Выдающийся скульптор и художник, наш земляк, Сергей Григорьевич Корольков, оставивший нам свои гениальные горельефы на фронтоне здания драматического театра имени М.Горького, был настолько легендарной, загадочной фигурой, что даже после того, как я издал о нем большую монографию, собирая материал по крупицам не только в России, но и в Австрии, Германии, США, жизнь неожиданно открывает новые ( да еще какие!) сюжеты его яркой, неординарной биографии.
Само «открытие» ростовскими художниками Сергея Королькова напоминает романтическую историю и одновременно опять-таки — легенду. В 1926 году в окрестностях станицы Елизаветинской ростовские художники, приехавшие работать над этюдами на природу, увидели фигуру, вылепленную из глины — это была работа Сергея Королькова. Он жил здесь в хуторе Шмат со свой матерью, зарабатывал себе на жизнь нелегким трудом рыбака в казачьей артели. Все свободное время Сергей отдавал рисованию и лепке.
Нет, не случайно, конечно же, художники приехали на «этюды» в низовья Дона – природа здесь действительно завораживала, «отбирала» глаза настоящим пиршеством красок: гладь воды, такой голубой на ярком солнце, отдаленные контуры Елизаветинской, лапчатые, длинноклювые чайки, окоемы хуторских садов, таинственная, дзен-буддийская вязь камышей… И тишина…Из всех видов искусств, подвластных человеку, природа дала ему великий образец, уже готовую «живопись» своими неповторимыми картинами-пейзажами. Не это ли подвигло человека к занятиям художественным творчеством?
Одним из первых познакомился тогда с Корольковым художник А.А.Мытников. И это было явное – везение для хуторского рисовальщика. Не просто познакомился, а взял над ним настоящее творческое шефство. «Увидев карандашные этюды донского казака, Мытников усомнился, что они выполнены этим парнем. Но вскоре убедился, что нет хаты в станице Елизаветинской и в родном хуторе Королькова — Шмате, где бы ни висели наброски и рисунки их земляка».Художники, познакомившиеся с Сергеем в Елизаветинской, вернувшись в Ростов, устроили первую выставку его карандашных рисунков. Она прошла в 1927 году.
А весной 1928-го Корольков сам прибыл в Ростов. Вот как рассказывают об этом его будущие друзья-художники: живописец П.С.Келлер и график А.Е. Глуховцев: «В школу ( Ростовскую художественную школу – В.С.) он пришел в огромном тулупе, в забродских сапогах, подпоясанный кушаком из куска сети. Но рядом тут же, как часто бывает, когда речь заходит о Королькове, — легенда: «В Ростове Сергей появился не сразу, то ли из-за своего нрава, то ли в хозяйстве что задержало, пришел еще с морозами, причем пешком. Переходя Дон, провалился под лёд, но сам выбрался и мокрый , заледеневший ввалился поздней ночью на квартиру Сергея Дмитриевича (Михайлова – преподавателя художественной школы — В.С.). К нему, потому что как-то сразу понравился ему этот молодой, красивый парень, почувствовал в не родную душу. В дальнейшем их еще больше сблизила всепоглощающая любовь к искусству. А тогда, извинившись за поздний визит, Сергей наотрез отказался от лекарств, но, попросив стакан водки, завернувшись в тулуп, уснул и утром в полном здравии пошел на экзамен, специально для него устроенный директором училища».
Сергей с честью прошел испытание, поразив всех своим умением мгновенно схватывать особенности фактуры и точно переносить их на бумагу. И сразу был принят на третий курс професиональногоо училища. Вот как точно , емко охарактеризовал тот же Мытников способности «исключительно одаренного» молодого художника: «Он очень серьезен, сосредоточен, наблюдателен. Любой его рисунок надолго приковывает внимание: рыбачья жизнь, типы рыбаков полны жизненности, ритма, музыкальности, его батальные сцены динамичны, сильны и выразительны. Корольков обладает абсолютной зрительной памятью, что при его склонности к массовым сценам, насыщенным действиям, дает уверенность в том, что из него выработается очень серьезный художник. Рисунок Королькова крепок, правилен, линия изощрена и ритмична и пользуется он ею экономно, достигая максимума эффекта при наименьшей затрате средств». Еще одну пожалуй, самую важную характерную черту творчества молодого «художника-самородка» отметил сам А.С. Чинёнов: « У него нет мертвенности в фигуре, что часто встречается у многих хороших художников, каждая фигура в то же время подчеркивает другую фигуру».
Сохранился фотопортрет С.Королькова 1928-го года, опубликованный на страницах «Большевистской смены».На нём он в большом полушубке, крест накрест перетянутом на груди то узким шарфом, то ли куском свернутый сети, в черной шапке – ни дать ни взять герой романтических рассказов Джека Лондона времен золотого лихорадки освоения Клондайка. Что ж, здесь, возможно, верна не только форма , но и суть. Корольков приехал в Ростов покорять его, искать свою «золотую жилу», и, как показала жизнь, действительно нашел ее. Хотя, конечно, Ростов не был вообще Клондайком, он был им для Королькова. Потому что все в этом энергичном, необыкновенно одаренном парне было уже уготовано природой, чтобы эту самую жилу найти, а точнее сказать — создать ее самому. Неслучайно же, многие называли его «самородком». А самородки бывают только золотые.
Став учеником художественной школы и, одновременно работая в газете «Большевистская смена», Корольков окунулся в совершенно новую для него атмосферу, не только в смысле творчества, но и общения. Остались позади тяжелый труд в рыболовецкой бригаде, ученическая, наивная ступень творчества его детства и юности. Теперь он мог полностью отдаться любимому делу, ощущая поддержку старших товарищей: педагогов, профессиональных художников. Да и сама атмосфера большого города, надо сказать, кружила голову молодому, впечатлительному человеку.
Сергей взрослел в творчестве, что необычно важно для понимания сути его искусства. Он жадно впитывал в себя то, о чем мечтал: освоение классической техники рисунка, основанной на знании анатомии, первые опыты серьезного ваяния. Но он «поднимал» себя и в общении с окружающими, получив впервые доступ к профессиональному общению, которое так необходимо начинающему мастеру. Сергей был немного постарше своих товарищей по учебе, но намного старше их по знанию жизни, а главное, — он обладал устойчивым мировоззрением, был убежденным в своей правоте. А было ему всего 23 года… И еще одно немаловажное обстоятельство: живя в «советской среде», работая в комсомольской газете», он был ярым врагом существующей власти. И это создавало особый внутренний мир, особые, драматические краски восприятия окружавшей его жизни Этот контраст, который он постоянно носил в своей душе, помогал ему по-другому видеть жизнь, глубже, объемнее, колоритнее. Ибо, и это доказала вся его последующая творческая жизнь, — нервом его главных произведений стал драматизм, переплетение противоречий, ломающих жизнь. Прямолинейность официальной пропаганды не вовлекала его в суженный, однобокий мир понимания огромных проблем , вставших на дороге коммунистической власти, утопически- самонадеянно взявшейся переделывать окружающий мир и природу человека, не то чтобы не поняв её, а даже не обращая на неё никакого внимания, тем самым отторгая всю огромность, глубину этой проблемы. Именно это «похоронило» коммунизм, что еще раз просто кричит о важности понимания природы человека для всех попыток социальных преобразований. И это — громадный урок « строительства коммунизма».Но уроки природы и истории несут совсем другой эффект, а вовсе не тот, который ждут от них люди. История нас постоянно учит одному, и мы «прекрасно» усваиваем ее кровавые уроки. Так что история еще та учительница!
Дальше речь пойдет… о семейной жизни Сергея Королькова. Эту историю рассказала мне К.К. Мирошникова, свыше 50 лет проработавшая в Ростовском зоопарке. Зоопарк и Корольков? Что же тут может быть общего? Не будем торопиться. Жизнь настолько непредсказуема, что в ее глубинах могут прятаться совершенно удивительные повороты. Тем более, что и краеведческие тропы тоже неисповедимы и к хитросплетению её зигзагов, я скоро обращусь. Позже эту историю дополнит новыми интересными фактами и оценками племянница Веры Петровны Белоусовой — Людмила Алексеевна Барсукова.
Итак, приступаем к практически чистой странице в биографии Королькова — его первому браку. Соединение судеб двух людей всегда несет на себе знак непознанности, случайности. Недаром же говорят, что браки совершаются на небесах. И начнем мы свой путь к этому событию, ведя навстречу ниточки двух жизней.
Еще на песчаном берегу Дона, на хуторе Шмат, где рыбачил Сергей, он «лепил» фигуры сверстниц из песка и глины. Природа наделила будущего художника не только ярким талантом, но и редчайшей зрительной памятью, энергией, воображением… А это, заметим,- не последние составляющие таланта художника. На его природный дар, ( а талант сам по себе любит волю) органично наложился дух вольницы рыбацкой и казачьей жизни. Так что о женщинах Корольков узнавал не из комсомольских плакатов, а из «соленого» и густого казачьего фольклора, изрядно сдобренного юмором и, уж извините, – скабрезностью.
Именно благодаря колоритной фигуре рыбака, которую он поставил на пустынном берегу как своеобразный «маяк», его и заметили приехавшие на этюды в 1926 году ростовские художники. А вот — следующее явление судьбы… На одном курсе с ним учился будущий известный художник – А.И.Лактионов, а на курс младше, Е.В.Вучетич, ставший позже выдающимся скульптором современности. Целое созвездие талантов, единственное, кстати, такого уровня за всю историю существования Ростовского художественного училища, основанного выдающимся педагогом А.С. Чиненовым.
Творческая организация — среда особая. Здесь и преклонение, и притяжение, и отталкивание, и зависть, и ревность… Так и вышло. На одном курсе с Корольковым и Лактионовым училась одна девушка – Вера Белоусова. Я бы не назвал её красивой в современном понимании «сусально — гламурной» красоты, да и что такое вообще красота? Н.Заболоцкий, разделяет эти понятия в своем знаменитом стихотворении: красивый сосуд и «огонь, мерцающий в сосуде». А, может быть, настоящая красота: одновременно и сосуд, и огонь , мерцающий нем. В Вере Белоусовой было особое обаяние, привлекательная миловидность, одухотворенные богатым внутренним миром, чистым юношеским светом романтической души. И одновременно — большой внутренней энергией. Вот такой удивительный сплав «выдала» природа в лице этой удивительной девушки. Среднего роста, русая, с ладной спортивной фигуркой, с короткой комсомольской стрижкой 20-30 годов, она производила, как тогда говорили, неотразимый эффект. Не обратить на неё внимания было нельзя. Тем более – молодым художникам!
Вера Белоусова происходила из благородной, интеллектуальной семьи. Её мама, Еликонида Косминична Бахметьева была художественно одаренной натурой, очень любила и хорошо знала поэзию. Её близкой подругой, которую семья Белоусовых спасла в 20-е годы, была А.И. Огнева, родная сестра писателя В.Яна, автора знаменитых исторических романов «Чингиз-хан», «Батый» и других. Отец Веры, Петр Михайлович Белоусов, казак по происхождению, имел свое дело, но разорился. Он был скульптором от природы, мог из куска глины по памяти слепить любую фигуру. Лучшие его работы в предвоенные годы находились в Шахтинском музее ( он родился в Александрове Грущевском , ныне — Шахтах). По рассказам Еликониды Косминичны их вывезли во время отступления немцы. С детства у Веры был мальчишеский характер заводилы, отец бесконечно любил дочь и во всем потакал ее проказам и увлечениям. Он любил с ней гулять, и нередко они уходили далеко в степь, собирали камни, и это «аукнется» позже у Веры любовью к геологии. В предреволюционные годы Петр Михайлович помогал большевикам, прятал «Искру», закапывая газеты у себя во дворе, а потом распространял её. Но позже, увидев, как красные в годы Гражданской войны изрубили в госпитале раненых белогвардейцев, отвернулся от большевиков.
Не знаю, интересовался ли Сергей Корольков родителями Веры перед свадьбой, но, думаю, отец ее, казак, скульптор-самородок, не принявший красноармейцев, наверняка привлек бы его внимание – в их биографиях было так много общего. Хотя Вера с детских лет плохо слышала – сказалось осложнение на слух после простуды, она увлекалась музыкой, писала стихи… Любила она, как и её мама, читать. После приезда в Ростов Белоусовы жили в доме на Большой Садовой, против которого позже расположится магазин «Океан», у них была прекрасная библиотека.( Их книгами топили печь «постояльцы»-фашисты, во время оккупации города).Эта разбросанность увлечений девушки говорит скорее об общей одаренности, многосторонности её личности.
До 1924 года училась Вера в бывшей Екатерининской женской гимназии. В 1926 –м закончила девятилетку. Это была особая школа, где все подчинялось воспитанию у детей творческого духа. Она называлась Совтрудшкола № 3 им. Буденного (сейчас – школа № 43). Училась отлично, была хорошим организатором. Большое влияние на нее оказал удивительный педагог В.В. Кегель, создавший при школе первый в России Живой уголок ( позже он будет преобразован в школьный зоосад, а затем — в Ростовский зоопарк). С детских лет Вера Белоусова любила природу, особенно животных. Она буквально «прилипла» к Живому уголку и уже в 1926 году была участницей съезда юных натуралистов.
Позже, когда К. Мирошникова будет создавать музей зоопарка, то издаст о нем интересную книжку. Во время поисков энтузиастов создания школьного зоосада , она и познакомится с Верой Белоусовой, которая расскажет ей о своей любви к Королькову. Вера по ее просьбе напишет для книги несколько документальных рассказов из жизни животных зоопарка. В одном из них есть необычный сюжет. Вера, еще девочка, защищая уток и гусей от медведицы, неожиданно выбравшейся из своей клетки, пойдет на огромного, вышедшего из-под контроля зверя с лопатой и вступит с ним в «единоборство» — ударит лопатой. Согласитесь, показательный случай!
Вера Белоусова не только любила животных, но и обожала их рисовать – к этому у неё были явные способности. После окончания школы она увидела объявление о наборе детей, способных к рисованию, и вместе со своей сестрой Надеждой ( та была старше её на два года) поступила в художественную школу. Она называлась тогда в духе времени — Первой советской районной художественной школой Донпрофобра. ( Донского профессионального образования- В.С.) Она уже училась на 3-м курсе, когда к ним в группу пришел новичок – Сергей Корольков. И хотя у него за плечами было всего три класса Новочеркасского реального училища, он производил на всех огромное впечатление. И не только своим талантом. Недаром же, в предвоенные годы его примет в свой круг университетская, профессорская среда. Да и не просто примет, а будет его обожать! Неслучайно, в Москве он близко сойдется с Сергеевым-Ценским, будет общаться с М.Шолоховым, Б.Пастернаком, а живя в США, подружится с В.Набоковым, который особенно любил его устные рассказы.
В это время Вера Белоусова дружила с Александром Лактионовым. Он был артистически импозантен, не по возрасту важен, так сказать, художник-барин… Спустя много лет, став знаменитым живописцем, он не забудет своей юношеской привязанности – пришлет Вере приглашение на празднование своего 60-летия. Сестра Веры, Надежда, расскажет : Лактионов очень жалел, что не соединил свою судьбу с Верой Белоусовой. Так и говорил: «Вера, если бы ты была моей женой, я бы столько сделал!» Сохранился снимок 1929 года. На нем запечатлена группа Королькова. Объектив всегда «ловит» постоянно меняющееся мгновение. Эта фотокарточка, не бог весть какого качества, показывает нам «пижонистого», в бабочке, Лактионова, набычившегося Королькова, (это с ним бывало), настороженную ( чем?) Белоусову, и только Чинёнов – величаво, по-учительски спокоен. Время безвозвратно унесло «внутреннюю жизнь» той секунды, остались только некие отражении. Но и они для нас – бесценный документ…
На Веру обращал внимание и Евгений Вучетич. Разумеется, и Корольков – тоже. Складывался настоящий «четырехугольник». И хотя все «рыцари» примерно были сверстниками ( Сергею в 1929-м было 24 года, Вучетич на три года , Лактионов – на пять, Вера – на 4 года младше его), Корольков несомненно обладал еще одним преимуществом, о котором я уже говорил – гораздо большим жизненным опытом. Самостоятельная жизнь многому научила его. Хотя и Вучетич к тому времени успел погоняться за бандами басмачей в Средней Азии, непростые детство и юность были и у Лактионова.
Учась в школе Чинёнова, Корольков в 1928 году, как я уже написал, работал штатным художником в молодежной газете «Большевистская смена» — продолжал кормить не только себя, но и стареющую мать. С.Корольков быстро влился в редакционный коллектив и сразу стал, как говорили тогда «своим парнем». Все так и называли его — Серега. Вспоминает ростовский литератор, краевед И.Гегузин: «Он ( Корольков – В.С.) иллюстрировал газетные материалы, причем делал это очень быстро, что называется одним махом и всегда удачно. Во всяком случае, не помню,, чтобы нарисованное им было забраковано, требовало переделки, доработки». «Штампуя» сатирические зарисовки, карикатуры на комсомольских чинуш и бюрократов, он параллельно (!) создал цикл эротических рисунков (12 листов) на текст анонимной поэмы «Лука Мудищев», приписываемой в то время эротическому поэту Баркову. И хотя позже он, полуотрекаясь, назовет свою работу «грехом молодости», нам кажется, появление этих рисунков очень симптоматичным.
С точки зрения художественности для нас они интересны как подтверждение бесконечной фантазии молодого рисовальщика, еще одно доказательство разнообразия его творческих приемов. Он нигде не повторяется. И в его эротических рисунках преобладает контраст, деталь, а главное — реалистическая верность литературному источнику. Его иронию, даже гротеск можно рассматривать как своеобразную реакцию на социалистическую действительность, которую он уже и на дух не принимал. Но ТЕМА? Не будем забывать, что в легендах о С.Г.Королькове немало побасенок именно на эти, эротические темы. Позже сын Королькова, Александр Сергеевич, родившийся в Австрии и живущий с 1947 года в США, скажет: легенды об отце сочиняли и друзья, и враги…Легенды легендами, но они, как правило, не возникают на пустом месте. Неслучайно же, ходило столько рассказов о его «эротических проделках» с различными скульптурами. Возраст? Пожалуй… Но не только. Так играли в нем гормоны, зажатые официальным пуританско-коммунистическим временем. Но ведь и гормоны во всех по-разному буйствуют, даже в одном и том же возрасте. Нет, недаром, сказал великий Ван Гог: «Все решает темперамент». Но для нас здесь важно одно: Сергей, рано повзрослевший, на все имеющий свой взгляд, не боялся ответственности за свои «антисоциальные» или , если хотите, в данном случае экстравагантные поступки. Как же он рисковал, показывая свои иллюстрации к «Луке Мудищеву» в редакции комсомольской газеты! А ведь и об этом есть документальное свидетельство очевидца, И.Гегузина: « Школьником я был деткором выходившей тогда газеты «Ленинские внучата», а в старших классах стал юнкором молодежной газеты «Большевистская смена ( «Комсомолец», «Наше время» — В.С.) Там был дружный коллектив очень сильных газетчиков. Однажды, придя в редакцию, я увидел такую картину, Собрались в кружок сотрудники: Леонид Шемшелевич, Виктор Попов, Матвей Гринблат, Михаил Штительман… Они неудержимо хохотали, рассматривая рисунки здесь же стоящего художника редакции Сергея Королькова. – иллюстрации к знаменитой поэме Баркова… Веселый дружный смех быть приятен художнику, его рисунки переходили из рук в руки. Я, тогда еще подросток, хотел протиснуться и тоже поглядеть, но меня оттиснули, не подпуская близко. Но разговоров об этих рисунках было много, об этом вспоминали в редакции долго. И только впоследствии, много лет спустя, когда я стал взрослым, даже старым человеком, Виктор Яковлевич Попов посвятил меня в редакционную тайну». Кстати, любопытный факт, по своему характеризующий время. Получается, что далеко не все доносили тогда друг на друга…
Да, безусловно, Корольков сильно рисковал демонстрируя в самой редакции свои эротические творения, но это и есть подлинное проявление его независимого характера, суть его личности. Такую самостоятельность, независимость обычно проявляют люди подлинного таланта, создающего им «психологическую защиту» от обыденности, угроз и вызовов жизни. Талант не только «ведет» их по жизни, но и создает базу уверенности в себе.
Приведу еще одно свидетельство, писателя В.Сидорова из его очерка о известном ростовском краеведе, архитекторе А.П.Зимине . Мы «сидели в боковушке у Зимина на Соляном спуске, пили «Столичную», перелитую в фиолетовый стеклянный штоф разинских времен и рассматривали… корольковский шедевр – иллюстрации к поэме Баркова «Лука Мудищев», еще не публиковавшиеся. Ранее автор очерка лишь однажды видел картинку их этой серии, на которой Лука перед восхищенным Иваном Грозным поднимает пудовую гирю пятой конечностью мужского тела».
Можно высказать предположение, что работа штатным художником в краевой газете «Большевистская смена» ( а Сергей работал там полгода параллельно с учебой) также по-своему подталкивала его к «эротическому выхлопу» — очень уж скучна, шаблонна была тематика его официальных рисунков. Хотя, впрочем, и здесь он находил своеобразную отдушину. Он не только профессионально набивал себе руку, но и развивал возможности для выражения своего скрытого отношения в советской власти, которая вскоре проявится в его скульптурных работах, станет главным принципом его творчества в СССР. Учтем еще одно обстоятельство. Если раньше он лепил, рисовал все, что хотел, в газете же он выполнял жесткий политический заказ. Но талант позволял ему «спасаться» в этой тематике в подтексте. Высмеивая «недостатки» комсомольской жизни, он умудрялся превращать юмористические рисунки в резкую социальную сатиру. Ему помогала тема, она «играла» на него, служила внешней крышей прикрытия истинного отношения молодого художника к советской власти. Высмеивание отдельных недостатков складывается у него в обобщение.
Конец 20-х годов был временем постепенного , но в то же время явного затухания революционной романтики. В партийном руководстве шла в полном смысле слова борьба не на жизнь ,а на смерть и «вождям» ЦК ВКП (б) было еще не до жесткой цензуры. Примером , показателем возможностей сатиры тех лет могут служить в литературе книги И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».В карикатурах , сатирических рисунках С.Королькова опять-таки преобладает деталь, которая нередко гиперболична. Кому могла тогда придти в голову мысль, что Корольков под видом сатиры издевается над советской действительностью. Вот как писал об этих социальных нотках в творчестве «рыбака-художника» все тот же А.Мытников: «Его волнуют язвы некультурности, и он с исключительной экспрессией бичует недостатки своей деревни в местной стенной газете» Речь шла о рисунках Сергея в хуторе Шмат. Вот эта самая «исключительная экспрессия», перенесенная теперь уже на страницы «Большевистский смены» и «спасала» его, отводя внимание зрителей от мысли о том, что здесь все гораздо серьезнее.
Конечно, Сергей Корольков занимался в «Большевистской смене» не только сатирой. У него, как у художника редакции, был довольно широкий спектр работы. Он оформлял рубрики, заставки, рекламные плашки… Газета готовила и «Литературную страницу», на которой печатались рассказы и стихи местных авторов. Сергей иллюстрировал эти произведения. Рисовал он и некоторые сюжеты из будничной комсомольской, армейской жизни, портреты передовиков, работал над заграничной тематикой. Но, сатирические сюжеты были преобладающими в этом «калейдоскопе» изобразительно-публицистических творений..
Талант всегда направлен не только вовнутрь, на воплощение в творчестве, но и вовне, он проявляется во всем поведении человека, в его суждениях, общении, реакциях на бытовые ситуации…Итак, Сергей Корольков по всем статьям явно «переигрывал» своих «конкурентов»-претендентов на руку прекрасной дамы, поэтому неудивительно, что Вера Белоусова отдала предпочтение ему. Ей было 18, когда вспыхнула их любовь. Когда у Белоусовых дома узнали об этом, разгорелся настоящий скандал. А у Веры был поистине взрывной характер. Она ушла к Сергею. Всего скорее их приютил хутор Шмат. Не думаю, что свадьба была пышной , да это им и не нужно было.
Их везде видели вместе. Вдвоем ездили они и в Москву, и в Ленинград, Вера не раз приезжала с Сергеем к его родственникам, на нижний Дон. Как-то она рассказывала Клавдии Мирошниковой: Сергей за ночь, как в ранней молодости, из песка и глины вылепил роскошную фигуру рыбака в полный рост. Утром пришли на берег женщины стирать белье и… ахнули. Давно их не баловал «Королёк» своими прекрасными изваяниями. Здесь, взявшись за руки, ходили они по прекрасному, умиротворяющему берегу Дона. Наверное, строили планы на будущие, как все молодожены. Всматривались в очертания соседней Елизаветовки, грелись на солнышке, слушали завораживающий шелест камыша, купались…
О некоторых деталях их семейной жизни рассказала мне Л.А. Барсукова, племянница Веры. Она передавала со слов бабушки, что Сергей говорил почти всегда резковато, никогда не мямлил. На все имел свою точку зрения и отстаивал свои убеждения до конца. Речь его была образной, колоритной, перемешанной казачьими присловьями. Когда он кому-то показывал свои работы и ему делали замечания – обижался. Это еще раз подтверждает то, что искусство было сутью его души, и он всего себя отдавал заветному творчеству и не принимал возражений. Возможно, так в ожидании похвалы, признания у талантливого человека «колобродят» излишки его способностей, а может быть, это «передовые ,дозорные» таланта, которых мозг творца высылает вперед «работать» на психологическое оправдание таланта в своих собственных глазах…
Сергей с Верой любили друг друга. Но их счастье было недолгим. И их ладья, думается, разбилась на берегах Дона совсем не о быт. Хотя рыбачьи баркасы и лодки были в Шмате в каждой семье. Сохранился карандашный рисунок Веры Белоусовой, на котором изображен двухэтажный дом, в котором они часто бывали. Дом этот принадлежал Посиделовым, родственникам Сергея по материнской линии. Вера нарисовала картину наводнения, которое случается на нижнем Дону раз в несколько лет. Дом буквально плавает в большой воде. У крылечка – лодка. На крылечке сидит какой-то человек. Не Сергей ли? Он один и лодка – одна. Где же Вера? Куда снесло ее водами быстротекущей жизни? Символический рисунок, надо признаться…
Но, повторюсь, не о быт, и тем более не о большую воду Дона разбилась их семейная ладья. Сергей весь был поглощен творчеством, такова природа подлинного таланта – человек не принадлежит себе. Он не мог представить себя без карандаша и бумаги, с которыми не расставался с пяти лет. Ведь когда он жил в Шмате и рыболовствовал, если путина затягивалась – шла рыба, он метался ,как в вентере– его любимая рыбалка мешала ему рисовать! А Вере хотелось детей. Сергей не был тогда готов к такому повороту, он не мог «поступиться принципами», которые диктовала ему свобода творчества. Сказалось еще и то, что старообрядческая семья Корольковых с её большой религиозной роднёй, жила по старым правилам «казачьего домостроя», придерживаясь жестких традиций. А ведь время –то на дворе было уже совсем другое. Комсомольская эмансипация, девушки в красных косынках, общественные собрания, митинги, кружки политобразования – это вовсе не легенда. Так говорила со слов самой Веры К.К.Мирошникова. И это можно понять: Вера не хотела «выносить из избы» свои политические разногласия с мужем, тем самым — ставить его под удар. Зная уже внутренний стержень убеждений Королькова, его категорическое неприятие советской власти, я предположил, что именно политические разногласия стали основной причиной их расставания. И обрадовался, когда Л.А.Барсукова позже рассказала мне о политической «несовместимости» молодых людей, тем самым подтвердив мою догадку. Ведь Вера, как надеюсь помнят читатели, была общественницей, «вожаком в юбке», а Сергей – в этом смысле – её антиподом.
Решающую роль в их разводе сыграло то, что Вера – жила «в ногу со временем». Она выросла в советской школе и верила тому, о чем с утра до вечера говорила официальная пропаганда и это подтвердит потом вся ее дальнейшая жизнь. А Сергей Корольков, донской казак, впитавший совсем другие обычаи и жизненные установки, чье раннее детство прошло в обеспеченной семье, жил совсем иной духовной жизнью. Он вообще никогда не врал, и всегда говорил правду в лицо собеседнику — по свидетельству его сына, Александра Сергеевича. Да и Вера была «крепким орешком» — бескомпромиссной к другим, но и к себе – тоже. Как говорится, нашла коса на камень… Думается, у них с Верой состоялся во время их совместной жизни не один серьезный разговор на эти темы, переходящий в ссоры, но «переделать» друг друга они не могли, да такое и невозможно вообще. Но в молодые годы люди не понимают этого. Когда ссоры стали принципиальными и глубокими, Вера опять «взорвалась» — ушла от Сергея. Он долго искал ее, не хотел мириться с такой дорогой потерей – значит, любил по-настоящему.
Расстались Сергей Корольков и Вера Белоусова в 1931 году. Сохранилась семейная фотография, подписанная мартом 1931 -го. Значит, весной этого года они еще были вместе.
По рассказам родных Вера как-то встретила Сергея, перед самой войной. Корольков сказал ей, что хотел бы уехать из СССР. Вера спросила: «Когда же ты простишь?» Он ответил: « Я никогда не прощу того, что было с моей семьей». Это подтверждается более поздними документами, в частности, письмом С.Г.Королькова своему другу, ростовскому художнику А.Черных, пытавшемуся уговорить его вернуться на родину. Черных писал тогда в Нью-Йорк Королькову: «Советская власть простила тебя», на что Сергей Григорьевич отвевал: «Но я её не простил!» Обратим внимание на одну важную деталь. Корольков делает акцент в приведенном воспоминании на то, что он не простил того, что было с его семьей (семья после революции потеряла свои деньги в московском банке) Но дело , как мне кажется, глубже. Он не простил советскую власть за её отношение к крестьянству и казачеству и за то, что она лишила его свободы творчества. А это для человека такого уровня таланта очень существенный аргумент. Именно об этом говорил С.Корольков на допросе следователю ОГПУ в мае 1933 года (Не будем забывать, что это было время страшного голода 1932-1933 годов на юге СССР).
Еще до развода с Сергеем Вера поступает на геологическое отделение геофака РГУ, учится там с 1930-го по 1935-й год. Учится, как всегда, отлично. Выходит замуж теперь уже за другого своего сокурсника – Константина Прядкина и уезжает с ним на северный Урал. Муж за геологические изыскания получает Сталинскую (Государственную) премию. В годы войны группа геологов, возглавляемая Прядкиным, искала стратегическое сырье для оборонной промышленности и, если судить по такой высокой оценке труда геологов, — очень успешно. В годы войны Вера Петровна с семьей живет на Кубани, потом в Армении. После окончания войны Вера, природный руководитель, возглавляет отдел Воркутинского геологического управления, но каждую весну уходит с рюкзаком и молотком на полевые работы. Когда было трудно с деньгами, подрабатывала — рисовала портреты знакомых, вспоминая счастливые годы учебы в Ростовском художественном училище. Вера Петровна родила трех сыновей: Бориса, Николая и Константина и в 1950 году из Воркуты вернулась в родной Ростов. Она привезла с Севера огромную коллекцию минералов. Камни эти и поныне лежат в коробках…
Написав сейчас о том, что Вера жила на Кубани, а жила она в небольшом городке на реке Белой — Белореченске (сохранились её письма) я обратил внимание на такую деталь. Через девять лет после того, как В.Белоусова жила в Белореченске, в этом городке поселился и я. Более того, на той же самой улице, — имени В.Ленина, и что совсем удивительно — наши дома разделяло всего несколько десятков метров. Мимо дома, в котором жила Вера, я ходил в школу. Если бы я знал тогда о том, кто здесь обитал, спасаясь от фашистской оккупации! И тут я кое-что обобщил: а я ведь был и в Австрии, видел те места, где когда-то стоял лагерь Парш, в который попал С.Корольков в 1945 году после окончания войны. Бродил я и по Бродвею, под одним из небоскребов, в котором Корольков купил себе квартиру. Был в пригородах Нью-Йорка, где хранятся работы Сергея Григорьевича, и недалеко от того места, где расположено кладбище, где он нашел свой покой. Словно судьба вела меня по тем дорогам, по которым проходил в свое время Корольков и которые я позже описал в своей книге об этом замечательном мастере. Случайности? Всего скорее — да! Но поклонимся же еще раз в таком случае – (и пусть читатель простит мне тавтологическую игру слов) его величеству Случаю.
Вера Белоусова (она, кстати , не меняла свою фамилию ни в первом, ни во втором браке) никогда не забывала Сергея Королькова. Да и он помнил о ней всегда. Учеба и их любовь в художественной школе — счастливое время юности, блаженные годы бытия. Вера не раз получала из Америки информацию о жизни Сергея Григорьевича и вырезки из казачьих газет, в которых рассказывалось об успехах донского мастера. По словам Мирошниковой, эти материалы передавали Белоусовой через Луцевич, подругу детства Веры, они училась все годы в одной школе. Луцевич и её муж работали в США в посольстве СССР, и у них была возможность переправлять в Ростов весточки о Королькове. Последними пришли два сообщения-некрологи из газеты «Родимый край» на смерть Королькова (1967) и через два года – на смерть его супруги, художницы Е.И.Корольковой ( Верф).
С ней, прибалтийской немкой, Сергей Григорьевич познакомился в Ленинграде, когда недолго учился в Академии художеств – там преподавала Елизавета Ивановна . Их объединяло уже искусство, и их брак продолжался около 30 лет. Они прошли рука об руку сквозь «огонь, воду и медные трубы». И теперь лежат под одним могильным камнем на казачьем участке Свято-Владимирского кладбища в штате Нью-Джерси, в Джэксоне, пригороде большого Нью-Йорка. У большого каменного креста над могильной плитой растет куст, Скоро он совсем закроет надписи на кресте, но он не сможет «закрыть» славы этой могилы. Сергей и Елизавета ( Лиля, как её звали в семье) во всем были единомышленниками. Но это, как говорится, уже совсем другая история. Так пишет свои письмена загадочное и роковое перо Судьбы.
Изучая судьбы выдающихся людей, анализируя их творческие биографии, приходишь к выводу: чтобы реализовался яркий, крупный талант необходимо стечение многих условий, определяющих специфику проявления природных свойств дарования , так и калейдоскопически меняющихся обстоятельств социального бытия. Немалую роль в этом «соцветии» играют и особенности таланта, и время создания произведений искусства. Тут тоже немало загадочного и как всегда случайного. Особенно, когда речь идет о людях с такой необыкновенной судьбой как Корольков, чья жизнь – сплошное переплетение характернейших линий и черт как самой эпохи, ее тектонических сломов и сдвигов, так и его личной биографии, которая напрямую зависла от времени. Весь этот драматизм – и времени, и своих внутренних переживаний и духовных поисков он и выразил в своем творчестве.
Работы Сергея Григорьевича Королькова в буквальном смысле слова разбросаны по разным странам. И каждая из них представляет собой немалый интерес для понимания существа его таланта. Скажем, какую биографическую ценность могут представляют материалы газеты, которую выпускали русские «перемешенные лица» в Австрии , в лагере Парш.! Семья Белоусовых-Барсуковых сохранила значительное число рисунков Королькова (1928-1931 годов) и в этом тоже угадывается линия фортуны. В этом собрании нет ценных работ, зато вся их совокупность имеет большое значение для искусствоведческого изучения творческой биографии скульптора и художника. Это 46 листов различного объема, на которых запечатлено 148 эскизов, этюдов и законченных рисунков. Многие из них представляют собой ученические наброски, выполненные в 1928-1929 годах, когда Сергей учился на третьем ( последнем) курсе художественной школы. Он осваивал тогда классические позы, состояние и динамику мышц при движении, части тела (в основном руки, ноги, головы). Это была хорошая школа интенсивного обучения. У молодого художника были немалые проблемы с бумагой, и он рисовал, на чем только мог: на тетрадных листах, на стандартных страничках детских альбомов… И только некоторые рисунки сделаны Сергеем на хорошей плотной бумаге. Есть фрагменты эскизов на листах учебных блокнотов, на некоторых из них сохранились и его автографы: планы занятий, какие-то рабочие записки…
Неслучайно, когда Сергей узнал, что в Академии художеств заинтересовались его рисунками и захотели их приобрести, он удивился, не зная, как ценить свою «продукцию», сказал: «хотя бы за бумагу заплатили». Большинство рисунков того времени выполнены Корольковым карандашом, лишь шесть — пером (тушью) и пять в цвете – акварелью. Только под двумя работами стоит дата: голова лошади ( 1929) и фигура казака (3 марта 1929). Некоторые рисунки (фигура красноармейца, рабочего, политические карикатуры на зарубежные темы), подготовлены для публикации на страницах «Большевистской смены». Все рисунки Королькова можно разбить на четыре группы: первоначальные наброски, не представляющие никакой художественной ценности, этюды, над деталями которых была проделана некоторая шлифовка, эскизы полу-законченные или частично законченные и, наконец, завершенные рисунки. Их совокупность и позволяет увидеть, как работал над выразительностью линий молодой художник, как он «клал» штриховку, как добивался изобразительности в движении, в конкретных деталях. Это – замечательный материал для постижения творческой лаборатории будущего мастера, хотя некоторые рисунки , можно сказать, выполнены уже мастерской рукой. На них хорошо видна органика необыкновенного природного дарования рисовальщика-графика и степень овладения им профессиональными методами, секретами постижения и изображения человеческого тела в разных, особенно, динамических позах.
В числе рисунков, сохраненных в семье Белоусовых, есть два, представляющих для нас особый, биографический интерес. Это одна работа Веры Белоусовой ( хутор Шмат во время разлива и дом Посиделовых , родственников Корольковых по линии матери Сергея, тот дом, в котором он жил) и рисунок Королькова, на котором изображена сама Вера. К сожалению, фигура Веры на этом рисунке — лишь первоначальный набросок. Сергей, видимо, «сортировал» свои работы, сохранились записи на некоторых листах, например, «подборка для обзора», где он формировал темы по периодам своей жизни – школа, болезни, учеба… Естественно, наибольший интерес представляют законченные рисунки , их – 19. Это портреты Булавина, причем, один из них подписан демонстративно: «Кондратiй Булавинъ». Лицо казачьего атамана сурово, взгляд пристально-оценивающий. С.Г.Корольков добился уже большой и яркой изобразительно-выразительной характеристики своих персонажей.
Типы его «голов» довольно разнообразны, это и иронические «маски» и экзотические лица и редкая «оснастка» головных уборов – словно рисовальщик «набивал» руку на разнообразном и реальном ( чаще всего) и воображаемом материале, пробовал свои силы в наиболее сложных вариантах изображения. На некоторых рисунках хорошо видны фазы проработки фактуры, процесс работы художника. И то, что он закончил выписывать и то, что осталось лишь элементом наброска (борода, волосы) подчеркивает, как художник искал главные, нужные ему линии, как «развивал» их, варьировал. Рисунки акварелью позволяют лучше увидеть методику создания объема, переходов, отделки тонов и полутонов, тональности рисунков. Портреты , выполненные пером в свою очередь помогают увидеть, как молодой график осваивал новую технику штриховки, накладку теней, выделение главных элементов.
Рисунки, выполненные для газеты, отмечены более интенсивной штриховкой. В их законченности проступают черты мастерства, но рядом с ученическими незавершенными рисунками, они раскрывают характерные приемы, умение художника работать скупо, максимально используя ведущие линии, лаконичную, но одновременно и глубокую обработку сюжета. Они позволяют утверждать, что С.Корольков отлично освоил технику рисунка пером (чернилами, тушью). В работе над овладением этой методикой особенно ценны были для молодого художника советы Чинёнова, подвигнувшего Королькова к расширению диапазона рисования, особенно тушью и маслом. Любопытен, но уже с политической точки зрения, карандашный рисунок, не появившейся на страницах «Большевистской смены». На нем изображен мощный кулак, вышибающий из двери в надписью ВКП(б) маленькие фигурки, летящие вверх тормашками. (Чистка партии?) Такая жесткая, концентрированная сатира, всего скорее, не подошла редакции.
В целом папка с рисунками, хранящаяся в семье родственников С.Г.Королькова, дает материал и для предварительной периодизации его творчества. Первый период – детство и юность, когда Сергей рисовал еще стихийно, до поступления в художественную школу ( примерно с 1922 года до 1928 ). Затем период активного ученичества и работы в редакциях газет ( (1928-1932). Период до отъезда из СССР ( создание горельефов для театра, иллюстраций для романов Петрова-Бирюка, Серафимовича, Шолохова, проекты памятников в Ростове)( 1933-1943). Короткое, но очень характерное и насыщенное время жизни в Австрии ( 1945- 1948). И наконец, работа в Соединенных Штатах ( 1949-1967). Рисунки С.Г.Королькова 1928-1931 годов, сохраненные семьей Белоусовых, уцелели благодаря «капризам» судьбы. Всего скорее Вера, вступив во второй брак, не хотели держать их при себе в изменившейся семейной обстановке и передала матери. Затем у племянницы Веры Павловны, Людмилы Алексеевны Барсуковой, коллекционера по призванию, они нашли идеальное место для хранения. Они попали в руки человека, не только понимающих их биографически-памятную значимость для семьи, но и ценность для искусствоведов и всех, кто интересуется творчеством этого великолепного мастера.
Итак, вступление Королькова в художественную жизнь в конце 20-х годов было ярким, эффективным. Годы творческого становления молодого мастера в Ростове-на-Дону в конце 20-х годов были разнообразными и очень насыщенными Оно произошло сразу и буквально каждый год приносило свои значительные плоды, и в этой эволюции очень заметную роль сыграла работа молодого художника в штате редакции газеты «Большевистская смена». Этот период был важным не столько художественными достижениями автора, сколько концентрацией внутренней работы, самоосмыслением, поиском тех опорных столпов, которые впоследствии держали Сергея Григорьевича Королькова в этом драматическом мире жизни в СССР. Такая работа ( а это особенно важно) дала ему возможность наблюдать жизнь и функционирование идеологического органа пропаганды изнутри. Но гораздо большую роль в мировоззренческом и художественном становлении Королькова играло само время — чрезвычайно сложное, динамичное, противоречивое. Именно тогда прошел год «великого перелома», когда советская власть, набрав силу, встав на «постамент» мощной тотолитарной власти, стала в значительно более интенсивной степени , чем в послереволюционные годы, «мять и лепить» жизнь по своим социалистическим идеалам и образцам. Годы юности Сергея Королькова, с многоцветной игрой его гормонов, любовью, с физиологическим ростом и становлением его как мужчины и совпали с этим временем. Биологическая амплитуда наложилась на социально-политическую , создав «гремучую смесь» его характера. И она, эта «взрывная смесь» в скором времени будет фундаментом его многогранного творчества, своеобразно проявляться и выражаться в его оригинальных художественных произведениях.
__________________________
© Смирнов Владислав Вячеславович