21 июля 2009 года великому американскому писателю
Эрнесту Хемингуэю исполнилось бы 110 лет.

Маленький Эрни Хемингуэй был большим мастером ловли форели, да и других рыб. Его фотография с удочкой в руке кажется иллюстрацией к знаменитой повести Марка Твена.
— Конечно, — в ответ на моё замечание о сходстве говорит сотрудница Мемориального музея Хемингуэя в Чикаго Конни Ирвин. – Том Сойер был одним из его любимейших героев, а «Гекльбери Финн» Марка Твена – книгой, из которой, по его словам, «вышла вся американская литература».
Томом Сойером Хемингуэй оставался всю жизнь, в которой слава его была связана и с литературным талантом, и с отнюдь нелитературными приключениями. И неважно, что река детства не так была широка, как Миссисипи. На каникулах в школе он не раз подобно Тому сбегал из дома, подрабатывая где придётся и общаясь Бог знает с кем. Эти путешествия позже дали пищу ранним рассказам «Чемпион» и «Свет мира». А если говорить о ловле форели, требующей виртуозного умения, то, вполне возможно, она формировала в нём те качества, которые развившись позднее в других обстоятельствах, стали опорой стойкости и для Хемингуэя, и для его героев: выдержки, спокойствия в кризисных ситуациях, мгновенным реакциям, мужеству.

По совету Конни сначала посетить Дом, где Хемингуэй родился и провёл первые шесть лет, мы на время покинули тот большой Музей, в котором она служит, и, перейдя на другую сторону улицы, примерно через пять минут оказались перед серым двухэтажным особняком, полузакрытым кронами высоких деревьев. Мы уже знали от Конни, что в начале прошлого века всего в двух кварталах от этого дома начиналось поле с высокой травой (прерия), а значит — и мальчишеская свобода. Дальше поднимался лес и уплывала к Мичигану река Дес Плейнс. Семья Хемингуэев проводила на реке всё лето: с июня по сентябрь. Безусловно, что, именно отсюда вода для Хемингуэя – писателя стала источником поэтического вдохновения и символом жизни. Ведь через все автобиографические рассказы о подростке Нике Адамсе (и не только) проходит тема противостояния природы миру насилия и жестокости, природы как источника целительной радости.
Улица Оак-парк, где расположены два музея Эрнеста Хемингуэя, находится в живописном зелёном районе Чикаго с тем же названием («Оак» означает дуб). В конце XIX – начале XX столетия в этом привилегированном предместье с большим количеством церквей жили чинные семейные граждане, безумно гордившиеся своей добропорядочностью. Консервативные пуритане, они даже отказывались называть себя чикагцами, отгораживаясь своими нравами от гангстеров, борделей и прочих злачных атрибутов большого американского города.

Отец будущего писателя Кларенс Эдмонт Хеминуэй и его мать, высокая, румяная Грейс Холл, жили на одной улице с самого рождения.
— Окна их домов смотрели друг на друга, — говорила нам Конни, — и учились они в одной школе. Но судьбы не пересекались довольно долго, потому что семья Кларенса принадлежала к конгрегационалистской христианской церкви с очень строгими правилами поведения, категорически запрещавшими курение, азартные игры и даже одну единственную рюмочку после обеда. В семье Грейс, принадлежащей к епископальной церкви, разрешалось и не только это — нравы были намного свободнее.
Кларенс стал врачом. Мечтал отправиться миссионером на остров Гуам, охотился с индейцами племени сиу в Южной Дакоте. Грейс, обладая прекрасным контральто, стала певицей, выступившей как-то на сцене Медисон сквер Гарден в Нью-Йорке, профессиональным музыкантом. Учила детей игре на фортепиано, сочиняла музыку, рисовала.
И однажды, вернувшись на родную улицу, они встретились, полюбили друг друга, поженились и поселились в доме Грейс, где она благополучно родила шестерых детей. Эрнест был вторым ребёнком и появился через год после Марселины. По какой-то причуде Грейс довольно долго одевала их как близнецов в одинаковые «девчачьи» платьица. Позже, когда этого уже делать было нельзя, она сделала Марселину «второгодницей» в школе, чтобы дети учились в одном классе. Крепкая дружба связала брата и сестру на всю жизнь, до самой гибели Эрнеста. Марселина пережила его.

Короткая дорожка, шесть каменных ступеней, и мы – у входа, на высокой полукруглой веранде, опоясывающей небольшую часть дома. Следует заметить, что в Оак парке жил тогда знаменитый архитектор Френк Ллойд Райт. Двухэтажные дома, которые он построил сначала для себя, а потом и для зажиточных соседей и сейчас придают особую уникальность этому району. Дом Грейс был красив, но скромен по сравнению с творениями Райта: обыкновенный американский дом викторианской эпохи.
В просторном вестибюле у большого зеркала нас встретил улыбчивый экскурсовод Рик. Слева – вход в огромную гостиную, прямо – в уютную библиотеку с большими портретами дедушки, бабушки и прабабушки. Справа – крутая лестница на второй этаж с тяжёлыми резными деревянными перилами. В гостиной, напротив входа – камин с зеркалом. Слева от него – огромное полукруглое окно-эркер, выходящее на террасу, маленький столик с книгами и лампой, кресла. Справа от камина – широкое прямоугольное окно, у окна – мягкий диванчик с подставкой для ног, другой столик с лампой, снова кресла. Справа от входа в гостиную — старинное пианино с бюстом Бетховена. Вслед за гостиной, как бы анфиладой – просторная столовая с обеденным столом, за которым должна была размещаться вся большая семья Хемингуэев и частые гости. Из столовой справа – дверь в кухню с утварью и холодильником, в многочисленные ящички которого загружались куски льда. Из кухни – лестница на второй этаж. Лестничные перила, двери, карнизы по стенам – из массивного коричневого дерева.

На втором этаже – спальни отца, деда, матери, детская, комната дяди, просторная комната прислуги и, как мы говорим сейчас, совмещённый санузел с кафелем. Все комнаты второго этажа выходят в длинный, узкий коридор. Огромные зеркала, люстры в стиле арт-нуво с причудливыми изгибами – на всём печать благополучного викторианского дома.

— Это был один из домов, где впервые в округе появилось электричество и телефон, — заметил Рик, ведя нас по дому. — Семья имела и автомобиль.
По стенам – картины и фотографии, фотографии. Как две капли воды похожий на отца, Эрнест боготворил его и впоследствии носил такие же усы и бороду. Отец был страстным охотником и рыболовом, и очень рано приобщил к этому сына. Рыбачили на реке и на озере Мичиган. Во время походов отец учил его и внимательному наблюдению происходящего вокруг, и точному выражению мыслей о происходящем. Преуспевающий врач Кларенс бесплатно лечил индейцев и часто брал сына с собой, отправляясь в индейские племена. Возможно, он полагал, что впоследствии Эрни пойдёт по стопам его предков – естествоиспытателей и этнографов или, может быть, станет врачом, как он сам. В рассказе «Индейский посёлок» хирург Адамс приводит сына в индейский барак, где в присутствии Ника вынужден делать индианке-роженице кесарево сечение складным ножом и зашивать рану вяленой жилой. Отец родившегося ребёнка, не выдержав виденного и не дождавшись конца, перерезает себе горло. На обратном пути Адамс бранит себя за то, что взял мальчика с собой, а Ник, как бы успокаивая отца, с мужественным бесстрастием Тома Сойера говорит: «Папа, а я знаю, где есть чёрные белки». Удивителен этот рассказ и своим финалом, особенно в соотнесении с самоубийством Хемингуэя. Стоит процитировать эти строки о размытости грани между жизнью и смертью, о торжестве природы и жизни.
«Трудно умирать, папа?
— Нет, я думаю, это совсем не трудно, Ник. Всё зависит от обстоятельств.
Солнце вставало над холмами. Плеснулся окунь, и по воде пошли круги. Ник опустил руку в воду. В резком холоде утра вода казалась тёплой. В этот ранний час, на озере, в лодке, возле отца, сидевшего на вёслах, Ник был совершенно уверен, что никогда не умрёт».

Маленькая спальня отца говорит о его хобби: собирании природных редкостей. Собирал он и необычные предметы индейского быта. Рядом с кроватью – узкий, наполовину застеклённый шкаф. Под стеклом, а также рядом со шкафом – удивительные бабочки, раковины, кости, большая морская звезда, панцирь черепахи и другие диковины, тут же медицинские инструменты. На шкафу – слепленное птицами гнездо из глины и веточек с многочисленными отверстиями. На маленьком столике рядом – микроскоп и фотокамера.
Мощное артистическое влияние Эрнест Хемингуэй испытал со стороны матери. Прежде всего, она учила детей музыке: Эрнест играл на виолончели, фортепиано и флейте. Она водила их в оперу, на концерты и театральные представления. Она познакомила их с живописью и графикой в Музее Арт-института Чикаго. С раннего детства мальчик пел в церковном хоре, выступал на концертах, играл в школьных спектаклях. Сохранилась фотография, запечатлевшая его в роли Робин Гуда. Художественное воспитание, полученное от матери, не прошло даром. Позже, после многих испытаний, любовь к хорошей музыке и хорошей живописи пробудилась в Хемингуэе с новой силой и, благодаря Гертруде Стайн, сблизила его с художественной и артистической жизнью Парижа, став мощным источником новых ярких впечатлений.
— Бабушка по матери, Кэролин Холл, была почти профессиональным музыкантом, «почти» потому, что женщины тогда не допускались к профессиональной деятельности , — продолжила разговор с нами Конни Ирвин, когда мы вернулись к ней в большой музей, — она писала картины, и её романтические пейзажи украшали стены дома.
В музее хранится также акварельная копия портрета прадеда по матери Уильяма Миллера. Сам портрет был сделан в 1785 году всемирно известным английским художником Гейнсборо. Прадед изображён сидящим над бумагами с пером в руке, в движении вдохновенного порыва. За его спиной — клавесин с нотами на пюпитре.
Семья Хемингуэев жила в доме Грейс до 1906 года. По проекту матери был построен новый дом, дом Мечты (Dream house), тоже двухэтажный, но ещё более просторный, и что самое главное – с музыкальной комнатой для концертов. Грейс изучала акустику и применила свои знания при создании этой комнаты. Акустика получилась уникальной. Здесь она пела, здесь проходили музыкальные выступления её детей.
Но не только артистическое влияние испытали дети Грейс со стороны матери. Она приучала их к порядку, к систематическому труду, работе по дому, правильным взглядам на мир в строгом соответствии с её взглядами. Однако эти взгляды и постоянная морализация с употреблением формул типа: «Помни, тот, кто смиряет дух свой, сильнее того, кто покоряет города», делали её очень похожей на тётушку Тома Сойера, тётю Полли. Мы узнаём об этом из рассказа Хемингуэя о Нике Адамсе «Доктор и его жена». Мать Ника – активный член общества «Христианские науки». Зная, что «мужчины слабы», она постоянно молится о муже и сыне, на её столике всегда лежит Библия и религиозный журнал. Повторяя в каждом предложении слово: «Милый», она с неизменной улыбкой с утра до вечера делает мужу замечания. Коллекцию мужа из заспиртованных змей и ящериц она сожгла при переезде в новый дом, а коллекцию индейских древностей – при уборке подвала. «Я убирала подвал, мой друг»,- с улыбкой встречает она его на пороге дома. «Самые лучшие наконечники пропали»,- говорит отец, пытаясь спасти обгоревшие остатки. Об этой стороне жизни четы Хемингуэев музеи молчат, но говорит сам Эрнест Хемингуэй в ранних рассказах. Боготворя отца, он в тоже время не мог не видеть его слабостей, его неспособность противостоять ханжеству матери. Виолончель стала для Эрнеста символом этого ханжества, и он возненавидел её. Фальшивой атмосфере дома противостояла только природа, в которой они с отцом пытались спастись. За Мичиганом, в девственных лесах, на берегу озера Валун-лейк отец имел охотничий домик, откуда он ходил лечить индейцев, охотиться и собирать коллекции. Но жена настигала его и там.
Отец был ему другом до пятнадцати лет. Потом и до окончания школы отца заменил дед. Именно благодаря ему мальчик почувствовал себя настоящим мужчиной, когда в день двенадцатилетия дед подарил ему первое ружьё, предмет гордости Эрни. Впрочем, гордился он не только ружьём, но и самим дедом, его участием в Войне за независимость, где тот был ранен. Вообще ветеранами были оба деда, и Рик показал нам на стене библиотеки их ветеранские свидетельства в рамках. В День Независимости происходило облачение в мундир со всеми регалиями. Когда за столом, где сидела вся семья, дед откладывал газету, это было знаком того, что наступило время интересных рассказов и не только о героике, но и о ужасах войны, и о страхе смерти. Второй излюбленной темой была история Англии.
Увлекательными были и рассказы дяди матери, дяди Тили, путешествующего торговца. Его отец плавал капитаном в дальние страны, а сам он одно время был миссионером в Китае. Чтобы послушать занимательные истории о жизни других земель, семья Хемингуэев любила приглашать к столу и проезжих иностранцев.
Впечатлительный непоседа, совсем как Том Сойер, Эрни, тем не менее, был не просто приучен к чтению. Чтение стало одним из его любимейших занятий. Конни Ирвин показала нам списки прочитанных им в школе книг. Среди авторов – Диккенс, Филдинг, Вальтер Скотт, Вашингтон Ирвинг, Лонгфелло, Джек Лондон и другие всемирно известные писатели. Но в сердце и память врезалось немногое: Шекспир, Киплинг, «Королева Марго» Дюма, морские рассказы Капитана Мэриэтта, «Гекльбери Финн» Марка Твена. Школа, в которой учились все дети из Оак-парка, давала очень хорошую общеобразовательную подготовку. Эрнест был одним из лучших учеников, особенно по английскому языку и литературе. Его сочинения преподаватели зачитывали перед всем классом, а первые рассказы, спортивные репортажи и иронические заметки о жизни Оак-парка публиковались в школьной газете «Трапеция» и школьном журнале «Скрижаль». Всё это давалось ему очень легко. Но наблюдения за жизнью, истина жизни трансформировались в истину литературы с помощью развитого воображения. Хемингуэй говорил: «Чтобы писать толково, надо писать о том, что Вы сами придумали, сами создали. И получится правда». Однако это не мешало ему одновременно утверждать, что писать он научился, читая Библию. Он был редактором «Трапеции», а в «Скрижале» выступил с более, чем тридцатью публикациями. Рассказы «Суд Маниту», «Всё дело в цвете» и «Сепи Жинган» уже несли печать характерного для Хемингуэя лаконичного, «рубленого» языка и его эскизного стиля.
На школьных фотографиях мы видим свободного подростка с прямым, открытым и волевым взглядом. Это — лицо человека, который твёрдо знает, чего он хочет в жизни; и его самый длинный список факультативных занятий при окончании школы не противоречит этому. В этом списке – большое место отводится спорту, любимыми видами которого были футбол и бокс. Снова приходилось сбегать, уже в Чикаго для занятий боксом, где ему сразу же разбили нос и подбили глаз, из-за чего Хемингуэя впоследствии не принимали в армию. Но травмы не останавливают его, и он становится первоклассным боксёром. Когда летом 1916 года окончились школьные занятия, демонстрируя родителям свою самостоятельность, Эрни отправляется вместе с друзьями в путешествие по Северному Мичигану. Но в это время важными становятся для него и ценности за пределами природного и артистического. Он внимательно прислушивается к отзвукам Первой Мировой войны, доносящимся из Европы. В 1917 году на стене его комнаты появляются плакаты: один с изображением солдата и медсестры, на другом – человека у окна, за которым маршируют солдаты, и надписью: «А по какую сторону окна ты?»

Следующее проявление самостоятельности было шоком для родителей. После окончания школы он твёрдо решил не поступать в университет, как это было запланировано семьёй. Отец и мать буквально выгнали его из дома. Их непримиримость дошла до того, что, когда впоследствии сын прислал отцу первый сборник своих рассказов, отец, не распечатывая, отправил все экземпляры в издательство, в Париж. Эрнест уезжает в Канзас-сити и устраивается там сотрудником местной газеты «Star». Здесь, погружаясь в новую жизнь, как полицейский репортер он знакомится со всеми злачными местами города, проститутками, гангстерами. У него появляется привычка быть в центре событий. Здесь формируется его подлинный кинематографический литературный стиль. Отсюда начинается его настоящее путешествие по жизни…
_________________________
© Боровская Наталья Ивановна