Без вины виноватые. В Щелыково останки драматурга Островского надолго извлечены из склепа

№14 [212] 15.09.2010

Пятый месяц подряд останки драматурга Александра Николаевича Островского и его семьи хранятся во временном сарайчике под открытым небом. По музейным документам, экстренная реконструкция фамильного склепа началась еще в мае, но фактически к восстановлению памятника ученые приступили только в сентябре. Корреспондент «Новых известий» и журнала «RELGA» Виктор Борзенко отправился в усадьбу Щелыково (Костромская область), чтобы выяснить, почему столь скромная реконструкция растянулась на долгое время. Оказалось, что это далеко не единственная беда литературного музея-заповедника.

От Москвы до Щелыкова машиной 400 км. В XIX веке Островский добирался сюда десять дней. Сегодня время в пути сократилось до семи часов, однако дороги Ивановской и Костромской областей, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. На протяжении пути нет ни одного указателя к Щелыкову (не говоря о придорожном сервисе), а последние 20 км на подъезде к заповеднику пролегают, по бездорожью среди леса и пустынных полей. Машина утопает в грязи, бьется днищем об острые камни. Но это единственный путь в музей-заповедник (и в расположенный поблизости санаторий). Из-за дорог в последние двадцать лет резко сократилась посещаемость музея, которая прежде была на высоком уровне благодаря школьным экскурсиям.

«За неделю ни одного посетителя»

«Я помню 1980-е годы, когда в выходные дни к нам приезжало по десять Икарусов, — говорит научный сотрудник музея-заповедника Валентин Вакулин. – В музее бурлила жизнь. А в обычные дни нас посещало по пять-семь групп. И мы выкладывались так, что после рабочего дня жизнь Островского знали лучше, чем свою собственную. Сейчас благодаря дороге часто бывает, что и целую неделю нет ни одного посетителя».

Костромской области обещает этой осенью проложить, наконец, дорогу, однако ударным строительством здесь и не пахнет – автор этих строк специально измерял: из 32,5 км, которые свяжут усадьбу с цивилизованным миром, проложено лишь три километра. Видимо, поэтому Щелыково не котируется сейчас на туристическом рынке. В последний раз группу иностранных туристов здесь видели в советское время. Тогда усадьба великого драматурга напоминала старинный парк, не хуже чем в Европе — многочисленные садовые мостики, массивный лес, живописная долина реки (точно как в фильме Рязанова «Жестокий романс»)… Сегодня мостики сохранились, однако не каждый из них безопасен для туриста: за минувшие двадцать лет многое пришло в ветхость. Лес разросся настолько, что теперь из кабинета писателя не видно ни берега, ни реки. Причем старые деревья временами падают от ветра, из-за этого в непогоду в музее отключают свет, чтобы не случилось замыкания…

«Сколько мы ни пытались поднимать туризм, дорога портит все наши планы, — продолжает Валентин Вакулин. – В начале девяностых разработали проект: Дед Мороз – Великий Устюг, Снегурочка – Щелыково. По нашей идее, главный Дед Мороз страны приезжал бы к нам за Снегурочкой (ведь именно в Щелыково Островский написал пьесу «Снегурочка») – проводил бы конкурсы, концерты, а уже отсюда они вдвоем уезжали бы в Москву. Мы заявляли Щелыково как резиденцию Снегурочки, но Кострома утащила у нас этот проект – сами проводят что-то похожее, а мы так и остались ни с чем. При таких дорогах на что-то рассчитывать бесполезно».

Священники не пустили в храм

Состояние фамильного склепа Островских примерно такое же, как и состояниедорог. Объективно посмотреть – в его разрушении виновато лишь время (склеп был сооружен больше ста лет назад). Но все же странно, что пятый месяц последнее пристанище драматурга мало похоже на мемориальный комплекс. Гранитные и мраморные плиты сдвинуты со своих мест, на месте могилы возвышается гора битых кирпичей XIX века. Весной этого года археологи по просьбе дирекции музея провели обследование фамильного склепа великого драматурга и подтвердили, что захоронение находится в аварийном состоянии. Было решено извлечь из-под просевшей плиты запаянные металлические гробы и начать экстренную реконструкцию надгробных плит и каменных сводов. В конце мая гробы были подняты из-под земли и перенесены во временный деревянный сарайчик, но реставрационные работы начались лишь осенью и продлятся, как полагают музейные работники, около месяца.

Шесть склепных камер находятся под землей, в них стояли четыре гроба с останками самого драматурга, его отца, жены и дочери. Две камеры пустовали. Сверху камеры перекрывались широкой плитой, которая и стала проседать под тяжестью водруженных на нее мраморных и гранитных надгробий.

«Не так давно часть сводов обвалилась, – говорит директор музея-заповедника Галина Орлова, – и, к счастью, произошло это над пустыми секциями, поэтому гробы с прахом драматурга и его семьи не пострадали. Однако сильно деформировались стенки: выгнулись внутрь и начали обрушаться. Археологическая экспертиза показала, что еще год и памятник классика мог бы провалиться на гробы под землю».

Расстояние от гроба до стенки камеры – около двадцати сантиметров. Чтобы начать реставрацию, нужно много раз обследовать склеп: сначала осмотр проводят археологи, затем инженеры и, наконец, строители, которые составляют смету. В музее решили, что каждый раз извлекать останки и захоранивать вновь – это просто кощунство, и решили, что металлические гробы нужно перенести на время в каменный храм XVIII века. Благо, он находится всего в нескольких метрах, а поскольку летом один из его ярусов не эксплуатируется, то и гробы никому не помешают. Однако у священников своя наука — настоятель храма категорически запретил это делать, ссылаясь на строгие церковные каноны: дескать, прах отпетого покойника не может снова оказаться в храме. Пришлось строить специальный сарай. К счастью, в такое аномально жаркое лето к Щелыкову не подобрались пожары, которые бушевали в нескольких километрах отсюда. Страшно еще и потому, что вокруг Щелыково – мертвая зона.

«Мы живем в правовом государстве»

Правда, и без пожаров для работников музея лето выдалось горячим. Как и предполагалось, в два счета провести простенькую реставрацию невозможно. «Сначала требовалось собрать многочисленные документы, чтобы объявить тендер, — рассказывает замдиректора музея Евгения Дьяченко. – Документы прошли множество согласований, нам выдавали разрешения. В итоге, тендер был объявлен уже 12 июля – мы очень торопились. Затем на протяжении тридцати дней к нам поступают заявки от будущих подрядчиков, и лишь по окончании этого срока мы имеем право начать их рассматривать. Конечно, мы старались сделать все максимально оперативно, но по закону договор с подрядчиком мы должны заключить не ранее чем через десять дней. Опять-таки почему? Потому что в эти десять дней, если кто-то не согласен, что мы признали победителем конкурса именно этого участника, он имеет право подать свои заявления в ФАС, чтобы опротестовать. Кроме того, по окончании конкурса, когда подрядчик найден, документы снова проходят миллион согласовательных комиссий, поэтому реконструкция и началась только в сентябре».

На вопрос, не кажется ли вам, что в нынешнем законодательстве неоправданно много препон, мешающих экстренной реставрации, Евгения Дьяченко ответила: «Это не препоны! Вы поймите, что мы, слава Богу, живем в правовом государстве и давайте будем соблюдать все законы, которые установила наша страна. Сколько времени для тендера нужно, столько мы и использовали, стараясь провести все в максимально сжатые сроки. Мы сделали все законно, и я просто молюсь за то, чтобы законы соблюдались».

О несоблюдении законов речи и не идет, но все же трудно представить, чтобы останки, например, Бомарше почти полгода покоились на поверхности кладбища Пер-Ляшез, даже если для них и построили бы временный склеп.

В ближайших номерах «RELGA» вернется к этой теме.

__________________________________________________________________