Свобода слов
И явилась писателю Муза в лице придирчивого читателя. И указала на погрешности текста. И повелела править. Удивляться здесь нечему. Автор всегда «правит бал» в собственном тексте.
Тяжёл и неблагодарен писательский труд. Особенно достают мелочи. Ерунда всякая. Слова, слова. Вся жизнь в словах. К примеру: «Жизнь вообще-то штука нелёгкая». Трудная, значится, жизнь. Если убрать из предложения «вообще-то», — ничего страшного не произойдёт, зато появится ненужная категоричность. Если оставить, то следует ли выделить «вообще-то» запятыми? Оно же вводное слово, вообще-то. Или нет? Надо бы предложение разобрать по членам. Анатомировать. Но как, как резать по живому? Больно и жалко. Разве что «авторский текст» призвать на помощь? Существуют же авторские запятые. Воля автора всесильна. Пока творит, «он бог, царь и воинский начальник в одном лице». Над своими словами.
Сделать можно много чего. Можно, например, понизить рангом злополучное слово. Ишь, цаца какая! Пусть не высовывается из ряда других, ничем не выделяемых слов. Можно и чёрточки лишить. Вообще. К чему такие сложности?
Проще надо быть, господа Слова, проще и демократичней! Это ко всем вам относится!
Позволишь одному сесть на голову, за ним и другие тут как тут. Тем дефис-чёрточку подавай, другим позарез необходима большая буква, — кому в начале, кому в конце, а кому-то и посередине (а то их не так поймут, сердешных); третьим непременно хочется влезть в кавычки для уютного существования; к четвёртым и синонима не подобрать, — такие несговорчивые; пятые, слова-паразиты, так и норовят втереться туда, где их совсем не ждали.
И каждое слово на что-то надеется, претендует, требует личных свобод и каких-то там прав добивается.
Если хотите знать моё авторское мнение, то никакой свободы нет и быть не может, включая и так называемую «свободу слова». Так что, мои «единственные и неповторимые» Слова, сидите тихонько в тексте и не выпендривайтесь, не то лишитесь насиженных мест во мгновенье ока!
Не забывайте об этом, глупые Слова-воробьи! Думаете, что выпорхнули и никто не поймает? Заблуждаетесь, голубчики! Ещё как поймают! Оглянуться не успеете, как окажетесь в темнице строгого режима Грамматики и её верных слуг: Орфографии, Морфологии и шестёрки-Фонетики. У них не забалуешь, не порезвишься, как в авторском тексте. Замучают-замордуют, выхолостят-зашельмуют так, что своих не узнаешь, предадут забвению и отправят в Словарь с пометкой «малоупотребительное». Хуже может быть только ярлык «устаревшее». Вежливый эвфемизм означает, что слово больше не употребляется, и нет ему места в живом языке. Старое, ставшее никому не нужным, оно покоится то ли в коме, то ли в летаргическом сне где-то на самом дне языковых закромов, наивно надеясь, что ещё придёт его время, что возродится оно к жизни подобно птице Феникс.
Спору нет, всякое бывало, но не обольщайтесь: жизнь коротка, а срок ожидания неизвестен. Может, и внуки ваши не дождутся. Так что оставайтесь на своих местах, кому какое досталось, и не ропщите, что вас не так употребили, родимые! Радуйтесь, что хоть как-то использовали, даже изнасиловав и искалечив…
Смирите собственную гордыню, Слова мои, романтики и идеалисты!
И не вздумайте жаловаться самому Синтаксису, категорически не советую! Увязнете в бесчисленных поправках и толкованиях его параграфов, никогда не пробьётесь сквозь армию запятых, — лукавых, увёртливых, — интонационных, факультативных, авторских и многих других, усиленных точками для пущей важности; запутаетесь среди вертикальных двоеточий с горизонтальными многоточиями; зачахнете, дополняя прямо и косвенно ваши печальные обстоятельства, а затем и утонете в сложных, чему-то подчинённых, и не менее сложных, кем-то сочинённых предложениях, обстоятельных инструкциях и ссылках, так и не выяснив всех причастных к обороту, но обязательно сложных и холопски подчиненных Хозяину словарно-административных единиц, что по горизонтали, что по вертикали.
Он ведь двуликий и двуличный, Синтаксис ваш, на которого уповаете. Да и не занимается вами напрямую. Жалоба живенько вернётся к безжалостной и деспотичной Грамматике.
Инакомыслящим и особенно развитым особям, исподтишка кивающим на заграницу, напоминаю: хорошо там, где вас нет, родные мои! Научитесь ценить то, что имеете. Никто вас не заждался, да и Правила за бугром другие. Порядок слов в предложении строгий, раз и навсегда определённый, не то, что родной беспредел. Не спрячешься далеко от ока всевидящей общественности, не потерпит она нашествия иноязычных слов. Нет там вашего низкопоклонства и всеядности. Нет и добросердечного гостеприимства. У них хай-тек и ноу-хау, а у вас пенаты. Чувствуете разницу? Кому и где вы нужны, несчастные мои, шипящие и свистящие, со странной мягкостью изначально твёрдых звуков?
Вспомните о своём, до сих пор окончательно не выясненном, происхождении от двух братьев (оба давно уже святые). Один, вроде бы, был воином, но второй-то, — монах. Монах всегда главнее, сами знаете. Вот и следуйте заветам предков! Смиренно чтите мать вашу, Кириллицу, и поминайте родную сестрицу её, Глаголицу.
Сидите дома, не умничайте, и да поможет вам Бог! Если кто верит, конечно. Кто ещё не поверил, настоятельно советую, вера помогает смириться с Контекстом и с Автором. Вообще-то, надежда умирает последней. А вера – та и вовсе бессмертна.
Умерьтесь, Слова мои, строптивые и непокорные! Знайте своё место! Думаю о вас днём и ночью! Потому, в знак любви и заботы о благополучии вашем, жалую с авторского плеча восклицательный знак! Особого смысла в том нет, вообще-то, но такова моя воля: завершить текст знаком квасного оптимизма!
Желаю счастья вам, Слова мои, бедолаги мои горемычные!
Искренне любящий вас,
Автор.
_____________________
© Лось Светлана Александровна