Знаем ли мы о собственном разуме все? По-видимому, нет. Например, совершенно непонятно, что в наибольшей степени определяет наше общественное развитие – воля лидеров или предрассудки масс? И если человек считает себя разумным существом, то почему тогда в периоды смуты на первый план выдвигаются подчас явно патологические личности? Попробуем разобраться с одним жизнеописанием, в котором самым теснейшим образом переплелись история и психиатрия, политика и психология. Речь идет о политической карьере маркиза де Сада.

Кем же на самом деле был этот человек — преступником, который описывал свои похождения в скандальных романах, или же жертвой интриг и клеветы? Известно, что маркизу де Саду неоднократно приходилось выступать в качестве героя полицейских протоколов из-за организации оргий в родовом замке Ла Коста. Очевидцы также рассказывали, что Сад посещал марсельский публичный дом, предварительно вооружившись девятихвостой плеткой с узелками на концах. Одним словом, это был законченный маньяк, именем которого специалисты вполне заслуженно назвали отклонение полового чувства — «садизм».
Однако вовсе не эти пикантные подробности интересны для нас сейчас. Примечательно то, что во времена Великой Французской революции 1789 года, этому неуравновешенному литератору удалось сделать карьеру высокопоставленного чиновника.
Революционные события застали маркиза де Сада в тюрьме. В начале июля того памятного года Сад самым возмутительным образом нарушает тюремный режим — он истошно вопит в окно, используя в качестве усиливающего технического средства водопроводную трубу. Из его криков следовало, что в Бастилии казнят заключенных. Это происшествие послужило причиной его последующего перевода в психиатрическую клинику Шаратон. А уже в середине июля Бастилию штурмует разъяренная толпа.
Конечно, можно очень долго спорить о том, что больше всего повлияло на воображение этих людей — произвол, чинимый прогнившей королевской властью, либо непристойные действия своенравного аристократа, но факт остается фактом — знаменитую крепость разрушают вскоре после выходки нашего героя.

В 1790 году маркиз де Сад выходит на свободу. И только 1792 год приносит удачу: бывший дворянин, а ныне свободный сочинитель начинает стремительно продвигаться по карьерной лестнице. Так, в середине октября Саду доверена организация дежурств кавалерии, а через две недели он занимает пост комиссара Государственного совета по здравоохранению. В частности, теперь ему предстоит проверять парижские больницы. Но даже и эта гримаса истории еще не предел — в апреле 1793 г. мятежный маркиз становится присяжным революционного трибунала. С этой минуты за ним остается последнее слово, решающее, кто должен умереть, а кому будет сохранена жизнь.
В мае этого же года гражданин Сад получает очередное повышение: он назначен председателем якобинской секции Пик — самого революционного района Парижа. Иначе говоря, отныне наш вольнодумец входит в новую политическую элиту. А уже в начале декабря его снова сажают в тюрьму по обвинению «в чрезмерной умеренности». По мнению новых властей, маньяк в роли судьи недостаточно часто выносил обвинительные приговоры.
В 1803 году его вновь и надолго переводят в психиатрическую клинику Шаратон. К тому же, в конце 1810 года предписывается усилить надзор за ним, как за лицом, чрезвычайно опасным для окружающих. Добавлю, что у Сада, кроме извращенных эротических наклонностей, отмечались и другие признаки серьезных умственных нарушений.

В 38-летнем возрасте, примерно за десять лет до интересующих нас событий все мысли этого мрачного мечтателя поглотила математическая «расшифровка» писем. Таким способом он высчитывал точную дату своего освобождения из-под стражи. Позже такая одержимость цифрами нашла свое выражение в литературных трудах маркиза в скрупулезном подсчете жертв, которым завершали свои оргии описываемые им персонажи.
Таковы основные жизненные вехи скандального маркиза де Сада, ставшего во второй половине ХХ века своеобразным символом «контркультуры». Знакомство с его биографией убеждает нас в том, что общественная жизнь есть лишь отражение наших самых потаенных настроений. Знание этих закономерностей и определяет во многих случаях успех политического лидерства.

Культура и политика в стиле BDSM. Послесловие к статье «Политическая карьера маркиза де Сада»

Стоит подумать: что стоит за массовым обращением к садомазохизму? Желание оправдать свое стремление к несвободе? Или же потребность в экстремальных впечатлениях?

У этой публикации непростая судьба. Вначале включенные в нее факты и размышления были озвучены в ходе цикла авторских радиопередач в 1999г., посвященных психологии власти. Затем в 2001г. во время очередной региональной избирательной кампании я, посчитав, что час «X» наступил и тема востребована, написал статью и передал ее в солидную областную газету.

Однако, пролежав достаточно долго в редакционном портфеле (пока не закончилась кампания), материал был мне возвращен с извинениями. Редакция издания сочла неполиткорректной историю о том, как утонченный дворянин, отличавшийся неординарными сексуальными интересами, добился продвижения по службе в революционную эпоху.

Дело в том, что, по мнению редакции, участники избирательного процесса, идейно наиболее близко стоящие к творческому наследию Великой французской революции, могли воспринять такую статью в качестве черного пиара. А это уже являлось нарушением избирательного законодательства.

Эта история убедила меня в том, что психологическая подоплека многих исторических событий актуальна и сейчас. Если все – читатели и издатели – отчетливо представляют себе эту ситуацию в декорациях нынешних дней, то, значит, есть в ней нечто такое, что волнует наших современников.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на экраны телевизоров, где все чаще появляются клипы, выполненные в BDSM-стиле (англ. Bondage & Discipline, Sadism & Masochism — связывание и дисциплина, садизм и мазохизм), В них присутствуют доминантные дамы, затянутые в черную кожу и латекс, связанные «рабы», характерные орудия игрищ – наручники, хлысты, колодки, висящие на стенах цепи.

Боль и наказание, имеющие отчетливый сексуальный привкус, стали престижными для массового сознания. Некоторые звезды шоу-бизнеса, не таясь, готовы пооткровенничать о своем игровом досуге, связанном с принуждением и удовольствием. Даже Россия, которой подобные взгляды, чужды, как говориться, по определению, понемногу втягивается в этот процесс, воспринимая его как еще одну заокеанскую модную причуду.

Востребовано и литературное наследие сановного мятежника. Изданы собрания его сочинений, а сами знаменитые тексты – «120 дней Содома», «Жюстина», «Философия в будуаре» и иже с ними — вовсю штудируются именитыми культурологами и философами. К тому же, все из перечисленных здесь произведений успешно материализовались в фильмах П.Пазолини, Д.Франко, А.Гримальди.

Имеется ли связь между главными компонентами этого социального феномена — особого рода сексуальных пристрастиями, востребованностью такой атрибутики поп-культурой, взрывообразном ростом интереса ко всему этакому в обществе, которое на протяжении десятилетий декларировало борьбу с тоталитаризмом?

По-видимому, все же есть. Очевидно, вытесненный мазохизм идеологических невольников, проживавших по ту сторону железного занавеса, требует выхода и легализации. И речь идет не о постепенной реабилитации таких настроений. Душа требует триумфа. А заодно и ярких самоутверждающих зрелищ — факельных шествий, фестивалей, спортивных соревнований, пиршеств. В конце концов, огромных костров, в которых бы сжигались книги.

Скрытому рабу шаткой атлантической культуры, демонстрирующей в качестве образца свободы деяния славного маркиза, не остается ничего иного, как отправиться на поиски одобряющих культурных знаков – текстов, видеолент, музыки, где воспевались бы его страдания и получаемое от них тайное удовольствие.

Ему особенно трудно потому, что он таковым себя не считает. По его убеждению порабощение там, где есть сила и власть, ее явные символы – портреты, знамена, мавзолеи. Ну, а нам-то, известно то, что жажда добровольного принуждения присутствует, прежде всего, в душах тех, кому сытно и скучно.

И, наконец, узник общества потребления находит искомое. Он получает доказательства своей правоты. А индустрия развлечений обретает мощное творческое лобби, готовое за небольшую плату тиражировать идеологию насилия, выдавая ее за духовный подвиг аскета и борца за истинные ценности.

И тогда психология порабощенного человека, будучи кодифицированной посредством масс-медиа, обретает статус революционного орудия, становится своего рода иконой контркультуры и средством пропаганды. Впору вспомнить оценку А.Камю, которую он дал маркизу де Саду: «Его отрицание приняло, разумеется, самые крайние формы. Из бунта Сад выводит только абсолютное «нет». Богоборчество и стремление разрушить цивилизацию до основания – вот как следует понимать слова левого французского экзистенциалиста.

Психологический же подтекст подобных новейших манифестов таков «Задайте нам хорошую порку! Отнимите у нас все, даже последнюю надежду!» Говоря языком политологов – нужна власть с твердой рукой (и не только), способная обеспечить безопасность и контроль. Для благополучных и накормленных, поскольку они испуганы и дезориентированы. А хотят, как это не парадоксально, испытывать больший страх. Ибо только в этом случае у них появится возможность ощутить реалистичность самих себя в полной мере.

А заодно требуется расширение военных блоков, размещение ракетных систем недалеко от старейших исторических и культурных центров, экономическое и политическое порабощение регионов с природными ресурсами, экспорт сомнительных культурных ценностей.

Держись Америка и Европа! Даешь новый порядок – в середине XX веке это уже было! Общественное мнение уже подготовлено. Ну, а мы с нашей непростой историей отнесемся ко всему этому с пониманием.
_____________________________
© Выгонский Сергей Иванович