, истоки появления таких песен, оживляя аудиторию, обычно поясняют сами авторы. 

«История песни такова, – делится со зрителями Александр Городницкий, – Несколько лет назад в моем родном городе Ленинграде должны были снимать фильм о Петре  Первом, связанный с тем, что тогда ожидалось всенародное празднование: 300-летие со дня рождения Петра Великого – великого преобразователя нашей страны. Но потом в верхах как-то выяснили, что он не только великий преобразователь, но еще и царь. <…> меня вызвал режиссер (мне были заказаны песни к фильму) и сказал: “Значит так. Идея фильма такая. Устье Невы, начало XVIII века, первые титры идут на фоне мачт. За кадром стук топора. Народ строит флот. Ты должен написать мне песню строителей русского флота. То есть, как ты понимаешь, русскую народную песню начала XVIII века. Ну, это всякий дурак может написать народную песню (почему-то он так считал). Но главное в песне – это то, что я тебе скажу, потому что она должна содержать в себе совершенно определенную информацию по фильму. Вот, пожалуйста, запиши, что ты должен в этой песне отразить. Первое. Технологию строительства парусного флота, обязательно. Второе. Как ты помнишь, строили флот православные мужики, а не какие-то там бусурмане. Про это что-то должно быть мягко, но положительно. Третье, очень важное. Тяжкий гнет крепостничества должен найти отражение во всей своей неприглядности. Четвертое, самое важное. Я, говорит, тут послушал твои песни.  Они какие-то все унылые, минорные.  Мне это все не годится. Я думаю, мы с тобой не сработаемся. У тебя не выйдет. Песня должна быть лихая, озорная, хулиганская, чтобы сразу стало ясно, что ее писали настоящие живые мужики в XVIII веке, а не дохлый интеллигент в XX-ом. Но сквозь все озорство и хулиганство на полном серьезе должны просматриваться национальные самосознание и гордость народа, впервые выходящего на морские просторы. Да, чуть не забыл: ведь была война со Швецией. Пожалуйста, отрази, не забудь”. Многовато для песни информации. Я ходил… все это пытался увязать. Когда мне это, как показалось, удалось, выяснилось, что фильма не будет. И вот теперь она так и осталась как беспризорная народная песня начала XVIII века» [9].

Дабы показать, как умудрился выкрутиться Александр Городницкий, решая столь сложную творческо-идеологическую задачу, результат заказного сочинения на заданную тему – «Песню строителей петровского флота» придется привести полностью [13]. 

Мы народ артельный –

Дружим с топором, –

В роще корабельной

Сосны подберем.  

Эх! Православный, глянь-ка

С берега, народ,

Погляди, как Ванька

По морю плывет. 

Осенюсь с зарею

Знаменьем Христа,

Высмолю смолою

Крепкие борта.

Эх! Православный, глянь-ка

С берега, народ,

Погляди, как Ванька

По морю плывет. 

Девку с голой грудью

Я изображу.

Медную орудью

Туго заряжу.

Эх! Ты, мортира, грянь-ка

Над пучиной вод,

Расскажи, как Ванька

По морю плывет. 

Тешилась над нами

Барская лоза,

Били нас кнутами,

Брали в железа.

Эх! Ты, боярин, глянь-ка,

Разевая рот,

Как холоп твой Ванька

По морю плывет. 

Море – наша сила,

Море – наша жисть.

Веселись, Россия,

Швеция – держись!

Эх! Иноземный, глянь-ка

С берега, народ:

Мимо русский Ванька

По морю плывет! 

 

Другой схожий пример, назовем его «сочинение на заданную тему по собственной инициативе», оставил нам рано ушедший из жизни Сергей Стеркин (1942 – 1986), запомнившийся любителям авторской песни не только своими мелодичными песнями, но и тем, что исполнял он их на сцене не под аккомпанемент гитары, а…  аккордеона.

«У меня есть друг Роберт Вебер – вспоминал Сергей Стеркин. – Сам он немец по национальности, учился в институте иностранных языков на английском отделении, вторым языком у него был французский, но он еще знал испанский. Однажды он приходит ко мне и говорит: “Вот слушал по радио, великолепную мелодию поймал. Поет Джери Скотт. Твист. (Ну, это тогда модно было.) Твист очень приятный, мелодия хорошая, а содержание такое: я живу один, мне очень скучно. Но вот ты пришла ко мне и принесла мне канарейку. Теперь мне весело. Но канарейка сдохла, мне снова стало скучно и грустно. Ты была милой, доброй, очаровательной и догадливой девушкой. Ты пришла ко мне и принесла мне попугая. Попугай каждое утро кричит: “Ты дурак!”, и мне очень весело”. Вот все содержание. И мы подумали, что в тот век рока и твиста на многих эстрадах как раз пели певцы на разных иностранных языках,  мало понятных. Что люди пели, – они мало себе представляли. Мы решили этим людям помочь и представить, как бы мог выглядеть такой твист, если б его перевести на русский язык» [9]. 

Напоминая 

Прошлогодний картофель,

В окне трамвая 

Мелькнул знакомый  профиль.

О, ты страшна. 

Но ты в моей судьбе.

Улыбнусь я тебе

         без стона и слез

                    из-под колес.

Все говорили,

Далеко не Кармен ты:

Глаза гориллы,

Но к чему комплименты.

О зла любовь!

Полюбишь и козла.

Не развяжешь узла,

одно выбирай:

путь под трамвай.

Виктор Баранов известен прежде всего как автор и исполнитель песен из так называемого «ковбойского цикла» – блестящих стилизаций под «кантри-энд-вестерн». Но одна из его песен – опять же в ритме твиста –  демонстрирует способность автора к интернациональному общению на смешанном, но всем понятном англо-русском диалекте, правда, отобразить который на бумаге оказалось не так просто [9]:

I дую пиво every day!

I дую пиво every day!

I дую пиво every day!

I дую пиво every day!

Дуй with me.

Дуй with me.

Дуй with me.

Дуй пиво.

Самый  well дубовый table.

Самый  well дубовый table.

Самый  well дубовый table.

Самый  well дубовый table.

Sit down with me!

Sit down with me!

Дуй пиво.

What are you doing every day?

 

Леониду Сергееву, кажется, подвластно все: тонкая лирика и грубоватый юмор, едкая ирония, публицистика и острая сатира. Его надо не просто слушать, а непременно видеть.  Искушенные знатоки авторской песни, шутя, называют его «самым крупным российским бардом» – 104 килограмма сплошного обаяния. А какое богатство мимики, да к тому же остроумие.  Поражает  его способность делать фактом искусства даже  информацию в утренней газете.  Допустим, о прошедшем митинге: «А я на митинги хожу» [9].

А я на митинги хожу, стою у самой, блин, трибуны,

Смотрю я: кто во что обут, все речи слушаю подряд.

А на трибуне, блин, стоят одни народные трибуны…

И говорят, и говорят, и говорят, и говорят…

Один кричит: «Взойдет она, звезда пленительного счастья!»,

Другой кричит: «У той звезды пересчитать бы все концы!»,

Один кричит: «Ко всем чертям все эти органы и власти!»,

Другой кричит: «Все эти органы и власти молодцы!».

А у меня с собой бутылочка «Зубровочки» в кармане недырявом,

И я тихонечко «Зубровочку» из горлышка топчу…

Я не хочу ни в центре быть, не быть ни левым и ни правым,

Я просто-просто жить хочу. А чтобы нет   так не хочу!

 

Совместимо ли развлекательное с интеллектуальным? «Я творил в абсолютном одиночестве, понятия не имея о том, что такой жанр вообще существует, что уже пробивает себе дорогу, – рассказывал мне Евгений Клячкин в пространном полуторачасовом интервью, взятом у него в январе 1990 года, за два с небольшим месяца до эмиграции в Израиль. – Какое-то захватывающее чувство покорения вершины. Ослепительное чувство открытия, того, что этого никогда не было! Я знал Вертинского, знал, конечно, Лещенко, не Льва, разумеется, а Петра. Лещенко, Сокольский – все эти имена 30-х годов… Но я хорошо понимал, что то, что делаю я – это интеллектуальная песня, песня, претендующая непременно на глубину. Я хорошо отдавал себе отчет на достоверность, на то, что это не скольжение по поверхности. Я взялся за это дело с ощущением, что жанру, который я собираюсь как бы открыть, подвластно любое человеческое проявление, любое чувство. То есть, то, что ставит себе задачей симфоническое произведение, подвластно также и возможно выразить через песню. Я сознательно не называл ее песней. Это была не песня, это было гораздо шире, чем песня, должно было быть. Я ставил перед собой музыкальную задачу и старался ее осуществить.  На том уровне, который мне был доступен, а иногда даже на том, который был недоступен».

Зададимся вопросом, может ли интеллектуальная песня быть одновременно несерьезной, развлекательной?.. Совместимо ли в авторской песне одно с другим?

Ответ найдем у того  же Клячкина, автора «Пскова», «Валаама», «Мокрого вальса», «Осеннего романса» и многих других музыкально и поэтически утонченно-изящных песен, который первым из всех бардов, в начале 60-х, проторил песенную тропу к стихам И. Бродского, еще не Нобелевскому лауреату, но уже выдавливаемому из страны («Пилигримы», «Рождественский романс», «Ах, улыбнись, ах, улыбнись…», «Романс скрипача», «Стансы» и др.).

Мимо ристалищ, капищ,

Мимо храмов и баров,

Мимо роскошных кладбищ,

Мимо больших базаров,

Мира и горя мимо,

Мимо Мекки и Рима,

Синим солнцем палимы,

Идут по земле пилигримы [14].

    Однако, предваряя раздел «Милая! Чего ты нос повесила…» к первой книге своих песен «Не гляди назад…», Е. Клячкин пишет: «Порой от серьезных песен накапливается внутренняя усталость. Тогда появляются несерьезные» [15]. Какие-то из несерьезных, коротких и сюжетно стройных, он называл «фишками», давая им просто порядковые номера. 

Сопоставим песне «Пилигримы», созданной  в ноябре 1961 года, – Фишку №1 [16], сочиненную в декабре года того же.

Милая!

Чего ты нос повесила?!

Всегда с тобой нам весело,

И никогда всерьез.

Славная!

Ведь ты же знаешь: главное

Твоя походка плавная

И мой высокий рост.

Толстая!

Иди поближе, нежная!

Тебя сейчас небрежно я

И пылко обниму

Иди дурашка глупая!

Мы оба тупы ты и я!

Мы оба глупы ты и я.

К чему нам философия!

Что между ними общего? Всего-то и только: автор и его честное отношение к излюбленному занятию,  проявляющееся даже в песнях внутри избранного жанра несерьезных, но все равно – образно интеллектуальных. 

Вот еще две цитаты из Клячкина. «Есть критерий, который для эстрадной песни вообще “не играет”, а для нас является главным, определяющим ценность песни. Критерий искренности. Степень доверия, которое вызывает песня». «Эстрадные песни четко работают на то дело, для которого предназначены. Верить им не обязательно. С нашей песней – все наоборот. Она претендует на доверие, она обязана его вызывать. И если что-то не срабатывает, то это брак не только в нашей работе, но и внутри самого человека. Неточность выражения есть порождение неточности чувства» [17].   

 

Не забудем про пародию. Говоря о развлекательном в авторской песне, было бы несправедливым обойти пародию и Игоря Михалева – последовательного представителя этого направления. Недаром в его книге песен и журналистских работ «Выбранные места из разговоров с друзьями» пародии отдан целый раздел «Не пой, красавица, при мне» [23].

«Пародия. Думаю, что для авторской песни это явление абсолютно естественное и желанное. Пародисты (их много, но “попадающих в цель” по пальцам пересчитаю) – санитары авторской песни. Жанр этот особый. Просто так переиначить слова (или музыку) “для смеха” – дело нехитрое. Наличие хотя бы среднего чувства юмора даст возможность любому сделать это быстро. А толку будет мало. Смешить ради смеха… не уверен в пользе эксперимента. Чтобы писать настоящие пародии, а также сатирические “посвящения, дразнилки, эпиграммы” и т.д. нужно, как минимум, несколько важных компонентов: писать песни самому, отлично знать творчество и манеру (а не одну-две песни) “жертвы”, обладать даром стилизации, иметь чувство самоконтроля (вовремя остановиться, не допуская пасквиля) и – что, пожалуй, наиболее важно – иметь в больших количествах самоиронию. Тогда – всё честно, и если все вышеперечисленные качества у кого-либо есть, пусть смело берется за дело. И еще надо очень хорошо знать: чего ты ждешь от пародии – “удара” или “усмешки”. Это важно. И еще – как можно короче! Беда многих наших песен (и пародий в том числе) – длинноты. Последнее: этот “низкий” жанр дается труднее всего остального, да и поется тоже. Так  что если  лириков  у нас тысячи, юмористов-сатириков – десятки, то пародистов – единицы. И это естественно» [19]

Вундербард [20]

Размышления о лирическом герое 

А. Розенбаума

Соловьи на токовище

Подождут – чай не графья,

Ведь пришел с духовной пищей

К вам не кто-нибудь, а я.

Бросьте слушать эту заумь,

Эту бардовскую бредь, –

Щас вам Саша Розенбаум

Будет что-нибудь попеть.

Гоп-стоп, а ну подвиньтесь, кореша.

Гоп-стоп, я начинаю – значит, ша!

Гоп-стоп, а ваше дело – сторона,

Я подойду из-за угла – и всем хана. 

 

Два полярных события: «бытовая катастрофа» и «миг удачи» также занимают достойную нишу в развлекательном ассортименте авторской песни. Достойных примеров – предостаточно.

Обратимся хотя бы к Вадиму Егорову и к его любимой детьми песне «Монолог сына» [21], в которой бедный папа остался один на один с малолетними чадами:

Нам с сестренкой каюк:

Наша мама на юг

Улетела недавно.

Это ж каждый поймет:

Жизнь без мамы – не мед,

А с отцом – и подавно!

В доме трам-тарарам,

Папа нас по утрам

Кормит жженою кашей.

Он в делах, как в дыму,

И ему потому

Не до шалостей наших.

А пошалить хочется очень,

Мы ведь не так много и хочем, –

Каждый отец и даже отчим

Это поймет.

 

Далее – развитие сюжета идет по закону «снежного кома». Сперва детям «Полетать захотелось и была не была – два бумажных крыла мы приделали к телу. И пошли на балкон – пусть на нас из окон поглядят домочадцы, как с балкона мы – ах! – сиганем на крылах, чтоб по воздуху мчаться!». Но к их несчастью «У всех отцов богатый опыт по мастерству шлепанья попы. Вот подрасту и буду шлепать  папу я сам!». Однако «Мы отца не виним, мы помиримся с ним и забудем о ссорах. Есть такой порошок, с ним взлетать хорошо, называется –  порох. Мне б достать порошка, пол посыпать слегка, кинуть спичечку на пол…».

От детских шалостей перейдем к «мигу удачи», неожиданно свалившемуся на голову участника авторского дуэта «Иваси» (означает не рыбу, обитающую в морях близ Южной Америки, а «Иващенко – Васильев») Георгия Васильева. И трансформированному в песню «Мне подняли зарплату» [9]:

Мне подняли зарплату – я в миг разбогател –

На сумму, что и ночью не приснится.

Но тут же несваренье случилось в животе,

А также несгибанье в пояснице…

       Недаром говорят: «Богатство – это яд.

       Богатым не уснуть, их мучает изжога.

       И если богатеть врачи не запретят,

       То всем нам протянуть останется немного.

Мне подняли зарплату, а корм-то не в коня, –

Вся прыть моя девалася куда-то.

И женщины не любят богатого меня,

А любят лишь одну мою зарплату… 

   Впрочем, как бывает часто, радость от неожиданной удачи вступает в противоречие со скромным размером ее денежного исчисления: 

Мне подняли зарплату на двадцать пять рублей,

Со мной такого раньше не бывало,

Но всей моей утробе отнюдь не веселей,

Я чувствую: ей мало, мало, мало!

 

Однако вернемся к высказыванию Булата Окуджавы: «Она писалась думающими людьми для думающих людей».

Применим ли его тезис ко всем песенным примерам, приведенным выше. Думается, применим. Ведь авторская песня тем и интересна, что разнообразна. Что в ней могут удачно сочетаться интеллектуальность и развлекательность. А множественными поводами для создания авторских песен развлекательного характера служат жизненные ситуации и состояния души человека с творческим настроем, а не «мастера штампов». Развлекательному действу в авторской песне сопутствуют мастерское владение художественным словом, разнообразие музыкальных и стихотворных форм и остроумие автора-исполнителя.

В статье «Запоздалый комплимент» [22] Б.  Окуджава,  обращаясь к Ю. Киму, восторгается его смелостью поэта-первооткрывателя: «Я приверженец традиционного стиха, строгого престрогого, у меня там всякие четкие ритмы и формы… А между тем я пытаюсь погрузиться в это как бы антиритмическое, позволить себе нарушить, но у меня ничего не получается, а у Этого получается: природа. “Как гром, гремит команда: “Равняйсь, налево или на-пра-во!..” Вот это “как бы” и есть, видимо, та степень риска, за которой уже катастрофа. Может быть, я боюсь катастроф. А этот не боится».

Позволим здесь не согласиться с классиком авторской песни. Умоляет он свои возможности. А как же насчет строго престрогого, в песне, написанной в далеком 1957-м? [23]:

А мы швейцару: «Отворите двери!

У нас компания весёлая, большая,

приготовьте нам отдельный кабинет».

А Люба смотрит: что за красота!

А я гляжу: на ней такая брошка,

хоть напрокат она взята,

пускай потешится немножко.

А Любе вслед глядит один брюнет…

А нам плевать, и мы вразвалочку,

покинув раздевалочку,

идём себе в отдельный кабинет.

Эпилог. Закончить же размышления «О развлекательном в авторской песне» хочется куплетом из той же самой песни Юлия Кима, что дала название этой статье [24]: 

Не грусти, друг мой милый,

Спой со мной, лучше спой!

Не грусти, что ты, что ты,

Позабудь про заботы,         

Спой – и все пройдет,

Ты только спой.

 

                                                          Литература

1. Куплеты Бенгальского // Высоцкий В.С. Сочинения в двух тома. Т. 2. – М., 1990. – С. 217-218

2. Андреев Ю.А., Вайнонен Н.В. Наша самодеятельная песня. М.: Знание, 1983. С. 18

3. Л. Беленький. Авторская песня как особое явление отечественной культуры в форме художественного творчества». Сетевой научно-культурологический журнал «Relga.ru» № 4 от 10.03.09 г. www. relga.ru.

Беленький Л.П. Авторская песня – явление отечественной культуры. В сборнике «Воспитательный потенциал авторской песни». М., 2010. С. 5-19

4. А.Дулов. «А музыке нас птицы научили…». М., 2001. С. 3

5. Ожегов С.И. Словарь русского языка. Изд. 9-е испр. и доп. М.: Сов. Энциклопедия, 1972

 6. Наполним музыкой сердца: Песенник/Сост. Р.Шипов. – М.: Сов. Композитор, 1989. С. 3

7. Среди нехоженых дорог одна – моя: Сб. песен/ Сост. Л.П. Беленький. – М.: Профиздат, 1989. С. 113

8. Там же. С. 8

9. Публикуется по фонограмме в авторском исполнении.   Многократный повтор строки показан «……».

10. Вознесенский А.А. Тень звука. – М.: Молодая гвардия, 1969. С. 160, 163

11. Споем вместе!: Песенник. – М.: ГЦАП, 2008. С. 244

12. В.Туриянский. Не спрашивай куда… –  МО.: Красногорск, 1993. С. 138

13. Классика бардовской песни / Сост. Р.Шипов. – М.: Эксмо, 2009. С. 284

14. Песня «Пилигримы» // Е.И.Клячкин. Живы, покуда любимы! / Песни. – СПб.: Лань, 2000. С. 15 

15. Клячкин Е.И. Не гляди назад: песни. СПб.: Бояныч, 1994. С. 108

16. Там же. С. 109

17. Литературная Россия, 23 янв. 1987 г. №4

18. Михалев И.П. Выбранные места из разговоров с друзьями: Сб./Сост. Э.Б .Крельман. – М.: Прейскурантиздат, 1990. С. 175-189

19. Там же. С. 175

20. Там же. С. 187

21. Классика бардовской песни / Сост. Р.Шипов. – М.: Эксмо, 2009. С. 343

22. Литературная газета от 3 апреля 1985 года, №14

23. Песня «А мы швейцару». Публикуется по фонограмме в авторском исполнении.

24. Среди нехоженых дорог одна – моя: Сб. песен/ Сост. Л.П. Беленький. – М.: Профиздат, 1989. С. 113

____________________________

© Беленький Леонид Петрович