Вот уже более 10 лет не уходит из моей памяти образное определение русского народа, которое дал замечательный композитор Валерий Гаврилин в одном интервью. Тогда на вопрос: как он представляет русский народ, Валерий Александрович ответил приблизительно так: « Как ЛЕС. А в лесу есть ВСЁ: и опята, и маслята, и белый гриб, и поганка, и полезные ягоды, и ядовитые, и высохшие сучья, и великолепные деревья. И В ЦЕЛОМ ЛЕС ПРЕКРАСЕН!». Вот такое простое и такое ёмкое определение. Подходящее, вероятно, и для других народов. Оно помогает принять как данность СУЩЕСТВОВАНИЕ этой «лесной гармонии», рождающейся во взаимодействии бесконечного множества элементов, каждый из которых живет и сохраняется благодаря другому. Если взаимодействие способствует сохранению самого ЦЕЛОГО, будь то природный лес, или народ (или даже цивилизация, соединившая в течение веков не один десяток народов, сберегая особенности каждого из них), — то диссонансы, вызываемые наличием уродливого, вредного, не играют сколько-нибудь значимой роли.
И есть одна важная деталь, которую очень точно — по отношению к народу — подметил прекрасный французский писатель Ромен Роллан в своем «Предисловии к письму Толстого», опубликованном в 1902 году. Роллан писал: «Мир не нуждается в тех десяти тысячах (так называемых художественных) произведений искусства, которые из года в год появляются на парижских выставках… Ему нужны три-четыре гения в столетие и такой народ, в котором живы разум, добро и понимание прекрасного…» [1]. Народ — почва, добротности и самосохранению которой способствовали нравственные основы, вырабатываемые столетиями. Гении, взращенные на этой почве, постигали суть этих основ и результатами своего творчества помогали народу понять, увидеть перспективу своего развития. Оттого и становились они главными учителями, живую связь с которыми нельзя расторгнуть, если мы желаем сохранения гармонии и, в конечном счете, самого народа. В передаче этой живой связи всегда важна прочность звена гений — юное поколение: те, у кого есть запас времени, должны успеть принять эстафету жизни.

Ромен Роллан в самом начале XX века предал гласности письмо, полученное им от великого русского писателя почти пятнадцатью годами ранее. Предыстория этого письма была такова. В 1887 году Роллан, 20-летний студент, прислал в Россию Льву Николаевичу Толстому довольно отчаянное послание, в котором признавался, что обратился к нему потому, что бесконечно ему верит: «Меня побуждает к этому жгучее желание знать, — знать, как жить, а только от вас одного я могу ждать ответа, потому что вы один подняли вопросы, которые меня преследуют»[2]. Этот факт переписки между юным Роменом Ролланом и маститым русским художником актуален не только в плане историческом; он имеет вполне современное звучание. И вот почему.
В начале XX века бесстрастная статистика фиксировала резкое возросшее число самоубийств в среде молодежи. Эти печальные данные отметил и живший тогда во Франции наш великий соотечественник Илья Ильич Мечников (см. опубликованный в 1903 году его труд «Этюды оптимизма»). Чуть позже, в преддверии Первой мировой войны, в 1913 году, в предисловии к 3-му изданию «Этюдов» ученый вновь подчеркнул «небывалое прежде в России отрицание жизни и учащение самоубийств, особенно среди молодежи. Во многих… газетных сообщениях об этом печальном явлении указывается на отсутствие смысла жизни как на причину самовольного прекращения ее. “Надоело жить”, “жизнь не имеет смысла»”, “не вижу никакой цели в жизни”, — так объясняли в предсмертных записках юноши свое безвозвратное решение» [3].

Если из статистики суицидов в XX веке убрать две мировые войны (когда массовое уничтожение снижало возможность самостоятельного выбора при поиске смысла жизни), то станет еще заметнее, что во второй половине столетия проблема вновь стала обостряться. Огромный резонанс в 1950 — 1960-е годы получило исследование В.Франкла «Человек в поисках смысла», в котором было особенно подчеркнуто: главной причиной суицида является «экзистенциальный вакуум», т.е. бессмысленность существования. В 1960-е, когда тенденция роста суицидов в самых экономически благополучных странах мира приобрела устойчивый характер, соответствующую проблему обозначили как «ПРОБЛЕМУ ОБРАЗА ЖИЗНИ». Тогда у нас она не стояла столь остро, и мы позволили себе роскошь придать отношению к ней идеологический характер, не уходящий сколько-нибудь далеко вглубь психолого-культурного и духовно-нравственного смысла проблемы. Сегодня и мы оказались на переднем плане в этой грустной картине несостоявшейся, все более недоступной нам гармонии, о которой говорил И.И. Мечников в начале XX века. Из печальной статистики возьму только одну цифру: 60 тысяч самоубийств в год (из которых более половины — молодежь до 30 лет). При таком раскладе обстоятельств есть смысл внимательней отнестись к тому, как видели суть этой проблемы наши великие предшественники. Думаю, это наша святая педагогическая обязанность и мы не имеем права быть лишь сторонними наблюдателями трагедии.

Для начала, чтобы обозначить природу «тупиковых реалий» и возможности выхода из тупика, вернусь к процитированному отрывку из «Предисловия к письму Толстого». Ромен Роллан пишет о том, что для воспитания народа достаточно 3-4-х гениев в столетие.
Как мы помним, наш величайший национальный гений — Пушкин решительно отвергал понятие «злой гений»: «Гений и злодейство — две вещи несовместные». Если гениальность – это высшая степень одаренности (способность проникать в сущее), то великий поэт абсолютно прав, отрицая за гением способность к хитросплетениям и всяческим подлостям. Проникнуть в сущее — значит постичь законы гармонии, а они — основа равновесия ЦЕЛОГО. Здесь, как уже было сказано, условие самосохранения всего, в том числе и народа.

Уничижение гения и УНИЧТОЖЕНИЕ НРАВСТВЕННЫХ ОРИЕНТИРОВ У НАРОДА — главный тупик: выбить у людей ориентир, поколебать уверенность в том, что есть добро, что есть прекрасное, провозгласить их абсолютную относительность в мире, где все этические и эстетические нормы оказываются ПОДЧИНЕНЫ ПРАВУ СИЛЬНОГО.
В том же «Предисловии…» Ромен Роллан с грустью отмечал: «Наша культура провоняла (Так! – Н.Т.-Г.) талантами, совершенно бесполезными или даже совершенно вредными… Если даже большая часть их исчезнет,… это будет небольшая беда…»[4]. Претензии, крикливость и самореклама «талантов» наносят вред не столько гению, сколько, прежде всего, — новому поколению, которое во все времена воспитывалось на определенных идеалах, но и легко воспринимает НОВОЕ, не задумываясь о его действительной сути. Здесь обрыв, через который эстафета жизни не успевает «перелететь»: рождается трагедия невостребованного, не переданного от старших к младшим знания, трагедия прерванного времени, в которой всегда возможно начало конца. Здесь и попадаем мы, а точнее, наше молодое поколение в тот самый духовный тупик, из которого не всякому по силам найти выход.
Вот почему актуальна задача: не позволить забыть гениев! А гении, как это уже случалось, сумеют вдохнуть жизнь не в одну юную душу. Это один из возможных выходов из тупика.

Человеческий гений познал формулы химических веществ, соотношение между массой тела, скоростью и энергией. Более сложной по составу, но столь же важной для бытия человека является формула, которую можно обозначить так: ТОЛЬКО ВПИСАННОСТЬ В ПРИРОДУ дает человеку СПОСОБНОСТЬ ТВОРИТЬ ДОБРО. Другого не дано. Великое искусство учит нас этому, показывает, что эта формула уловлена умом и сердцем его творцов.
Думаю, именно этот момент имел в виду Ромен Роллан, когда писал Жан-Ришару Блоку в 1926 году: «Если классическое означает здоровую полноту и гармонию жизни, равновесие между ее силами, взятыми целиком и в их естественном порядке, то вне классического искусства не может быть подлинного большого искусства и истинно великой жизни»[5]. Все несоразмерное с этой формулой будет отрицанием жизни, равновесия, соразмерности. Вне этой формулы победителями мнят себя «мертвые души», как правило, отвратительные в своей самоуверенности, нахрапистости, свободе от всяких нравственных ограничений.
Однако при овладении формулой истинного вхождения в жизнь так важен заразительный пример! Именно он может зажечь, вдохнуть душу в человеческие существа, которые способны восхищаться, способны делать добро, создавать шедевры, — творить гармонию для благодарных восприемников красоты.

Ответы названных мною авторов на печальную картину суицидов в начале XX века имели естественнонаучную и гуманитарную направленность. В естественнонаучном плане весьма значимое слово сказал Илья Ильич Мечников. Основательно изучив проблему долголетия, он зафиксировал общую чету характера всех долгожителей — их жизнелюбие, связал это с функционированием физического тела и души. «Я убежден, — писал Илья Ильич в предисловии к 3-му изданию «Этюдов оптимизма», — что трагическое решение столь многих молодых сил… зависит в значительной степени от их незнания того основного закона душевного развития, по которому смысл и цель жизни познаются не в ранней молодости, а в более позднем возрасте» [6].

Итак, не только тело имеет свои этапы развития. Свои этапы развития имеет и то, что мы обобщенно называем душой. Мечников предупреждает о том, что дисгармоничное состояние высших психических функций для незрелых людей вполне естественно. «Молодые люди, — отмечает он, — формулируют свои требования от жизни рано, когда еще не способны судить о реальном соотношении явлений; они не понимают, что силы их далеко не достаточны для осуществления их стремлений, т.к. воля есть одна из наиболее поздно развивающихся способностей человека»[7]. Вот его окончательный вывод: «Душевная эволюция в старости совершает значительный шаг вперед. Даже не принимая гипотезы инстинкта естественной смерти, завершающего нормальную жизнь, нельзя отрицать того, что молодость только подготовительная ступень и что лишь в известном возрасте душа достигает своего полного развития. Признание это должно составлять основной принцип науки жизни и руководить педагогией и практической философией»[8]. Иными словами, сам процесс и характер развития тела и души юные должны узнать от старших. Такое знание в критический момент может оказаться полезным. Это относится к естественнонаучной части вопроса о выходе из духовного тупика.
Но знания еще не достаточно: чтобы душа стала живой и, пройдя свою «весну» и «лето», доросла до «золотой осени» духа, нужны положительные примеры (будь то литературный герой или создатель этого героя). 20-летний, мечущийся в поисках себя и своего призвания Ромен Роллан писал автору романа «Война и мир», в творчество которого был влюблен горячо и искренне, спрашивал у него: как жить? И получил ответ на 28 страницах, написанных по-французски. Толстой начал свой ответ обращением: «Дорогой брат!»

Не могу не привести еще несколько строк Ромена Роллана, которыми он дополнил «Предисловие к письму Толстого» в 1935 году, подходя к своему 70-летию: «С того времени, когда я выражал в “Двухнедельных тетрадях”(1902) благодарность старому Толстому, прошло тридцать лет; я постарался уплатить ему свой долг, написал «Жизнь Толстого» в 1910 году и дополнил ее в 1928 году по случаю годовщины со дня рождения писателя. И теперь, когда я уже стар, я обращаюсь к нему с последним приветствием в двадцать пятую годовщину со дня смерти».
IN MEMORIAM ЛЬВА ТОЛСТОГО
Я сохраняю все мое восхищение Львом Толстым и всю любовь моей молодости. Я никогда не забуду отеческой помощи, оказанной им мятущемуся юноше, каким я был тогда, Я считаю его величайшим мастером жизни в искусстве, мастером искусства живого. «Война и мир» остается для меня образцом современной эпопеи.
Я обязан ему чувством, самым важным для настоящего художника, — чувством братской любви ко всем живым существам»[9]
В этих строках французского писателя так много созвучного с моим собственным подростковым и юношеским возрастом! Я помню тот восторг, когда в пятом классе прочитала «Детство» Льва Николаевича Толстого. Тогда мне так полюбился его Николенька, что хотелось тоже сделать нечто значительное, необыкновенное. Но случай все не подворачивался, и я поведала свою печаль любимой учительнице, которая поистине вдохновенно вела у нас уроки литературы.

«Агния Дмитриевна! Я 13 лет живу на свете и еще ничего не сделала для человечества!»- сказала я ей. Агния Дмитриевна меня утешила, что время у меня есть, и еще можно успеть многое.
С тех пор для меня Толстой стал кумиром, которому я безусловно верила. Вера не ослабевала, а все росла по мере того, как я знакомилась с другими его произведениями. Постепенно и круг духовных «поводырей» расширялся. В студенческие годы среди них занял не последнее место и Ромен Роллан, с которым я тоже не расстаюсь всю жизнь.
Каждому человеческому существу дано в индивидуальном порядке делать «открытие» о скоротечности жизни. Но те, кто облегчил тебе путь к открытию, выпестовав твою душу, кто научил любить, остаются путеводной звездой навсегда. Как справедливо замечал в «Дневнике писателя» Ф.М.Достоевский, «две-три мысли, два-три впечатления поглубже, выжитые в детстве, собственным усилием (а если хотите, так и страданием), проведут ребенка гораздо глубже в жизнь, чем самая облегченная школа, из которой сплошь да рядом выходит ни то ни се, ни доброе ни злое, даже и в разврате не развратное, и в добродетели не добродетельное»[10]. 130 лет назад высказался об этом наш гений… И, что называется, «попал в десятку» относительно суждений о теперешней школьной программе обучения литературе с «помощью» 600-страничной литературной попсы под названием «ВСЕ произведения школьной программы в кратком изложении»!

То, что понимали Достоевский, Толстой, Роллан, понимал и А.М.Горький, в разгар Первой мировой войны задумавший серию книг о великих людях, предназначенную для детей и молодежи. Он тогда поделился этой мыслью с друзьями, приглашая их принять участие в осуществлении того замысла: почти одновременно писались письма Г. Уэллсу и Р. Роллану. Г. Уэллса он просил написать об Эдисоне, потому что детям «необходима книга, которая учит любить науку и труд»[11]. Р. Роллана, к тому моменту уже автора «Жан-Кристофа», — просил написать для детей биографию Бетховена:
«Вы сами прекрасно знаете, что никто так не нуждается в нашем внимании в эти дни, как дети.
Мы, взрослые люди, которым в скором времени предстоит покинуть этот мир, — мы оставим нашим детям жалкое наследство, мы им завещаем очень грустную жизнь. Эта нелепая война — блестящее доказательство нашей моральной слабости, упадка культуры. Напомним же детям, что люди не всегда были так слабы и дурны, как — увы! — мы теперь; напомним им, что у всех народов были — и есть сейчас — великие люди, благородные сердца! Это необходимо сделать именно в эти дни победоносной жестокости и зверства» [12].

Стоит ли говорить, как откликнулся Ромен Роллан на призыв своего друга! Мысль обоих блестящих мастеров слова работала в одном направлении. Вспомним, что даже литературный герой Ромена Роллана — замечательный Кола Брюньон в самые тяжкие дни болезни, весь покалеченный, лечился на чердаке, читая Плутарховы жизнеописания знаменитых римлян.
Судьбы великих тружеников и жизнелюбов, которые известны от всех времен и народов — если о них интересно рассказать — не могут не вызвать интерес к жизни, не породить у молодежи желание сделать что-то значимое, доброе, героическое. Это и будет означать сохранение того самого ЛЕСА, живые части которого существуют одна благодаря другой и создают необходимую гармонию целого.
Выполняя просьбу М. Горького, Р. Роллан написал не одну, а четыре книги-биографии: о Бетховене, о Микеланджело, о художнике Франсуа Милле и о Толстом.

Со времени того горьковского начинания к настоящему моменту прошло более 90 лет. Илья Ильич Мечников закончил свой жизненный путь в 1916 году; в 1936 году покинул этот мир Алексей Максимович Горький. Ромен Роллан дожил почти до конца Второй мировой войны, увидел еще одну страшную человеческую трагедию, в которой погибли миллионы людей.
Возрожденная Горьким идея Плутарха принесла свои плоды: сегодня есть много книг о великих людях прошлого, в том числе и о тех, кого я цитировала на этих страницах. Но — еще раз вспомню о бедах сегодняшнего дня. Дети перестали читать. Гениальные книги потонули в море печатного мусора. И — как результат — разрыв той, самой важной, связки: гений — юное поколение. «Планка интеллектуальности» резко понизилась. Это знают все. Но есть одна маленькая деталь, которую не следует упускать из виду и которая нам может помочь увидеть «свет в конце тоннеля».

Недавно я предложила студентам список, содержащий 22 имени зарубежных писателей и композиторов, которые были, что называется, «на слуху» в 1940-е — 1970-е годы, и, как правило, хорошо известны родителям и бабушкам-дедушкам этих ребят. Попросила каждого из студентов обозначить вид искусства, в котором эти знаменитые люди проявили себя, и назвать их произведения. Больше всего повезло Александру Дюма с «Тремя мушкетерами» и Марку Твену с «Томом Сойером». Мало знакомыми оказались Дж. Голсуорси, и Э.М. Ремарк, У. Фолкнер, и И. Кальман, даже Я. Гашек. Интерес к мушкетерам вполне извинителен. Юность не может не тяготеть к романтизму, победе добра, благородству. И здесь, полагаю, снова прав великий Федор Михайлович Достоевский в своем утверждении о том, что «…народ переделать очень трудно. Для этого мало железной воли одного человека. Развитие народа совершается веками, уничтожение добытого им может быть задачей тоже одних только веков»[13].

В унисон с любовью к «мушкетерам», мне кажется, выступает еще один факт. В недавнем нашем довольно обширном опросе (около полутора тысяч респондентов — от сельских школьников до студентов МГУ им. М.В. Ломоносова) мы получили весьма симптоматичные ответы на один из 20 вопросов. Его формулировка была «подсказана» утверждением И.В. Гете о том, что, принимая человека таким, КАКОЙ ОН ЕСТЬ, мы делаем его еще хуже. Принимая же таким, каким он ДОЛЖЕН БЫТЬ, мы заставляем его быть таким, каким он может статъ [14]. Мы спрашивали: «Что должно показывать искусство: какой человек есть или каким человек должен быть?» Больше 60% опрашиваемых ответили, что искусство должно показывать, каким человек должен быть (это — в назидание нашим «реалистам»!). Если еще солидный процент наших детей желает все-таки видеть образец человеческого в человеке, если дикая «самость» не перечеркнула их потребность в духовном поводыре, то, может быть, есть смысл, ориентируясь на памятные юбилейные даты, устраивать внутришкольные или межшкольные соревнования на лучшее СЛОВО ПАМЯТИ?

Каждый год богат достойными именами. Чего стоят юбилейные даты 2008 года – 190-летие со дня рождения И.С. Тургенева, 180-летие со дня рождения Л.Н. Толстого, 180-летие со дня рождения Н.Г. Чернышевского, 115-летие В.В. Маяковского… Список можно продолжить в зависимости от предпочтений самих педагогов. Более 90 лет назад наши и зарубежные замечательные писатели начинали такое благое дело, ЧТОБЫ СПАСТИ МОЛОДЕЖЬ, помочь найти ей ориентир в жизни. Сегодня мы просто обязаны противостоять той «моральной проституции», о которой 100 лет назад с ужасом писал Ромен Роллан, а за полвека до него — с не меньшим ужасом — Николай Данилевский, прибегавший к еще более хлесткому выражению — «порнофикация общества». Спасая от забвения наших гениев, гениев других народов, мы получим шанс с помощью самого прекрасного и убедительного опыта объяснить юному поколению великий смысл мировой гармонии и их, молодых, огромную значимость в процессе передачи гармонических закономерностей строительства жизненного мира. Только при сохранении этих закономерностей народ может рассчитывать на свое будущее – такое, что можно будет повторить самое важное: В ЦЕЛОМ ЛЕС ПРЕКРАСЕН!

Примечания:

1.     Роллан Р. Собр. соч. в 14 тт. — Т. 14. – М., 1958. — С.92.
2.     Цит. по кн.: Т. Мотылева. Ромен Роллан. — М., 1969. — С. 24.
3.     И.И. Мечников. Этюды оптимизма. –М., 1988. С. 15.
4.     Роллан Р. Указ. соч. — С. 93.
5.     Роллан Р. Статьи, письма.- М., 1985. — С. 305.
6.     Мечников И.И. Этюды оптимизма. — С. 16.
7.     Там же, с. 226.
8.     Там же, с. 265.
9.     Р. Роллан. — Т. 14. — С. 94,
10.     Ф.М. Достоевский. Дневник писателя. Избр. страницы.- М., 1989.
11.     М. Горький. Собр. соч.: В 30 т. Т. 29. – М., 1955. — С. 374.
12. Там же. — С. 375.
13.     Ф.М. Достоевский, Искания и размышления.- М., 1983, — С. 127.
14.     Цит по кн.: В.Франкл. Человек в поисках смысла.- М., 1990. — С 27.
_____________________________
© Тер-Геворкян Нелли