Наш экипаж
Для признания на самом высоком уровне подвига двоих наших земляков, ушедших на фронт из волжского Ставрополя – ныне Тольятти, – потребовалось более полувека. И немало хлопот краеведов и ветеранов…
13 февраля 1945 года геройски погиб экипаж тяжелого бомбардировщика под командованием Виктора Носова. И только летом 1998 года из Управления по государственным наградам в Тольяттинский городской совет ветеранов пришло письмо следующего содержания: «Сообщаем, что Указом Президента РФ от 23 февраля 1998 года № 187 за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов, посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации Носову Виктору Петровичу – лейтенанту».
Не привыкать: награды десятилетиями ищут своих героев. Смерть, если поднять статистику, куда расторопнее наград.
На самом деле, страна огромная узнала о его подвиге еще в феврале 1945-го, когда шли бои за Кенигсберг и наша авиация устроила «прощальный салют» отступающим гитлеровцам. Родина, за годы жестокой войны привыкшая терять своих лучших сыновей и дочерей, узнала о гибели Носова и его товарищей из очередной сводки с фронтов. И констатировала: «Молодцы, повторили подвиг Гастелло».
Формально – да, повторили. Но разве думал об этом экипаж подбитого, теряющего управление бомбардировщика, осознанно направивший свою машину на караван с подкреплением немцам? Разве мыслил он о чем-то, кроме мести вчерашнему оккупанту, все еще судорожно, всеми зубами цепляющемуся за чужую лакомую землю? Как и десятки, сотни, тысячи гастелло и матросовых, все трое на борту (вместе с командиром экипажа Носовым погибли его земляк, уроженец совхоза «Рассвет» Ставропольского района, стрелок-радист Федор Дорофеев и штурман Александр Игошин из Перми) знали одно: враг будет разбит, победа будет за ними.
Нет, они не повторяли чьих-то подвигов. Они совершили свой. Ибо «в жизни всегда есть место подвигу»…
Пламенный мотор
В поликлинике на улице Носова мы, призывники начала восьмидесятых годов со всего района, проходили медкомиссию. Там отбраковывали не годных к службе и определяли, куда направить годных. Кого в пехоту, кого во флот, кого в авиацию. Понятно, что кто-то норовил в десантники – другие строили планы, как извернуться и попасть в штабные писари или за баранку, возить шефа…
В чем – в чем, а в этом старикам-ветеранам надо верить: довоенные мальчишки были совсем другие. Но и время было другое. Тянуло в гущу. На передовую. И те, кто искренне рвался в бой, рано или поздно попадали в самое пекло…
Виктор Носов родился 26 марта 1923 года в Сенгилее Ульяновской области, и только накануне войны семья переехала в Ставрополь.
В Сенгилее – городишке, и по сей день живущем размеренной жизнью тихой волжской гавани, – остались старшая сестра и младший брат Виктора. Там родина их отца Петра Ивановича Носова, до и во время войны работавшего в Ставрополе районным прокурором.
«С четырнадцати лет отец начал работать курьером в суде, – подробно описывает историю семьи в письме в тольяттинский музей «Наследие» сестра Носова Зинаида Петровна. – В декабре 1914-го был назначен секретарем Симбирского окружного суда. В январе 1918 года вступил в брак с моей мамой Таисией Васильевной. Мама была домохозяйкой. Держали корову, овец, кур. Отец учился заочно и окончил в Самаре институт. Работал судьей, затем прокурором. По структуре работы отца (более пяти лет прокурору работать на одном месте не разрешалось – С.М.) наша семья переезжала с места на место. Жили в Ульяновске, в Ардатове, с 1935 года – в Новодевичьем, с 1939-го – в Ставрополе. Там отец работал до 1945 года»…
Прокурорский хлеб в те годы ели тоже не просто так. В 1937 году в Новодевичьем «ночью во двор кто-то привез два мешка пшеницы, а утром пришли с обыском. Видимо, кому-то неугоден был отец, ведь боролся за справедливость, изобличал воров, убийц, вот и подстроили. Вся семья, Виктор в особенности, очень остро и тяжело перенесла арест отца… Благо, вскоре все же разобрались, и отца отпустили», – рассказывали Носовы корреспонденту сенгилеевской районной газеты.
Да и сам Виктор запомнился им не только страстным рыбаком и велосипедистом. «Не по возрасту стал местным милиционерам помогать» – отнимать у пацанов самодельные пугачи. И даже конвоировать заключенных в Самару: «Несмотря на молодой возраст, ему доверяли, и, надо сказать, он справлялся с поручением».
Ставропольские учителя вспоминали его как скромного, добродушного, отзывчивого парнишку, увлекавшегося радиотехникой. Отсюда – и ФЗУ связи, и работа на радиоузле. И уже потом авиация.
После седьмого класса по направлению военкомата Носов попал в пехотное училище. Но вскоре он переводится в морское училище летчиков, а в 1943 году становится курсантом военно-морского авиационного училища имени Леваневского – осваивает ИЛ-4, задача которого – пускать на дно вражеские боевые корабли, транспорт и субмарины.
В общем-то, ничего удивительного в том, что на будущее он выбрал именно небо. Примеры Чкалова, Гайдукова, Белякова и прочих небесных светил подогревали сердца мальчишек. А кампании в Испании, на Хасане и Холхин-Голе только подлили масла в огонь.
В том же училище оказался и семнадцатилетний Федор Дорофеев. Дома остались трое младших братьев и молодая жена, с которой успел прожить только три месяца…
«Он стал нашим кумиром»
«В училище о Викторе Носове говорили как об отличном летчике, смелом и отчаянном, – вспоминал ставропольчанин Степан Федорович Солдатов, учившийся там же на штурмана. – И неудивительно. И в Ставрополе его знали как высоконравственного юношу, прямого и искреннего. Он не терпел хвастовства и бахвальства. Такой эпизод случился: один из летчиков очень красочно рассказывал о своих подвигах. Виктор Носов одернул его: “Развонялся, как тухлое яйцо”. И ни слова больше… Встретил я перед отправкой на полигон и членов его экипажа: штурмана Игошина Сашу, стрелка-радиста Дорофеева Федора»…
По свидетельству однополчан, отправляясь на очередное боевое задание, Носов был внутренне готов к любому исходу. Иван Орленко – командир полка, в котором служил Виктор, посвятил ему отдельную главу «Огненный таран» в своей книге «Мы – “таллиннские”». Из воспоминаний комполка:
«Виктор Носов прибыл в полк 18 октября 1944 года, был назначен командиром экипажа тяжелого бомбардировщика. Выглядел подтянутым, аккуратным, быстро рос как летчик, готовил себя к самым трудным испытаниям. Как-то в разговоре с товарищами сказал: “Если мой самолет подобьют в районе цели, я пойду на таран”».
Но успешные операции, в которых отличился Виктор, давали надежду: не дойдет до этого. Так, 22 декабря 1944 года, потопив сторожевой корабль в порту Либава, самолет Носова вернулся на базу. Вернулся и после уничтожения транспорта водоизмещением 7000 тонн – в том же злополучном феврале 1945-го, буквально за неделю до гибели. За этот вылет Носова наградили орденом Красного Знамени. Многим казалось, он родился в рубашке.
«Боевая слава Виктора облетела все училище, – пишет в своих воспоминаниях Солдатов. – Мы гордились своим земляком и, конечно, очень старались быть похожими на него. В нашей группе ставропольчане, мои товарищи Василий Головин, Борис Сафонов, Август Черенков, Юрий Пряжкин горячо обсуждали высокий взлет боевой славы Вити Носова. Он стал нашим кумиром».
Но уже в феврале до училища дошла печальная весть: шестой вылет прославленного экипажа оказался последним для их кумира.
Никто не сомневался, что Виктор так и поступит. А вот как описывает комполка Орленко последний вылет экипажа:
«В штаб авиаполка 13 февраля 1945 г. поступило сообщение воздушной разведки о движении фашистского конвоя в составе трех транспортов и двух кораблей охранения. В воздух поднялась группа наших самолетов. Следуя установленным курсом, группа точно вышла на цель. По команде “Приготовится к атаке” рассредоточились попарно. По команде “Атака” Носов вышел вперед ведущего Еникеева и на максимальной скорости огнем крупнокалиберных пулеметов и бомбами стал расчищать путь своему торпедоносцу. Перед ним сплошная стена огня, и когда до транспорта врага осталось метров 700, в самолет Носова попал снаряд. Летчик направил этот горящий факел с бомбами на вражеский транспорт. Взрыв. Судно стало оседать на корму и затонуло…» (Подробнее см.: http://www.bellabs.ru/51/Book1/Book1-06.html).
А в архиве бывшего курсанта-штурмана ВМАУ имени Леваневского Солдатова и сегодня хранится письмо, написанное им отцу Виктора сразу же, как только стало известно о трагедии: «Товарищ Носов, 20 февраля 1945 г. по радио сообщили о геройской гибели вашего сына и нашего друга-леваневца. С глубокой скорбью я прослушал слова диктора о гибели моего земляка, друга детства. Мы, курсанты, поклялись еще лучше, с еще большим упорством и настойчивостью изучать летное дело и бить врага так, как бил его ваш сын…»
За нашу и вашу свободу
Сам Виктор незадолго до смерти обнадежил родителей: «На фронте положение, вы сами видите, хорошее, так что скоро увидимся, а так хотелось бы вас повидать, поговорить»…
Боже, сколько было подобных писем. И в сорок первом, и в сорок пятом. Писем, наполненных теплом и нежностью, и верой, что война вот-вот кончится. И сколько похоронок догоняли их в сумятице великой бойни. Порой похоронки опережали, и родным и любимым оставалось только верить: это недоразумение…
Но это здесь, в тылу. А на войне все было как на войне. Как на чудовищной из войн, где было недосуг считать жизни и даже смерть приходилось «утилизировать», пускать в дело. Благо, дело было одно на всех – победа. И все во имя нее.
«Он думал о выполнении воинского долга – он искал цель! И когда во время атаки конвоя 13 февраля 1945 года его машина была подбита и загорелась, летчик Носов направляет ее на транспорт. Огромной силы взрыв потряс воздух, и над морем поднялись высокие клубы дыма. Не стало самолета, не стало и транспорта водоизмещением 6000 тонн.
Отважные герои Виктор Носов, Александр Игошин и Федор Дорофеев погибли. Но они добыли победу. Они не хотели без нее вернуться домой – такова традиция балтийцев. Это была третья и бессмертная победа, за которую они не пожалели самого дорогого для них – своей молодой цветущей жизни. Их подвиг не забудет Родина, не забудет советский народ», – писала газета «Красный Балтийский флот».
Из листовки политуправления Балтфлота (февраль 1945-го):
«Мы не знаем, что думали герои в последние минуты жизни. Одно ясно каждому из нас: неукротимая сила ненависти к врагу, пламенная любовь к своей Родине управляли сознанием каждого члена экипажа. Эти непреоборимые силы воодушевляли их на героический подвиг, двигали вперед, к победе. Для этой победы балтийские соколы не пожалели самого дорогого – своей жизни.
Мы с громом фашистскую нечисть развеем,
Перед нами берлинские стены падут.
Нас доблестный Носов, стрелок Дорофеев
И штурман Игошин на подвиг зовут!»
Говорят, имена этих троих вписаны не только в нашу историю. Имя Носова носит улица в Калининграде. 13 марта 1968 года в Польше, в Гданьском воеводстве, был открыт памятник экипажу нашего бомбардировщика. На мемориальной доске надпись: «Советским летчикам Виктору Носову, Александру Игошину, Федору Дорофееву, которые 13 февраля 1945 года пали богатырской смертью за нашу и вашу свободу».
Пермяки чтут память Александра Игошина (получившего звание Героя России в 1999-м), Жители Сенгилея и Тольятти – Виктора Носова. К чести горожан, улица Носова появилась в Тольятти задолго до присвоения ему звания героя. Его имя – на мемориале у вечного огня, есть памятники Носову и экипажу бомбардировщика в двух тольяттинских школах. На фасаде дома, где жили Носовы, открыта мемориальная доска…
А вот имя второго нашего земляка – штурмана Федора Дорофеева – в городе до сих пор персонально не увековечено, хотя смерть за нашу свободу они поделили поровну.
________________________
©Мельник Сергей Георгиевич