Мне вспоминается один очень личный, но он же общегражданский, миг счастья, это когда я в первый раз слушал новый гимн новой России. Кажется, я плакал.
Тогда все мы как бы утеряли социальный контекст и перестали заниматься каждый своим делом. Мы начали спорить, читать, обсуждать жизнь.
Но вскоре я снова плакал, но уже слезами бессильной ярости, когда национальный лидер объявил об отказе от нового гимна в пользу старого перелицованного михалковского вторсырья. Никогда при этом не забуду ухмылку лидера, мол, возможно, я ошибаюсь в своем решении, но ошибаюсь опять же, вместе с моим народом.
Значит, это не мой, это его народ, значит, в состав его народа я не вхожу.
Тогда получился какой-то миг, когда вся совестливая, не беспамятная часть общества несколько возбудилась и закричала что-то протестное. Но, как это часто у нас бывает, замах был на рупь, а удар – на копейку. Впарили тогда обществу советские гимнические обноски и это означало только одно – дан старт в прошлое.
Надо вспомнить, в каких условиях произошел этот губительный поворот. Позади оставались горбачевская протодемократия, ельцинская охлократия, да и путинская плутократия тоже оставались позади. Давали ли эти этапы хоть какой-то шанс для «некатастрофической трансформации», или, напротив, они задавали условия для «модернизации через катастрофу»?
Второе страшило, наверное, более всего, потому как страна дважды за этот страшный и странный двадцатый век перекраивалась до неузнаваемости, до основания расчищая гнилые завалы «верхов» и «низов».
А между тем перед страной стоят не просто сложные, стоят сложнейшие проблемы, ряд которых устрашает своей неподъёмностью и бесконечностью. Тот случай, когда «куда ни кинь – везде клин».
Лавина проблем:
– демографическая, которую всё чаще связывают со словом катастрофа;
— уровень здоровья, который подтачивают СПИД, туберкулёз, рак,
триумфально шествующие по стране;
— деградация власти;
— ужасающая экология;
— задушенная свобода слова;
— беспредел насквозь продажного чиновного класса;
— бедственное и безвыходное состояние жилищного хозяйства;
— безграмотность, некомпетентность и алчность военных, вплоть до чинов Генерального штаба;
— национальная нетерпимость, стремительно перерождающаяся в русский нацизм и фашизм;
— милитаризация, высасывающая последние живительные соки из экономики;
— беспримерное внедрение религиозных деятелей во власть, в идеологию, в государство…
И всем всё это – трын-трава, плюй в глаза – всё божия роса!
Мария Васильевна Розанова имеет на этот счет свое непререкаемое мнение, когда говорит, что мы даже не банановая республика, потому что у нас нет ни бананов, ни республики. Это – продолжает она, – пародия на самодержавие, православие, народность.
Понимаю я, понимают все остальные по правую и левую сторону от меня, понимают, которые идут впереди меня и те, которые плетутся позади, все, короче, понимают, кого ни возьми, что полноценного демократического гражданского общества в России не увидать, как собственных ушей. Ни нам не видеть, ни поколению, следующему за нами. Или поколениям? Так и не родившийся общественный договор никогда и не родится. Некому рожать – ни снизу, ни сверху. Нет у нашего общественного договора ни отца, ни матери. Ни отца, – говорю, – государственного деятеля национального масштаба, на матери, то есть общества.
И, вот, стоим мы, уходящее поколение, как на продуваемом плацу деморализованные солдаты и должны орать на зычный голос командира слово – никогда!
— Россия – демократия ?
— Никогда!
— Россия и выборность должностных лиц?
— Никогда!
— Сменяемость и разделение властей?
— Никогда!
— Россия и свобода информации?
— Никогда!
— Россия и гражданские права?
— Никогда!
— Россия и право собственности?
— Да! Да! Да! В смысле – никогда!
— Всё! Расчёт окончен! Разойдись!
И дело, скажу я, не в демократии, то есть не только в демократии, которая якобы непригодна для России.
Дело, кажется, в ней самой, в России, кажется, абсолютно непригодной для демократии, недемократичной по самой своей сути. Тут всего хватает: – и полное неуважение к закону и пренебрежение им; и неумение и нежелание нести за что-либо ответственность. Низы кивают на верхи, – вам, де, там виднее, чего оно, там, и как; как надо, так и решайте, лишь бы, как говорится , войны не было. А, так, мы что? – мы ничего!
Это голос рабов, это раболепие, лизоблюдство, холуйство, пресмыкание перед сильными мира сего и тут же – дикая, застарелая, неистребимая ненависть к ним – к господам, к хозяевам жизни, к богатым…
А дальше – по накатанной колее: ко всем остальным – к красивым, успешным, умным, порядочным, неординарным людям, ко всем, кто не такой, как я…
Есть одна умная книжка, называется она «Человек без свойств». Автор этой книжки Музиль пишет картину: — «Не только неприязнь к согражданину была возведена там в чувство солидарности, но и недоверие к собственной личности и её судьбе приняло характер глубокой самоуверенности». Про нас? В наш огород камешек? Про нас, конечно, в наш огород, чей же ещё?
Имеет власть если не права, то уж возможность – точно, относиться к большому числу людей, как быдлу. Хотя сама нынешняя власть она тоже из быдла, она тоже из рабов, она та, которая «из грязи да в князи»… И язык у неё соответственный. А уж когда в стойле в кормушке что-то есть! – тут и думать нечего: — пошёл вон! В стойло!
И понимают, хорошо понимают этот, и правда, доходчивый язык.
Ты спросишь, есть ли надежда?
И я отвечу – есть. Есть надежда не вернуться в старое советское, или какое ещё хуже, стойло, когда сформируется какой — никакой, но средний класс. Кто он? Это люди, идущие вслед за нами, у которых есть дома и усадьбы, дорогие машины, деньги для поездок. Они всё это даром не отдадут. Надо будет отнять. У одного, пусть он даже баснословно богат, отнять легче. Он – один. А этих – много. Уже много. На них надежда.
___________________
© Ерохин Николай Ефимович