«Кто такой Гоголь?» — спрашивают школьника. Тот бойко отвечает: «Разложившийся реакционный мелкий мистик». Кто была Екатерина Вторая «по профессии», мальчик не знает. Зато вызубрил назубок, что была она «продукт» общественных отношений…

Так Ильф и Петров высмеивали господствовавший в двадцатые – начале тридцатых годов «классовый подход» к преподаванию истории.

Целое поколение советской молодежи училось по книге академика Михаила Покровского «Русская история в самом сжатом очерке». Я был в девятом классе, когда прочитал эту работу и, сравнив ее с тогдашними учебниками (конец 1950 – начало 1960-х годов), испытал шок.

Нас-то воспитывали на том, что история была ареной битвы сил Добра (Россия, то есть ее народные массы) с силами Зла (Запад и его ставленники внутри самой России — эксплуататорские классы). А если верить Покровскому, Россия была ничем не лучше других стран, и правили ею сплошь злые и/или невежественные и/или глупые цари.

«Самый способный, но и самый жестокий из Романовых» — это о Петре Первом, великом преобразователе России, воспетом Пушкиным и Алексеем Толстым!

Нас-то воспитывали на том, что история как учебный предмет – это прежде всего затверживание фактов, дат и фамилий. Классовый подход к событиям – это само собой, но надобно знать, чтО это были за события и когда они происходили. В пособии же Покровского было мало дат, преобладали описания очень крупными мазками долгих процессов: «мелкопоместное дворянство усиливало борьбу с крупными феодалами», «промышленный капитал все активнее наступал на торговый».

Юноша, которого учили «по Покровскому», мог не знать, кем приходился Александр Третий Александру Второму, в то же время ясно представляя себе отвратительное классовое нутро русских монархов.

По отношению лично к пишущему эти строки Михаил Покровский сделал свое черное дело: я стал сомневаться в наших школьных учебниках по истории! Я с ужасом обнаружил, что там умалчивается о многих неприятных подробностях, обходятся стороной факты, которые не вписываются в стройную, логичную, красиво скомпонованную картину битвы Добра со Злом.

Вот, например, Иван Болотников – вождь восстания народных масс. Фигура, несомненно, положительная, величественная и трагическая: сдался царю Василию Шуйскому, который пообещал свою милость, но предательски убил. Помнится, я даже выучил наизусть монолог Болотникова из пьесы Ильи Сельвинского «Орла на плече носящий»:

— Светает на Руси… Родимый край!.. 

А вот Лжедимитрий Второй. Ставленник… Забыл, чей именно. Но – ставленник, что само по себе характеризует его как личность резко отрицательную. 

В школьном учебнике эти деятели были разведены по разным страницам. В учебнике же для высших учебных заведений мельком упоминалось, что на сторону Болотникова почему-то перешли князья Масальский, Шаховский, Телятевский (что, интересно, общего могло быть у крупных феодалов с народными массами?). А в какой-то монографии говорилось даже, что Болотников агитировал за Лжедимитрия-2, а тот пытался помочь Болотникову. И что остатки болотниковцев влились в войско самозванца.

Как же так? Неужели силы Добра могли вступить в союз с силами Зла?

 И уж совсем непонятно, почему именно Лжедимитрий-2 (ставленник!!) провозгласил Федора Романова, отца будущего царя Михаила, патриархом Филаретом и благоволил к родственникам и свойственникам Романовых – истинно русских патриотов? И если Лжедимитрий-2 был супостатом России, зачем ему было воевать против другого супостата — польского воеводы Жолкевича? Разве не логичнее было бы двум врагам России объединиться?

 

Взгляд академика Покровского на русскую историю был, можно сказать, вненациональным, о русском патриотизме, о собирании русских земель вокруг Москвы, о подвиге народа в Отечественную войну автор отзывался несколько пренебрежительно, даже насмешдиво. Понятно, почему его «самый сжатый очерк» в конце 1930 годов был объявлен вредным, вульгаризаторским, клеветническим и, естественно, немарксистским (хотя его одобрил В.И.Ленин).

Война надвигалась, и Сталин решил, что тезис «Россию все били за отсталость» надо заменить другим: «Народные массы России всех били». Русский патриотизм, с которым столько лет велась борьба, начали реабилитировать: Сталин понимал: патриотизм — это сила, которой нельзя пренебрегать. Где патриотизм, там нет места очернению русской истории.

В учебном пособии М.Покровского приводилась сравнительная хронологическая таблица: что происходило в такое-то время в России, что – в соседних странах, что – в Западной Европе. Цель такого сопоставления заключалось, видимо, в том, чтобы внушить: Россия – страна не особенная, а «одна из». Отсталая страна, слабое звено империализма. И если в ней могла случиться пролетарская революция, тем более она произойдет на Западе, и, вполне возможно, тогда Россия станет отсталой страной и в коммунистическом смысле.

Накануне Великой Отечественной войны, а особенно после Победы такой подход уже не годился. Россия стала сверхдержавой, она возглавила могучий лагерь социализма и всё прогрессивное человечество. Необходимо было дать этому историческое объяснение: значит, и в прошлом было НЕЧТО, обусловившее избранничество Русского Народа, его особую, великую миссию.

 

Эрнест Ренан пришел к выводу, что нация – это набор ценностей и совместная гордость за историческое прошлое.

Прошу отметить: набор ценностей – это не набор исторических истин. И еще: Ренан говорил о «гордости», а не о «ЗАКОННОЙ гордости». Т.е. консолидирующее нацию чувство может быть и ложным.

Александр Мелихов последовательно развивает тезис: единство нации основывается на лжи, ибо только ложь проста и удобна для понимания, истина же всегда сложна, противоречива, а главное – далеко не всегда воодушевляет и наполняет сердце гордостью.

Неужели и вправду нацию создают коллективные мифы, фантомы, иллюзии, грезы? Если так, почему единство, основанное на таком сомнительном фундаменте, оказывается столь несокрушимым?

Но, с другой стороны, где граница между национальными грезами, иллюзиями, фантомами – и драгоценным культурным наследием нации, ее исторической памятью? Взявшись очистить историю от лжи, не выплеснем ли мы вместе с грязной водой и национальную идентичность, вместе с шовинистической гордыней – ЗАКОННОЕ чувство гордости?

Сегодня многие патриотически ориентированные авторы с огромной тревогой говорят о том, что Россия стала чуть ли не единственной страной, где оплевывание, очернительство, замалчивание славных страниц отечественной истории становится нормой. Как отмечает доктор исторических наук И. Я. Фроянов, некие враждебные силы «пытаются отвратить русский народ от своей истории, внушить ему чувство брезгливости к прошлому как к чему-то постыдному. А это, в конечном счете, ведет к негативному восприятию своей этнической принадлежности, чреватому самоотречением. Лишить же народ памяти, это значит обессилить его и творить с ним все что заблагорассудится». 

Не приходится спорить с этими и подобными аналогичными утверждениями, если только «историческая память» понимается как ощущение живой связи с прошлым — во всей его запутанности, противоречивости, переплетении немеркнущих подвигов с ужасными преступлениями. А не спрямленная и расчищенная аллея, с которой заботливо убрано всё, что способно привести к «негативному восприятию».

(Не будем сейчас останавливаться на вопросе, что является основной причиной «негативного восприятия своей этнической принадлежности» – злонамеренное искажение прошлого либо столкновение с непосредственной действительностью.)

На вопрос: «Были ли в русской истории, кроме светлых и славных страниц, темные и позорные?» — национально ориентированные историки отвечают: 

— Да, имели место отдельные и нетипичные факты, но зачем фиксировать внимание на мрачных, неприятных эпизодах, если преобладает позитив? Зачем смаковать всякие гадости, Ттм более именно сейчас, в трудные для русского народа времена, когда он чувствует себя униженным, ограбленным, когда он растерян? Кому нужна тьма низких истин, которые подрывают веру в себя, почему бы не перенести акцент на возвышенное, на героические подвиги прошлого? На всё то, что могло бы вдохновить на новые подвиги духовного возрождения?».

 

Орланд Файджес, английский специалист по русской истории:

«Советская история слишком травматична, копаться в собственном прошлом слишком болезненно… Поэтому и подменили реальное прошлое удобной сказочкой».

— Не его англосаксонское дело! Наше прошлое, чем хотим, тем его и подменяем!

 

Герцен смеялся над царскими идеологами, которые выступают в роли «обратного Провидения» и устраивают к лучшему не будущее, а прошлое России. Я бы сравнил советскую историографию (во всяком случае, школьную и популярную) с искусным скульптором, отсекающим из глыбы мрамора все лишнее.

 «История есть дело темное, очень таинственное; в ней действуют силы, глубина которых неизмерима»,- говорил философ, критик и публицист Николай Страхов.

Взгляд на историческое развитие как на нечто не до конца понятное, иррациональное (во всяком случае, не вполне рациональное) разделяли многие – от Карла Маркса и Николая Чернышевского до Льва Толстого, от Бертрана Рассела до Фридриха фон Хайека, считавшего, что история есть осознанная деятельность людей, приводящая непременно к непредсказуемым последствиям.
Советская история была прежде всего ясной и простой, прошлое представало в ней прямой и в общем ровной дорогой из тьмы к свету, из угнетения к свободе. «Краткий курс истории ВКП (б)» может служить образцом простоты и ясности изложения, четкой расстановки персон по своим местам. Если упоминаются Троцкий, Зиновьев, Бухарин, то только в негативном контексте, с уничижительными эпитетами. Всё, что могло бы хоть чуть-чуть свидетельствовать в пользу обвиняемых, попросту опущено. 

(Читая в подростковом возрасте сей классический труд И.В.Сталина, я удивлялся: как же Ленин вовремя не понял, что рядом ним под видом сподвижников и соратников скрывается такая свора политических проституток, иудушек, подонков и белогвардейских козявок?! Простоват он был, наверное, Ильич, слишком доверчив).

Насколько я понимаю, товарищ Сталин рассуждал так:

 — К чему широким народным массам, а особенно детям народных масс все эти сложности? К чему им знать обстоятельства, которые могут ввести неокрепшие умы в соблазн и породить сомнения в единственно правильной теории? К чему факты, которые ведь сами по себе значат не очень много. Скажу еще грубее: в деле исторической мифологии они вообще ничего не значат. Факты существуют только в рамках концепции. Все начинается не с фактов, а с интерпретации. Если вы любите свою Родину, свой народ, то история, которую вы будете писать, будет всегда позитивна.

Ой, прошу прощения за невольный плагиат! С предполагаемых поучений Отца Народов и Корифея Исторической Науки я как-то незаметно перескочил на подлинную цитату из другого выдающегося русского историка-патриота – сравнительно нового министра культуры В. Мединского.

Скажу в собственное оправдание, что Мединский тоже далеко не оригинален. Начальник Главного Политического Управления Советской армии генерал армии Епишев в свое время точно так же наставлял подчиненных: нам нужна не всякая правда, а только та, которая укрепляет боевой дух. Развивая эту мысль, приходим к тому, что правда, которая не укрепляет боевой дух, это вовсе и не правда. А факты, которые не полезны в деле патриотического воспитания, как бы не существуют.

Очень удобно!

(Справедливости ради надо вспомнить, что и выдающийся (без всякой иронии) историк Лев Гумилев относился к источникам пренебрежительно и работу с ними с насмешкой называл мелочеведением, и коллеги обвиняли его в «открытии» мнимых фактов и подгонке их под готовую концепцию).

 

Давно было сказано, что наш народ не любит «золотой середины», мещанской позиции, умеренной и сбалансированной, а любит радикализм, крайности и шарахается из одной в другую. 

Возьмем славную и героическую страницу русской истории – взятие Казани Иваном Грозным. К сожалению, в «Истории» Карамзина есть неприятный момент:

«Сеча престала, но кровь лилася, раздраженные воины резали всех, кого находили в мечетях, в домах, в ямах».

Да, в русских войсках сражались опять же татары, вполне возможно, резню устроили они, а не русское христолюбивое воинство. Но разве не должна была титульная, имперскообразующая, державная нация отвечать за поведение нацменьшинства?

Да, иноверцы (соблюдая политкорректность, не будем уточнять), захватив русский город, вели себя ничуть не лучше, если не хуже. Такая была эпоха. Но дикари-басурманы – они дикари и есть. Неужели добрые и кроткие, удивительно милосердные к побежденным православные русские от них не отличались?

Короче: не лучше ли нам, братья, уберечь юные неокрепшие души от соблазнов и сомнений? В конце концов, мы не обязаны в школьном учебнике рассказывать о событиях во всей их отталкивающей полноте…

Но вдруг юная и чистая душа совершенно случайно узнает, что героическая страница истории слегка испачкана… Какой шок, какое страшное разочарование, какая боль от расставания с чудесным национальным мифом… По закону шараханья в крайности, отсюда прямая дорога к неверию, нигилизму, брезгливому отношению к прошлому.

Может, лучше было бы включить в школьный учебник хоть строчку «негативную», как профилактическую прививку от инфекции  наплевизма и нигилизма?

Другой пример. Любой вам скажет, что казачество испокон веков было верным защитником Отечества, опорой Державности Российской, и что именно казаки, с их отчаянной смелостью, во многом предопределили победу русского народа над Наполеоном. И вдруг желтая пресса зачем-то публикует высказывание генерала Ермолова, что славнейший и героичнейший атаман Платов «перестал служить, войска его предались распутствам и грабежам, рассеялись сонмищами, шайками разбойников и опустошили землю от Смоленска до Москвы. Казаки приносили менее пользы, нежели вреда».

Ещё Ермолов, явно очернительски, утверждал, будто во время Бородинского сражения Платов был мертвецки пьян!

Таким образом, читателя вынуждают сделать мучительный выбор: верить ли нынешним историографам-казакоманам, либо генералу Ермолову, который, при всем своем казакофобстве (проплаченном, по всей вероятности, врагами России), был все же свидетелем и непосредственным участником Отечественной войны. 

И еще пример. Каждый советский человек знал, что 26 ноября 1939 года белофинны провокационно обстреляли из артиллерии советских пограничников у местечка Майнила. Держава не могла спустить заграничным негодяям такой наглости — и началась война. Уже 30 ноября 1939, когда подлые финские агрессоры еще не успели вызвать гнев советского народа, авиация Балтфлота бомбила Хельсинки, естественно, не обошлось без жертв со стороны белофинского гражданского населения. Насквозь лицемерная буржуазная пропаганда США, Англии и Франции лицемерно возмущалась и лицемерно сравнивала отважных сталинских соколов с гитлеровскими стервятниками, бомбившими Варшаву.

Потом советские историки стали говорить как-то уклончиво: «Пограничный инцидент близ селения Майнила послужил поводом…» Но все по-прежнему знали: ленинская внешняя политика СССР была, есть и будет миролюбивой.

А потом как-то выяснилось… Нет, не самой собой выяснилось, а военный историк А.Д.Цыганок неопровержимо доказал: провокацию против милитаристских белофиннов устроил… миролюбивый Советский Союз..

Падкая до сенсаций желтая печать с радостным гиканьем принялась оплевывать и очернять эти эпизоды отечественной истории, клеветать на миролюби… Позвольте, да почему же факты, о которых знал весь мир, для бывшего советского народа оказались сенсацией? Не потому ли, что генералу Епишеву правда была не нужна, и генерал Епишев решил за нас, что правда не нужна и нам.

Не скрывайте неприятных фактов, милые историки-патриоты, тогда у русофобских СМИ будет мало пищи для очернительски-оплевывательских сенсаций! 

 

Мы, советские люди, привыкли к тому, что нас снабжают историческими сведениями, укрепляющими дух и наполняющими сердце гордостью. Некоторые из нас стали воспринимать как заведомую ложь всё, что задевало национальную гордость великоросса.

Другие же бросились в прямо противоположную сторону: мол, все, что способствует укреплению боевого духа, есть неправда.

Когда разрешили публиковать и недухоподъемные факты и свидетельства, одни набросились на них с радостными возгласами: «Наконец-то мы узнали истинную правду о преступлениях прошлого!» Другие же принялись гневно протестовать: «Не допустим оплевывания!!».

Так оно с тех пор и продолжается…

Маятник! Качели!

Если долго кормить сладостями, когда-нибудь потянет на кислое и горькое. Если долго приукрашивать, кому-то захочется очернять и оплевывать.

 

«Русский народ по своим качествам благороднейший в мире; его история – ни древняя, ни новейшая не запятнана ничем, недопустимо упрекать в чем-либо ни царизм, ни большевизм; не было национальных ошибок и грехов ни до 17-го года, ни после; мы не пережили никакой потери нравственной высоты и потому не испытываем необходимости совершенствоваться».

Актуально звучит, не правда ли? И очень напоминает (естественно, в упрощенном, огрубленном виде) дискурс, который потихоньку-полегоньку ассимилируется официозной идеологией (или ее подобием) путинской России.

Трудно поверить, что цитата взята из статьи Александра Солженицына, написанной несколько десятилетий назад. Описанное  направление исторической мысли Солженицын назвал «национал-большевизмом» (о Дугине-Лимонове в семидесятые годы прошлого века еще никто не слышал, но национал-большевизм как явление уже существовал). 

 

Все признают, что в истории России были как славные, так и менее славные события. Казалось бы, ясно, что славными событиями надо гордиться, а о менее славных — сожалеть, размышлять, как такое стало возможным, кто, почему и на каком этапе позволил себя обмануть, реально ли повторение роковой ошибки и как этого избежать. Собственно, это и называется раскаянием, самоочищением, нравственным совершенствованием. А не посыпание пеплом главы и разрывание рубахи на груди: «Вяжите меня, православные!»

Кстати, православным русским людям, с их обостренной совестливостью (о которой так проникновенно писал Достоевский), наверное, нет необходимости напоминать, что покаяние установлено как путь ко спасению Самим Господом: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас.» ((Лк,13-3;15-7).

Политолог-режиссер Сергей Кургинян рассуждает как истинный христианин об «остром переживании вины за случившееся, в каких-то случаях своей собственной, а в каких-то случаях коллективной. Такое переживание должно не сломать, а трансформировать личность (это называется «катарисис»). Пережившая катарсис личность (просто личность или народ как коллективная личность) восстанавливает связь с эгрегором, с духом Истории и… Только тогда наступает время для решения третьей задачи – социального действия принципиально нового качества».

Трудно понять, почему некоторые политики и публицисты так болезненно и нервно реагируют на самое слово «раскаяние»:

 — Либерасты-русофобы призывают нас каяться перед поляками, прибалтами, перед всеми ближними и дальними. Не дождетесь! Мы уже достаточно принесли извинений в лихие девяностые, а он требовали всё новых и новых!

Помилуй Бог, зачем же все сводить к покаянным ритуалам в угоду кому-то? Самоочищение, катарсис, восхождение к более высокой нравственной ступени – нам самим это надо в первую очередь или соседям?  

 

В детстве я не мог оторваться от книги американского писателя- коммуниста Говарда Фаста «Последняя граница». Кровавая расистская американская военщина преследует индейское племя. Один за другим гибнут несчастные старики, женщины, дети, пока никого не остается. Жалко их до невозможности…

Вот она, изнанка их хваленой демократии!

То ли дело Россия. Нет, конечно, политика царизма тоже была не ах. Но если Покровский прямо называл ее захватнической, то в послевоенных учебниках проводилась более гибкая линия. Не надо, мол, отождествлять русский империализм с ихним. ОНИ – уничтожали аборигенов целыми племенами. Русские – проявляли удивительную гуманность и никого не обижали. Да, царская администрация и русские купцы немножко туземцев угнетали, но точно так же они угнетали и самих же русских. Зато простой русский народ нес народам Кавказа, Средней Азии, Сибири и Дальнего Востока высочайшую культуру, духовность и просвещение. Тогда как англосаксонский и французский империализмы убивали, угнетали и эксплуатировали население колоний ради убийства, угнетения и эксплуатации. Поэтому туземцы любили добрых русских и ненавидели жестоких англосаксов.

И недаром прогрессивный американский писатель почти два века назад с горечью признавал: «Индейцы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; селения их разорены. Целые племена уничтожены… Дружба мирных индейцев ненадежна: они всегда готовы помочь своим единоплеменникам».

Вот она, убийственная правда, напрочь разбивающая слащавые сказочки об американской «цивилизованности»!

Ах, простите, как же я мог так ошибиться… Процитированное выше признание принадлежит перу А.С.Пушкина. Вместо «индейцы» следует читать «черкесы».

Так что же прикажете делать с очень-очень правдивой и очень-очень патриотичной историографией, рассказывающей об удивительной доброте русских колонизаторов и теплом отношении к ним горцев и прочих азиатов? Мне почему-то кажется, что Александру Сергеевичу, сказавшему «нас ненавидят», «целые племена уничтожены» следует верить больше, чем тысяче современных русских державников, продолжающих твердить о том, что Русская Империя ни одного инородческого племени не погубила и не изгнала и что русские пользовались безграничной любовью и уважением местного населения.

«Уничтожение целых племен» именуется звучным иностранным словом «геноцид». Неужели Христолюбивое Русское Воинство практиковало геноцид? Быть того не может! Но куда же девать строчки из «Путешествия в Арзрум»? Куда же девать лермонтовское свидетельство: некогда существовало на Западном Кавказе племя шапсугов, позже как-то исчезнувшее… 

Солженицын, а может быть, и некоторые из нынешних так называемых патриотов читали «Путешествие в Арзрум» и «Герой нашего времени». Как же проскочило мимо их сознания недвусмысленные красноречивые высказывания о русско-черкесских взаимоотношениях, весьма далеких от идиллии? Как же можно было после Пушкина толковать об особой гуманистической сущности русского империализма, столь отличном от бесчеловечного империализма западноевропейского?

А вот так! Чего не хочется замечать, того мы и не замечаем. О чем хотим забыть, то и забываем. Приятно думать, что Грузия, Казахстан, Калмыкия, Башкирия… кто там еще?.. добровольно присоединились к России, а Прибалтика вошла в ее состав на правах законной покупки. И что уйгуры и индийцы умоляли Белого Царя принять их под свою руку. Правда, некоторые неразумные народы не понимали своего счастья и всеми силами отбрыкивались от благодетельного Русского Царя, не хотели идти под его милостивую руку и стремились использовать любую возможность, чтобы из-под этой руки сбежать куда-нибудь подальше. Но об этом вспоминать менее приятно.

Как отмечал Дж. Оруэлл, всякого националиста преследует мысль, что прошлое можно (и необходимо!) изменить. К несчастью, некоторые произведения классики содержат неуместные напоминания и таким образом мешают откорректировать историю. Короленко рассказывает, что русские купцы не очень красиво вели себя по отношению коренным жителям Сибири. Вересаев и Гарин-Михайловский красочно повествовали, как вели себя русские воины на Дальнем Востоке Китае и Корее, какую ненависть местного населения сумели вызвать своей грубостью, полнейшим нежеланием считаться с местными верованиями, нравами и традициями (например, амурские казаки размещались на ночлег в буддистских храмах).

Неплохо было бы заменить известную строчку из «Горя от ума»: «Времен очаковских и добровольного присоединения Крыма».

И название полотна Сурикова: «Добровольное присоединение Сибири Ермаком».

 

Из исторического очерка о легендарном казачьем генерале, герое Кавказской войны Якове Петровиче Бакланове.

«Он не упускал малейшей возможности сразиться с горцами, равно как и нанести им урон в виде карательной экспедиции, засады, сожженного аула, вытоптанных посевов или угнанного стада». Словом, платил горцам их же монетой. Имея агентов среди противников, Бакланов мог опережать хищнические набеги.
«Горцы из нападающей стороны вынуждены были стать обороняющейся. Теперь речь уже шла не о нападении на казачьи станицы и русские поселения, а о том, как самим не стать жертвами набегов баклановцев. На склоне лет покоритель Кавказа подсчитал, что под его руководством казаки реквизировали у чеченцев 12 тысяч голов крупного рогатого скота и 40 тысяч овец».

«Люди и лошади при Бакланове недостатка в провизии не испытывали, а сам командир, убежденный сторонник идеи самообеспечения войск, мог запросто перехитрить самых лукавых горцев, которые безуспешно пытались упрятать свои отары от прожорливого воинства. Накануне Пасхи 1849 года Яков Петрович преподнес своим казакам большой подарок. Разговеться вроде бы было нечем — старые запасы баранины были съедены, а свои стада чеченцы укрыли от посторонних глаз. Расторопный Бакланов во время Великого поста самолично разведал все тайные тропки и накануне светлого праздника совершил удачную вылазку за скотом». 
Значит, у горцев «хищнические набеги» – у казаков «удачные вылазки». Чеченцы КРАДУТ скот у казаков – казаки РЕКВИЗИРУЮТ скот у горцев. Чеченцы нападают на казачьи станицы и русские поселения – это плохо. Казаки сжигают аулы, вытаптывают посевы, лишая горцев пропитания и обрекая туземцев на голодную смерть, — это хорошо.

Особенно трогательна забота командира о достойной встрече Светлого Праздника Пасхи: похитить у басурманов скот, чтобы разговеться, – как это по-христиански! Какой прекрасный пример регулярная русская армия страны с высочайшей духовной культурой подает этим дикарям-горцам!

Позволительно напомнить, что русские «начали первыми», это они пришли на территорию, населенную чеченцами, ингушами, черкесами, дагестанцами. Горцы же ведут народную войну с захватчиками. Если они нападают на казачьи станицы, жгут, уничтожают посевы и угоняют скот – это та самая «дубина», те самые «неправильные» способы ведения войны, которые так восхищали Льва Толстого. Кстати сказать, Лев Николаевич (в «Хаджи-Мурате») ясно выразил свое сочувствие борьбе горцев и осуждение жестокостей, творимых русским войском.

Очерк, из которого взяты вышеприведенные цитаты, я прочитал в социальной сети «Гайдпарк». Характерны комментарии пользователей. От православных христиан естественно было бы ожидать откликов типа: «Что ж поделаешь, на войне как на войне», или «Чеченцы начали первыми, нападая на мирных христиан», или «Бакланов вел себя жестоко только с дикими, жестокими племенами, при подавлении восстания в Польше и Литве он действовал совсем по-другому».

Нет, большинство комментаторов восхищались именно крутизной генерала: «Герой, не чета нынешним! С этими кавказцами только так и надо!».

Итак, когда «наши» грабят – это благо, когда же грабят «наших» — это плохо. Такая мораль называется готтентотской, в двойных нравственных стандартах державники-патриоты справедливо обвиняют лицемерных западных либерастов, кровавый американский империализм и насквозь прогнившее и лживое европейское общество.

 

Один французский писатель советовал историку, желающему достойно выполнить свою задачу, забыть о своей вере, своей партии и своей отчизне. Чтобы, значит, не впасть в односторонность, тенденциозность, необъективность.

Другой французский писатель требовал от историка быть не равнодушно бесстрастным, как зеркало, но беспристрастным, как судья, выносящий приговор после изучение всех материалов и показаний всех свидетелей.

Марксистские же историки открыто объявили партийность и тенденциозность – добродетелями. 

«История — это политика, опрокинутая в прошлое» (М.Н. Покровский, доклад «Общественные науки в СССР за 10 лет», 22 марта 1928 г.)

Историк – не судья, а лицо заинтересованное, прокурор, защитник либо свидетель обвинения или защиты: «Мемуарист-большевик не может и не должен просто рассказывать факты, он должен твердо стоять на генеральной линии партии». (Л.М.Каганович).

Классово-партийное есть одновременно и истинно-правдивое, самое тенденциозное есть и самое объективное, ибо пролетариат – самый передовой класс, а Коммунистическая партия идет в его авангарде. Неужели непонятно?
Испанский писатель Эмилио Кастеляр выдал формулу исторического идеализма: «История человечества есть непрерывная борьба между идеями и интересами; на мгновение побеждают последние, надолго же – первые».

Марксист на это мог бы возразить: иллюзия победы идей над интересами возникает потому, что идеи уходят и сменяются новыми гораздо медленнее, чем экономические интересы.

 

Практически незамеченным осталось очень важное историческое событие: 4 октября 2012 года Сатурн вошел в знак Скорпиона!

Наш знаменитый астролог Глоба предсказывает коренное обновление, какие случались при аналогичном поведении планет и звезд – в 1924-27, 1953-56, 1982-85 гг.

Любопытно, что близкое по смыслу предсказание было сделано более века назад генералом и по совместительству историком-любителем Валентином Александровичем Мошковым. Он утверждал, что все государства совершают непрерывный исторический цикл, который продолжается 400 лет. То есть в 2012 году Россия окажется там же, где была в 1612 году: окончание Смутного времени, канун обновления, светлых перемен…

Можно расслабиться и спокойно дожидаться.

________________________

© Хавчин Александр Викторович