Старость — это остров, на котором человек остается в одиночестве

Быть старым в нашей стране — немодно, непрестижно, постыдно и страшно. Общество агрессивно выталкивает своих состарившихся членов из социума. Их былые заслуги не ценятся, жизненный опыт не востребован, их проблемы никого не интересуют. Врачи престарелых пациентов лечат нехотя: мол, какой смысл? Отработанный материал! Для пожилых у нас нет никаких развлечений, а кафе, кино, театральные гастроли пенсионерам недоступны. Самых больных и немощных государство или родственники сплавляют в богадельни на окраинах или в глухой провинции. Как они там заканчивают свой век — бог ведает. Мы про их существование вспоминаем, лишь когда они массово погибают при пожарах.

Игорь Кудрявцев, специалист по китайской медицине, рассказал мне, что, будучи в Китае на стажировке, как-то спросил почтенную женщину, известного пекинского медика, сколько ей лет. И та, по его словам, очень обрадовалась его вопросу, с гордостью назвав свои года. Значит, в Китае другое представление о ценности возраста? Я решила выяснить это у знатока Поднебесной, профессора-синолога Елены Юрьевны Стабуровой.

Профессор Рижского университета Страдыня Елена Юрьевна Стабурова окончила восточный факультет Ленинградского госуниверситета по специальности «История Китая и китайский язык». Защитила диссертацию и опубликовала книгу об анархизме в Китае в начале 20-го века. Защитила докторскую о политических партиях Китая после свержения монархии в 1912 году. Перевела на латышский язык книгу высказываний Конфуция «Лунь Юй». В Латвийском университете преподавала историю стран Азии и Африки, позже — китаеведение, заведовала учебной программой синологии, ныне преподает политологию в университете Страдыня, руководит созданным при университете центром Конфуция.

Все лучшее — старикам

Н.С. — Елена Юрьевна, может быть, пример, приведенный вашим коллегой, это частный случай?

Е.С. — Нет, в Китае, действительно, другое отношение к старости. Конфуций четыре тысячи лет назад ввел в китайский обиход понятие сяо. Дословно оно не переводится. Сяо — это комплекс этических правил, которые предписывают не только испытывать любовь к своим родителям и глубочайшее почтение к старшим, но и постоянную демонстрировать эти чувства. В китайской истории известен человек по имени Лао Лайцзы, который до 80 лет носил детскую одежду и играл с игрушками. Тем самым он хотел доставить радость своим родителям, которые всегда видят в сыне маленького мальчика. Чиновники провинций, уезжая в командировку, случалось, везли с собой своих немощных родителей, привязав их себе за спину. Такие проявления сяо рассматривались как идеал, к которому надлежало стремиться. И хотя строгое следование сяо было не под силу каждому китайцу, но внимание к престарелым людям каждый подданный Поднебесной обязан был уделять — хотя бы формально.

Сяо был неразрывно связан всей системой общественных отношений. И когда в Китае в начале прошлого века начали освобождаться от старых догм, «передовые» китайские интеллектуалы призывали отречься и от сяо, и от всего наследия Конфуция. Но этика сяо настолько укоренена в сознании китайцев, что в несколькими политическими компаниями ее невозможно уничтожить.

В современном Китае на каждом шагу видишь подчеркнуто предупредительное отношение к старым людям. Молодой человек обязательно подставит руку пожилому, когда он спускается или поднимается по лестнице, постарается чем-то услужить старшему гостю, проводить до двери… Или вот вам пример. Включаю радио в Пекине, передача о рынке квартир — люди звонят в студию и делятся своим опытом покупки жилья. Одна девушка рассказывает, что купила в столице двухкомнатную квартиру такого метража и по такой то цене и… отдала эту квартиру своим родителям, а сама живет сейчас в общежитии. Для нас практически невероятная ситуация, а там — вполне нормальная.

Мой двор — моя вторая семья

Н.С. — Елена Юрьевна, в маленьких городках Германии меня удивило, что люди там независимо от возраста каждый вечер ходят в танцклубы. С удовольствием вместе танцуют, заряжаются энергией и хорошим настроением. У нас же люди преклонных лет живут поневоле замкнуто и проводят время, в основном, дома, у телевизора. Между прочим, у нас из рижских микрорайнов исчезли даже скамейки, где старушки ворковали на солнышке…

Е.С. — Разобщенность поколений — это признак глобализма. Китай тоже не стоит в стороне от этого процесса. Но в КНР есть практика самоорганизации населения, которая тоже имеет очень давнюю историю. В Китае раньше существовали своеобразные неофициальные сообщества — как группы взаимной защиты. Если эксплуатация крестьян переходила выносимый уровень, эти группы моментально перерастали в отряды сопротивления. Две-три группы крестьян поднимаются — и это уже готовое боевое подразделение. Например, в крестьянской армии тайпинов в середине 19-го века числилось два миллиона крестьян-солдат! Вот представьте себе, каково это — организовать два миллиона человек? Способность легко объединяться ради общих целей сохранилась в исторической памяти китайцев. Сейчас в КНР государство объединяет людей, независимо от возраста, по месту их жительства, работы.

Сами китайские пенсионеры-горожане охотно объединяются дворами. И в границах кварталов происходит бурная общественная жизнь. Вечером в Пекине вы увидите, как на улицах пенсионерки в розовых и голубых костюмах танцуют с веерами. Считается, что они готовятся каким-то выступлениям. На самом деле, это просто их тусовка. Они очень неплохо совместно проводят время. И иногда действительно выступают перед посетителями магазинов, в дворовых концертах.

В Пекине вокруг домов стоят тренажеры для занятий физкультурой. Предназначены они, в основном, для пожилых горожан. Конечно, если туда придет ребенок, его никто не прогонит. Но обычно можно наблюдать, как одна пенсионерка болтает с другой, одновременно занимаясь на снарядах – растягивается, прыгает… Такие спортивные площадки — место и общения, и здорового досуга. Понимаете, в Китае старый человек не загнан в угол.

Академики не требуются?

Н.С. — Общение с ровесниками — отличный способ избежать одиночества и получить поддержку на моральном и бытовом уровне. Почему же у нас такие формы не приживаются?

Е.С. — Традиции нет. В советское время были у нас дворовые комитеты, но они создавались по команде сверху. Как только государство, которое поощряло такие структуры, исчезло, люди остались один на один со свой старостью и со своими проблемами.

Н.С. — Многие беды одинокой старости заключены порой в самом старом человеке. Один буквально светится интересом к миру, добротой. И окружен близкими, друзьями, учениками… Другой, напротив, угрюм и ворчлив и от него хочется держатся подальше. Правда, я не знаю, что тут первично: сначала окружающие отгораживаются от старого и больного и он превращается в брюзгу и мизантропа, или наоборот брюзга и эгоист обречен на изоляцию в старости.

Е.С. — Я думаю, первичным является отсутствие каких-то реальных структур, в рамках которых можно было бы себя проявить. Выходить на улицу и взывать: я доктор наук и сделал 20 открытий в области ракетостроения, интеллигентный человек не будет. Я знаю лишь одну даму, которая занимается организацией негосударственных обществ для поддержки стариков, но — в Санкт-Петербурге. Причем, это единичный пример. А речь идет о том, чтобы уникальный жизненный опыт, огромный профессиональный и творческий потенциал каждого — не старика, но ч е л о в е к а — был использован обществом.

Н.С. — Душа — она и в двадцать лет душа, и восемьдесят лет душа. И вообще она бессмертна. Но отказавшись от атеизма, мы однако чаще оцениваем личность по материи — физическому состоянию тела. Состарившихся, ослабевших и ушедших на покой сограждан общество воспринимает как обузу. Может быть, отсюда и безоглядное стремление молодых побыстрее сорвать все веты удовольствий – ведь что у них впереди? Забвение, одиночество и холод осени!

Е.С. — Увы, ни в российской, ни в латышской культуре нет ничего подобного китайскому кодексу сяо. Вот напомните мне хоть одно произведение, где бы воспевался человек преклонного возраста! Или человек, который ухаживает за стариком.

Н.С. — Ну, как же, есть одно …

«Но, боже мой, какая скука С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!».

Е.С. — Да, прекрасный пример. Пушкин лишь подтверждает ту мысль, что нам надо создавать новую традицию.

Возраст ничто, статус — все!

Н.С. — Сейчас в мире набирает вес движение гуманной педагогики, которая рассматривает ребенка не как субъект обучения, но как Личность, достойную любви и уважения. Может, надо те же принципы перенести и на отношение к старым людям?

Е.С. — Для нового сознания нужен другой уровень благосостояния. В Швеции, схожая с нашей культура, но там молодые люди не считают для себя зазорным возить в колясочке своих бабушек на прогулку. У нас это не принято, неприлично даже как-то. Я знакома с одной 80-летней дамой-инвалидом в Упсале, которая добилась от муниципалитета, чтобы ей сделали подъемник на второй этаж. Не скажу, что это было просто, но подъемник ей положен по з а к о н у. И она его в конце концов получила. Если государство берет на себя определенные обязательства в отношении старых людей, то их статус в обществе повышается.

Н.С. — Очень точное замечание. Вот спортсменам государство вручает награды и их авторитет высок в глазах даже тех, кто равнодушен к спорту. А если пенсионер за свою трудовую жизнь заработал пенсию по лату за год трудового стажа, если он стал нищим и выброшен из социума — кто ж его будет уважать?

Е.С. — Вы подняли очень серьезную многомерную тему. И нам действительно есть чему поучиться у современного Китая, который сейчас вкладывает большие деньги в то, чтобы традиционные ценности, пусть и в сильно модернизированном виде, втащить с собой в современное общество. А нам для начала надо критически оценить сложившуюся систему взглядов. Но сделать это одной статьей едва ли не получится.

— Что ж, спасибо за разговор. Надеюсь, его продолжат другие.
____________________________
© Севидова Наталья Александровна