Для начала приведу три цитаты из документов.
1. «Был целый ряд случаев, когда назначенные на ответственные посты комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали, злоупотребляли своей властью, чинили всякие насилия над населением, отбирая скот, молоко, хлеб, яйца и другие продукты, и вещи в свою пользу, когда они из личных счетов доносили в ревтрибунал на граждан и те из-за этого страдали… Отдел розысков и обысков при ревтрибунале, а также комиссары при производстве обысков отбирали вещи, продукты совершенно безнаказанно на основании личных соображений и произвола, причем, как видно из переписок по дознаниям, отобранные предметы исчезали неизвестно куда. Эти отобрания и реквизиции производились сплошь и рядом… с совершением физических насилий.

Трибунал разбирал в день по 50 дел… Смертные приговоры сыпались пачками, причем часто расстреливались люди совершенно невинные, старики, старухи и дети. Известны случаи расстрела старухи 60 лет неизвестно по какой причине, девушки 17 лет по доносу из ревности одной из жен, причем определенно известно, что эта девушка не принимала никогда никакого участия в политике. Расстреливались по подозрению в спекуляции, шпионстве. Достаточно было ненормальному в психическом отношении члену трибунала Демкину заявить, что подсудимый ему известен как контрреволюционер, чтобы трибунал, не имея никаких других данных, приговаривал человека к расстрелу…
Расстрелы производились часто днем, на глазах у всей станицы, по 30-40 человек сразу…»
Из докладной записки председателя Урюпинского комитета компартии К. К. Краснушкина в Казачий отдел ВЦИК, 1919 год. (ЦГАОР, ф. 1235, on. 82, д. 15, ч. 1, л. 174-177).
2. «Алексей Максимович! …Некоторые «ортодоксальные» «вожди» РАППа обвиняли меня в том, что я будто бы оправдываю восстание, приводя факты ущемления казаков Верхнего Дона. Так ли это? Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествовавшую восстанию; причем сознательно упустил такие факты, служившие непосредственной причиной восстания, как бессудный расстрел в Мигулинской станице 62 казаков-стариков или расстрелы в станицах Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных казаков (бывшие выборные хуторские атаманы, георгиевские кавалеры, вахмистры, почетные станичные судьи, попечители школ и проч. буржуазия и контрреволюция хуторского масштаба) в течение 6 дней достигло солидной цифры — 400 с лишним человек. Наиболее мощная экономическая верхушка станицы и хутора: купцы, попы, мельники, отделывались денежной контрибуцией, а под пулю шли казаки зачастую из низов социальной прослойки. И естественно, что такая политика, проводимая некоторыми представителями советской власти, иногда даже заведомыми врагами, была истолкована как желание уничтожить не классы, а казачество»
Из письма М. А. Шолохова А. М. Горькому б июня 1931 года. (Шолохов М. А. Собр. соч. в 8 тт. Т. 8. М., 1980. С. 31).

3. «Богуславский, возглавлявший ревком в станице Морозовской, в пьяном виде пошел в тюрьму, взял список арестованных, вызвал по порядку номеров 64 сидевших в тюрьме казаков и всех по очереди расстрелял. И в дальнейшем Богуславский и другие члены ревкома проводили такие же массовые расстрелы, вызывая казаков в ревком и к себе домой. Возмущение этими бессудными расстрелами было так велико, что, когда в станицу переехал штаб 9-й армии, политотдел этой армии распорядился арестовать весь состав Морозовского ревкома и провести следствие. Была выявлена страшная картина диких расправ с жителями станицы и окрестных хуторов. Только во дворе Богуславского обнаружили 50 зарытых трупов расстрелянных и зарезанных казаков и членов их семей. Еще 150 трупов нашли в разных местах вне станицы. Проверка показала, что большинство убитых ни в чем не было виновно и все они подлежали освобождению».
(Трифонов Ю. Исчезновение. М., 1988. — С. 519, 520; ЦГАОР, ф. 1235, on. 82, д. 15, ч.1, л. 172-173).

В ходе расказачивания, этой подлинной вакханалии, погибли тысячи невинных людей. Сколько точно — предстоит еще подсчитать. Но и того, что уже известно, достаточно, чтобы характеризовать происшедшее как трагедию и казачества, и народа в целом. Долгое время правда о страшных событиях на Дону тщательно скрывалась. Но стоило ей выйти наружу, как извечный вопрос «Кто виноват?» породил новые домыслы и мифы. Вот почему сегодня необходимо разобраться в истинных причинах этой драмы, извлечь из нее исторические уроки.
Иногда проблема расказачивания подается как новость. Это не соответствует действительности. Первые жаркие споры на эту тему вспыхнули в середине 20-х годов, почти одновременно — в научной и художественной литературе и публицистике. Особенно бурные дискуссии развернулись, когда начал печататься «Тихий Дон». Партийный публицист К. Радек с ходу обвинил М. А. Шолохова в «политической неграмотности, в незнании русского мужика и деревни». А «ортодоксальные вожди» РАППа не замедлили прилепить писателю ярлык апологета Вешенского восстания на том лишь основании, что в романе показано ущемление и притеснение казаков со стороны представителей официальных органов Советской власти. Ревнители «идейной чистоты» усмотрели политический промах даже во фразе о красноармейцах, не умевших ездить на лошадях и потому безобразно подпрыгивавших и трясшихся на драгунских седлах.
Взывая к защите и помощи Горького, Шолохов оправдывался: «Но я же должен был, Алексей Максимович, показать отрицательные стороны политики расказачивания и ущемления казаков-середняков, так как, не давши этого, нельзя вскрыть причины восстания».

Какие же догматы насаждались на место запрещенной исторической правды? Согласно Сталину, нерабочие массы, крестьяне драться за социализм или строить его добровольно не хотят и не могут. Поэтому, говорил он на VIII съезде РКП(б) в 1919 году, пролетариат должен заставить их воевать и идти за собой. Это — крестьянство. А казачество? «…Казачьи части, именующие себя советскими, не могут, не хотят вести решительную борьбу с казачьей контрреволюцией…превратились в базу контрреволюции… Кто же другой мог быть оплотом деникинско-колчаковской контрреволюции, как не исконное орудие русского империализма, пользующееся привилегиями и организованное в военное сословие, — казачество, издавна эксплуатирующее нерусские народы на окраинах?» «…Какое классовое единство может быть между привилегированным казачеством Урала, Оренбурга, Дона, Кубани, с одной стороны, и всем остальным населением окраин, не исключая русских «иногородних», искони угнетаемых и эксплуатируемых соседними казаками?» (Сталин И. В. Соч. Т. 4. С. 124, 285-287).
Таким образом, казаки изображались как монолитное целое, извечно враждебное остальному народу. Следовательно, насилие мыслилось в качестве единственно возможной по отношению к ним политики и расказачивание само собой разумелось.

Новая вспышка интереса к теме возникла в пору хрущевской «оттепели». Ученые и литераторы воспрянули духом и обратились к наследию 20-х годов. Не все, конечно, а только те, кто хотел и сумел освободиться от сталинских догм и проявить известное мужество. В числе таких был историк К. А. Хмелевский. В 1964 году он заявил, что расказачивание причинило Советской власти непоправимый ущерб. А в следующем году вышла в свет документальная повесть Ю. В. Трифонова «Отблеск костра» (Знамя, 1965, №№ 2,3). В ней писатель показал борьбу Ф. К. Миронова и других честных революционеров против политики расказачивания. В 1968 году эта проблема была затронута в исследовании историка Л. М. Спирина «Классы и партии в гражданской войне в России». О массовых репрессиях против казаков, несмотря на застойный режим, писали также и литературоведы-шолоховеды — В. А. Воронов, В. В. Гура, А. В. Калинин, В. В. Петелин, К. И. Прийма, С. Н. Семанов, Л. Г. Якименко и другие.
Наконец, во второй книге третьего тома «Истории Коммунистической партии Советского Союза» было отмечено: расказачивание нанесло серьезный вред республике. Но на вопрос о том, кто виноват, в те годы принято было отвечать обтекаемо: ошибки допускались «некоторыми местными органами власти». Как известно, чем более расплывчаты формулировки, тем меньше им верят. Все, что окутано туманом, вызывает у нас особый интерес. Так вышло и с виновниками расказачивания.
Впрочем, в условиях гласности перекраивать историю по-своему становилось все труднее, и в 1989 г. журнал «Известия ЦК КПСС» (1989, № 6. С. 177-178) опубликовал сам документ о расказачивании, положив конец кривотолкам и откровенным спекуляциям. Оказалось, он обсуждался 24 января на заседании Организационного бюро ЦК РКП(б) и значился в повестке дня шестым пунктом как «Циркулярное письмо ЦК по отношению к казакам». В постановлении по этому вопросу говорилось буквально следующее: «Принять текст Циркулярного письма». Однако в протоколе Оргбюро оригинала его нет. И оно опубликовано по копии, находящейся в ЦПА ИМЛ. Хотя письмо заканчивается словами «Центральный Комитет РКП», в действительности оно было порождено не им и не Донбюро, как утверждает Знаменский, а Оргбюро ЦК РКП(б), то есть аппаратом. Нет также оснований считать документ продуктом единоличного творчества Свердлова, хотя это не снимает с него ответственности как с руководителя высокого органа.
За неточностями и ошибками исследователей расказачивания проглядывает и элементарная неосведомленность, и некомпетентность, и, что гораздо хуже, грубая тенденциозность. Недалеко ушли от методологии сталинского «Краткого курса» те историки и литераторы, которые вновь занялись поисками врагов, на сей раз персонифицируя «вражью силу» в «жидомасонах», в том числе в Троцком и Свердлове. Отказ от подобных мифов — первое условие научного подхода к проблеме расказачивания.
Что же происходило на самом деле? Против чего восстали казаки и за что были так жестоко наказаны?

Первые признаки открытого неповиновения верхнедонских станиц обозначились в марте 1919 года. В ночь с 11 на 12 марта на нескольких хуторах казаки перебили небольшие гарнизоны красноармейцев и местных коммунистов. К утру с боем взяли станицу Казанскую. Искры восстания разносились с огромной скоростью. В течение двух-трех дней они слились в сплошное пламя, мгновенно охватившее весь Верхний Дон.
14 марта известие дошло до В. И. Ленина. На телеграмме реввоенсовета Южного фронта он написал: «Троцкому: Что это? Как это? У нас в тылу где это? неразоруженные казаки???» (Ленинский сборник XXXVII. М., 1970. С. 134).
То было начало одной из трагических страниц гражданской войны, известной по названию центральной станицы Верхнедонского округа, Вешенского восстания. Причины его своими корнями уходят в глубину времен. В сущности, это капля, в которой просматриваются метания казачества в пору исторического перелома.
Решавшие судьбу казачества тогда, в горячке гражданской войны, как и некоторые ныне рассуждающие об этом, не отдавали и не отдают себе полного отчета в том, что оно собою представляло. А. Знаменский пишет: «рядовой казак был обычным крестьянином». Действительно, казак занимался хлебопашеством и с этой точки зрения был крестьянином. Однако это была лишь одна сторона. За спиной казаков лежал многовековой, с XV столетия, исторический путь. В большинстве своем выходцы из российских губерний, эти вольные люди, порвавшие со своей социальной сферой, представляли собой лихих, выносливых и изобретательных воинов. Они группировались на южной окраине Дикого поля, вдоль многоводного, величавого и рыбного Дона. «Благородные работники» на быстрых конях и легких стругах не давали покоя своим соседям. На предложение царя прислать в Москву «лучших людей» для обсуждения азовского похода они с гордостью отвечали, что «лучшие люди у них те, кого они выберут всем войском и отправят на переговоры», а на Дону «все они меж себя равны» и «лучших людей» у них нет. Постепенно утрачивая былую самостоятельность, казаки шли-таки на службу к северному соседу и, в конце концов, оказались подданными Российской империи. Потеря вольницы оборачивалась яростным сопротивлением, и во всех крестьянских войнах, взбудораживших Россию, именно казаки составляли ядро. Степан Разин, Емельян Пугачев — выходцы из казаков — стали народными вождями.
Однако с конца первой трети XIX века статус казачества начинает меняться. Великая французская революция, восстание декабристов, социальные движения в Европе, потрясавшие короны монархов, заставили российского венценосца позаботиться о более прочной опоре трона. И именно казачество постепенно превращалось в силу, охранявшую государство не только от внешних врагов, но и от внутренних. Основу вознаграждения составлял земельный пай, пожизненно выделявшийся казаку по достижении им 17-летнего возраста. Размер пая зависел от места казака на социальной лестнице. У генералов он измерялся порой тысячами, у офицеров — сотнями десятин. Пай рядового казака колебался от 4 до 20 десятин. При сложении двух-трех таких паев хозяйство большой казачьей семьи выглядело зажиточным или даже богатым на фоне окружающих крестьянских земельных участков, редко превышавших десяток десятин. Кроме того, казаки пользовались рядом других привилегий.
Такая политика самодержавия существенно деформировала нравственный и социальный облик казака. Его приучали поднимать руку на рабочих и крестьян при усмирении их выступлений. Многие казаки в конце концов перестали видеть в этом нечто зазорное и постыдное для себя. Правда, в 1905-1907 годах у них зародилось чувство вины перед народом.

Оценка места и роли казачества в историческом потоке всегда вызывала самые разноречивые мнения. При обсуждении коренных вопросов стратегии и тактики в революции Г. В. Плеханов и следовавшие за ним меньшевики призывали рассматривать казачью земельную муниципализацию как оплот против реакции, а самих казаков как борцов с нею. В. И. Ленин и большевики считали эту точку зрения ошибочной. На почве казачьего землевладения, писал Владимир Ильич, развиваются еще «чисто феодальные отношения», поэтому, опасался он, казаки, «обеспеченные землей вдесятеро больше всей остальной массы земледельцев», в период борьбы крестьян за национализацию земли выступят против нее, в защиту привилегий частной собственности на землю. В первой половине сентября 1917 года, когда был разбит генеральский мятеж Л. Г. Корнилова, В. И. Ленин подчеркнул, что на казачьей окраине России продолжает существовать социально-экономическая основа для русской Вандеи. Однако, указывая на это, Ленин вовсе не считал ее фатальной неизбежностью.
По-моему, очень точно передает двойственность казачества плакат времен революции. С одной стороны — рабочий, крестьянин и красноармеец. С другой — пузатая Антанта и генералы с атаманами. Между ними размышляет казак, опершийся на пику. И вопрос:
«Казак, с кем ты? С нами или с ними?»
Сразу после Октября казачество готово было сделать выбор в пользу революции. Декрет о земле, предписавший не трогать земли рядовых казаков, и Декрет о мире, открывший казакам дорогу в родные станицы, предрешили поведение основной их массы. Не без колебаний, но сравнительно быстро они заняли по отношению к социалистической революции позицию нейтралитета. И это немедленно сказалось на ходе борьбы, предрешив ее исход. Лишившись поддержки казаков, рухнули в центре и на местах мятежи Керенского и Краснова, Каледина, Дутова, Филимонова, Караулова. Закружилась, как одинокий волк в холодной степи, Добровольческая армия Алексеева, Корнилова и Деникина. Это была решающая победа революции. И недаром В. И. Ленин с захватом Ростова-на-Дону связывал завершение целого периода — триумфального шествия Советской власти.
Дон включился в общий поток революционных преобразований. Повсеместно возникали Советы — власть переходила к трудовому народу, что приветствовалось и казаками. 23 марта 1918 года была провозглашена Донская советская республика. Первым премьером правительства — Совета Народных Комиссаров — cтал казак Ф. Г. Подтелков.
Весной 1918 года, как только подтаял снег на степных пригорках, обнажив первые плешины тучного чернозема, земельный вопрос немедленно превратился в камень преткновения. И не по чьей-то злой воле, а, прежде всего, по объективным причинам. Сейчас многие публицисты пытаются рассуждать о давних событиях с позиций сегодняшнего дня, поэтому проблема предстает, как в кривом зеркале. Забывается или не учитывается, что социалистическая революция совершалась теми, кому терять в ней было нечего, кроме своих цепей. В донских бескрайних степях это было большинство — коренные крестьяне и иногородние. Их взоры давным-давно были прикованы к казачьим землям и паям.
Когда же III Всероссийский съезд Советов в январе 1918 года принял закон об уравнительном переделе всех земель и весть об этом, да еще в искаженном cвете, птицей долетела до хуторов, сел и станиц Дона, беднейшее население решило, что наконец-то пробил его час и наступило время восстановления давно попранной социальной справедливости. Казаки, подогреваемые пропагандой о донских землях, политой кровью предков, расценили это как поползновение на их вековечные интересы. Каждый здесь был по-своему и отчасти прав.

Бывший командующий Вешенским восстанием, эмигрант Павел Кудинов вспоминал:
«…Казаки и красные — подписали договор. Во-первых, казаки открывают фронт красным, но ocmaются при оружии и разъезжаются по домам. Bo-вторых, казаки будут содействовать Красной Армии против монархистов — Деникина, Врангеля, Краснова — и готовы вступить в Красную Армию. В-третьих, Красная Армия в Донском крае не будет чинить репрессий за то, что мы служили у белых, так как повинную голову меч не сечет. Подписав договор, казаки открыли фронт и пошли по домам. Несогласные офицеры, конечно, бежали… А потом пришел приказ красных сдать оружие. Казаки заартачились: «А где же справедливость уговора-договора?» А тут на улицах новые приказы расклеили: «Кто не сдаст оружие — расстрел». На следующий день подперла реквизиция хлеба, скота и обложение денежной данью. Казаки всхомянулись: «То цари триста лет в узде мордовали, потом белые генералы давай гнуть нас в бараний рог, а теперь и красные треногой вяжут… А где же уговор-договор?» И пошло… Казаки-фронтовики — народ смелый и гордый. Вот гордость эта в народе казачьем заговорила и выпрямилась. Не видели мы со своего донского база всех нужд и горя России в ту пору, не привыкли к такому разговору, не знали, кто повинен в перегибах, а спелая гордость в нас заговорила, закипела на сердце, и потянулись мы к оружию, пока его у нас не отняли. Тут, конечно, контры всех мастей — монархисты, атаманы-богатеи, эсеры — возликовали и давай подливать казакоманского масла в огонек, давай раздувать его со всех сторон — пламя и полыхнуло. Восстание вспыхнуло, как пожар под ветром,- стихийно…» (цит. по кн.: Прийма К. И. С веком наравне. Ростов-на-Дону, 1960).
Особенно бурно смерч страстей взвился на Нижнем Дону, где плотность сельского безземельного и малоземельного населения была самой высокой. Там сначала и треснула донская деревня, как переспевший арбуз от прикосновения. Восстание стремительно переместилось на Средний Дон и закипело с еще большей силой, когда туда подступили германские войска. На этой волне казачьи верхи, забыв о патриотизме, о котором вчера еще, надрываясь, кричали, пошли на сделку с кайзером и 21 апреля создали Временное донское правительство, приступили к формированию Донской армии. 11-18 мая провели Круг спасения Дона, избрав на нем Войсковое правительство, а генерала П. Н. Краснова — атаманом войска Донского, затем велеречиво нареченного им Всевеликим.
Вал гражданской войны, поднявшись в низовье, подкатил к верховью Дона, где сохранялось еще относительное спокойствие, ибо там земельный вопрос не имел такой остроты. Туда бросилась поднимать «сполох» экспедиция Донского советского правительства во главе с Ф. Г. Подтелковым и М. В. Кривошлыковым, но на середине пути ее перехватили разъяренные казаки и буквально растерзали. 30 мая 1918 года Советское правительство призвало донских и кубанских казаков подняться на борьбу. Ф. К. Миронов, Б. М. Думенко, М. Ф. Блинов и другие развернули формирование советских частей, в том числе и казачьих. Во второй половине 1918 года в составе Красной Армии на Южном фронте сражалось уже 14 казачьих полков, хотя некоторые из них таковыми были скорее по названию, чем по сути. Дон, объятый всепожирающим пламенем, раскололся на белых и красных.
Атаман, введя Положение о военной службе и Дисциплинарный устав, провел массовые мобилизации. За каждого дезертира станица выставляла казака старшего возраста. Пойманных нещадно принародно секли. Таким способом Краснов сколотил к середине июля 1918 года Донскую армию в составе около 30 пеших и конных полков общей численностью 45 тысяч человек при 610 пулеметах и 150 орудиях. Вооружение в избытке поставлялось Германией. К середине августа белые заняли всю Донскую область и совместно с германскими частями развернули наступление в двух направлениях — на Воронеж с прицелом на Москву и на Царицын, чтобы соединиться с восточной контрреволюцией и образовать совместный фронт.
Врываясь в пределы соседних губерний, казачьи части вешали, расстреливали, рубили, насиловали, грабили и пороли. Эти зверства записывались тогда саратовскими и воронежскими крестьянами и рабочими на счет всех казаков, порождали страх и ненависть. Ответная стихийная реакция выливалась в месть тоже всем казакам, без разбора. В первую очередь страдали безвинные и беззащитные. Злоба и кровь иного породить не могли.
Войска Краснова развернули массированное наступление и понесли громадные потери: в некоторых частях погибла почти половина казаков и три четверти офицеров. Это подействовало отрезвляюще. Ропот недовольства перерастал в открытое неповиновение. Рядовые казаки отказывались пересекать границу Донской области. Начались дезертирство и переходы на сторону Красной Армии. Поражение Германии вызвало крушение надежд на получение помощи от нее. В станице Урюпинской 5 тысяч казаков во главе с М. Назаровым подняли восстание под лозунгом «Да здравствует Советская власть!».

Среди казаков началась новая полоса прозрения. Известия об усиливающемся разорении в станицах и хуторах, большевистская агитация, призывавшая к примирению, довершили дело. На фронте развернулось братание. Многие стремились бросить окопы и разойтись по домам — хотя бы отвезти награбленное. Большую роль сыграли призывы ВЦИК, СНК, РВС Республики к казакам. Высшие органы страны торжественно декларировали освобождение от наказания тех, кто покинет армию Краснова; обещалось сохранение основ быта, самостоятельности в устройстве жизни, земель рядовых казаков. Слухи о расказачивании квалифицировались как гнусная ложь и клевета. Объявлялось, что доступ к казачьим землям получат только крестьяне, оседло живущие на войсковых территориях.
Сообщения с Южного фронта усиливали тревогу руководителей страны. Казачья агрессия рассматривалась не только как удар в спину самой Республике Советов, но и как препона на пути мировой революции, реальность которой тогда, к концу 1918 года, особенно после Ноябрьской революции в Германии, почти не вызывала сомнений. На этом фоне казачий вопрос превратился в кость, стоявшую поперек горла. Чтобы раз и навсегда покончить с ним, 4 января 1919 года советские войска перешли в наступление на воронежском и балашовском участках Южного фронта. Это ускорило деморализацию среди казаков Донской армии. Мигулинский и Казанский полки «воткнули штыки в землю». Фронт на Богучарском направлении казаки бросили открытым, 28-й полк, избрав своим командиром Я. Е. Фомина и комиссаром (!) И. Г. Мельникова, оставил боевой участок и ушел в Вешенскую. Начались переходы целых полков в Красную Армию. Руководители Донбюро и Южного фронта пришли к выводу, что с казачьей контрреволюцией фактически покончено. В этом духе информировали тогда и Москву.
Вместе с тем РВС Республики испытывал беспокойство в связи с вступлением советских войск на казачьи земли. Оснований к тому было немало. В первую очередь — взаимная нетерпимость, накопившаяся ненависть. В хуторе Большом Усть-Хоперской станицы казаки 1-го Донского революционного полка 23-й дивизии, которой командовал Ф. К. Миронов, изрубили, предварительно оттаскав за бороды, 20 стариков «за злостную агитацию» (те пытались их «усовеститить и «наставить на путь истинный»). В станице Нижнечирской красные казаки разбили лавки и раздавали имущество населению, своим судом подвергли каре «местную контру».
Надо помнить и о тех изменениях, которые произошли в составе командиров, комиссаров и других советских работников. В длительных боях погибли многие испытанные коммунисты. Восполнение потерь велось за счет свежих сил, среди которых оказывались нередко малоподготовленные, непроверенные люди и просто карьеристы.
Из донесения комиссара Хоперского округа В. Ларина: «Был целый ряд случаев, когда назначенные на ответственные посты комиссары станиц и хуторе грабили население, пьянствовали, злоупотреблял своей властью, чинили всякие насилия над населением отбирая скот, молоко, яйца и другие продукт и вещи в свою пользу; когда они из личных счетов доносили в ревтрибунал на граждан, и те из-за этого страдали».
Донбюро РКП(б) просило ЦК партии удержать войска от эксцессов, предупреждая, что казаки боятся «повторения тех неладов, безответственных выступлений, хаотического хозяйничания всяких проходимце, что имело широкое место на Дону». В части направлялись такие, например, предостерегающие указанания: «271I-19 [от] имени Реввоенсовета и Политотдела армии циркулярно приказываю всем политработникам принять категорические меры [по] устранению при занятии территории Дона явлений, влекущих недовольство населения советвластью: массового meppоpa, незаконных реквизиций, вообще бесцельных насилий. Завполитотделарм 9 Поволоцкий». И первоначально советские войска вели себя, по признанию даже белогвардейцев, вполне удовлетворительно.
Но поскольку победы в борьбе с казаками рассматривались как реальный и конкретный вклад в ускорение мировой революции, то и продолжавшееся кое-где сопротивление вызывало неописуемый гнев. Во многих местах среди партийно-государственной бюрократии возобладали максималистские настроения, в конечном итоге вылившиеся в политику, которая вошла в историю как расказачивание.
Те, кто взялся вершить судьбу казачества, не разбирались в его противоречивой социальной природе.

Одна из центральных газет писала: «Дон выступил против нас… в своей прежней исторической роли разбойника, душителя всяких свободных начинаний в России… Казачья масса еще настолько некультурна, что при исследовании психологических сторон этой массы приходится заметить большое сходство между психологией казачества и психологией некоторых представителей зоологического мира… В ухе казака обыкновенно серьга, а то иногда их даже две. Иногда приходится видеть казака, у которого даже в носу проделана дырка для вставления… кольцеобразного приспособления… Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции. Стомиллионный русский пролетариат не имеет никакого нравственного права применить к Дону великодушие… Дон необходимо обезлошадить, обезоружить и обезножить, и обратить в чисто земледельческую страну».
В такой атмосфере расказачивание не могло не обернуться насилием. Пройдет не так много времени, и в начале 20-х В. И. Ленин скажет об ошибочном стремлении большевиков решать сложнейшие вопросы непосредственными велениями пролетарского государства в мелко крестьянской стране. Ярчайшим проявлением такого подхода стало Циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 года — кредо охваченных фанатизмом романтиков мировой революции. Этот документ и положил начало массовому террору на Дону.

Кровавый Дон

Письмо Оргбюро ЦК партии от 24 января 1919 года ставило казачество в положение поверженного врага и фактически объявляло его вне закона. Отрицалось и восстановление советской государственности в Донской области.
28 января Донбюро РКП(б) представило в ЦК доклад, в котором обосновывало необходимость создания Донского исполкома. На этом докладе Я. М. Свердлов начертал весьма показательную резолюцию: «I) Никакого Донского исполкома не создавать. 2) Общее руководство возложить на политотдел Южного фронта. 3) Сырцова перевести на работу исключительно в Донбюро. 4) В занятых местах создавать ревкомы, работающие под руководством политотдела фронта и Донбюро. 5) В случае необходимости ввести Сырцова в состав Южного фронта. 6) Предложить Донбюро ликвидировать свои отделы в Харькове и Воронеже».
16 февраля приказом по Южному фронту объявлялось об отмене войсковой собственности на землю, о преобразовании помещичьих хозяйств в советские, создании сельскохозяйственных коммун и артелей, отменялись все старые деньги, а хранящие их подлежали суду как враги Советской власти. Приказы, инструкции, письма, указания сыпались на головы казаков как из рога изобилия. Весь смысл их сводился к одному: жестче, круче, беспощаднее, бескомпромисснее. Циркулярное письмо Оргбюро трансформировалось уже в директиву самого ЦК РКП(б). Именно в таком виде оно рассылалось на места. Началось своеобразное соревнование в ретивости.

Из приказа члена Реввоенсовета 8-й армии И. Э. Якира:
«Ни от одного из комиссаров дивизий не было получено сведений о количестве расстрелянных белогвардейцев, полное уничтожение которых является единственной гарантией прочности наших завоеваний. В тылу наших войск и впредь будут разгораться восстания, если не будут приняты меры, в корне пресекающие даже мысль возникновения такового. Эти меры: уничтожение всех поднявших восстание, расстрел на месте всех имеющих оружие и даже процентное уничтожение мужского населения. Никаких переговоров с восставшими быть не должно».
Показательно предписание Донбюро РКП(б), сопровождавшее письмо: «В целях скорейшей ликвидации казачьей контрреволюции и предупреждения возможных восстаний Донбюро предлагает провести через соответствующие советские учреждения следующее: 1) Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях, и отправить как заложников в районный революционный трибунал. (Уличенные, согласно директиве ЦК, должны быть расстреляны.) 2) При опубликовании приказа о сдаче оружия объявить, что, в случае обнаружения по истечении указанного срока у кого-либо оружия, будет расстрелян не только владелец оружия, но и несколько заложников. 3) В состав ревкома ни в коем случае не могут входить лица казачьего звания, некоммунисты. Ответственность за нарушение указанного возлагается на райревкомы и организатора местного ревкома. 4) Составить по станицам под ответственность ревкомов списки всех бежавших казаков (то же относится и к кулакам) и без всякого исключения арестовывать и направлять в районные трибуналы, где должна быть применена высшая мера наказания» (Партархив Ростовской области (ПАРО), ф. 12, on. 23, д. 51, л. 11).

С этого момента маховик и заработал на полную мощь. А заведующий Донским отделением Донбюро РКП(б) Мусин продолжал подхлестывать и подстегивать, обвиняя ревкомы «в слабом проведении диктатуры пролетариата». Бессудные расправы обрели массовый характер. Гремели залпы, сверкали окровавленные клинки. Над Верхним Доном нависла невиданная беда, занесенная не внешним супостатом, а теми, кто пришел под знаменем Советской власти. Ее с доверием встретило подавляющее большинство населения. Оно рассчитывало на великодушие и снисходительность, а оказалось под угрозой уничтожения.
3 марта 1919 года решился, наконец, вопрос о власти в Донской области. Главным органом учреждалось Гражданское управление (Гражданупр). Упразднялось «казачье-полицейское» административное деление: округа, дробясь, переименовывались в районы, станицы — в волости. Главным начальником Гражданупра стал С. И. Сырцов. Удары молота крепчали. Приказ РВС Южного фронта от 15 февраля 1919 года о конфискации у казаков повозок и лошадей, который был несколько смягчен командующим 8-й армией М. Н. Тухачевским, потребовавшим перенести всю его тяжесть «исключительно на кулацкую и богатую часть населения», дополнили новым — отбирать седла поголовно у всех, кто служил белым. А много ли оставалось семей, непричастных к этому?
Разрешение казачьего вопроса отягощалось страшной нуждой, в которой пребывала Республика Советов. Голодали Москва и другие города, замирала без сырья промышленность. Юг, куда вступили в начале 1919 года части Красной Армии, представлялся несметно богатым, способным спасти дело всей революции. А 3 апреля, вселяя уверенность в участников Чрезвычайногo заседания пленума Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов и призывая их продержаться еще 4-5 месяцев, ибо «мы имеем самые серьезные шансы на победу не только в России, но и во всем мире», Ленин говорил: «…Все завоевания, которые наша Красная Армия сделала на Украине и на Дону и которые мы имеем возможность закрепить, дадут самое существенное облегчение для внутреннего положения, дадут хлеб и уголь, продовольствие и топливо».
Давление военно-коммунистического пресса на Верхнем Дону, усугублявшееся массовыми репрессиями, становилось невыносимым. Ходили слухи: большевики казаков непременно хотят расказачить, землю у них всю отобрать и отдать петроградским рабочим, а казаков выселить в Сибирь; собираются выстроить большой дом длиною от Черного до Белого моря, посередине будет коридор, а сверху железная дорога, все церкви переделают в театры, на иконы будут налоги: на Спасителя — 200 рублей, а на Богородицу — 150.
Ответом на антиказачью политику центра стало Вешенское восстание весной 1919 года.

Вешенское восстание

В восстание втянулась большая масса казачьего населения Верхнедонья. Созданные полки и дивизии по мобилизации мужчин от 19 до 45 лет насчитывали в своем составе около 30 тысяч штыков и сабель. В кузницах и мастерских развернулось кустарное производство пик, сабель, боеприпасов, ремонт оружия.
Станицы и хутора опоясались окопами и траншеями. Вскоре выяснилось, что казаки не хотят идти за пределы своих границ, но не намерены никого пускать и к себе.
Красная Армия рвалась в тот момент к Новочеркасску и Ростову, и казачьи крепости создавали серьезную угрозу ее тылу. 16 и 17 марта из РВС Южного фронта поступили приказы войскам разгромить восстание «путем применения самых суровых мер», вплоть до сжигания восставших хуторов, беспощадного расстрела «всех без исключения лиц, принимавших прямое или косвенное участие», расстрела каждого пятого или десятого взрослого мужчины, массового взятия заложников. Предполагалось также применение химического оружия (ЦГАСА, ф. 100, on. 3, д.100, л. 17-18).
Начавшийся тогда же поиск политических средств разрешения конфликта необходимого эффекта не дал. 16 марта казачий вопрос рассмотрел Пленум ЦК РКП(б). Сокольников осудил Циркулярное письмо, подчеркнув, что оно невыполнимо. Вскоре, 25 марта, Сырцов сообщил ревкомам, что ЦК «пересмотрел всю директиву и предписывает партийным работникам приостановить проведение массового террора», «не применять ничего, что может обострить отношения и привести к восстанию»; «при невозможности вывезти продукты» не отнимать их и не «нервировать население».
В соответствии с принятым решением отменялись приказы о создании ревтрибуналов, о конфискации лошадей, повозок, седел, фуража, разрешались хождение донских кредитных билетов 10- и 25-рублевого достоинства и обмен их на общегосударственные деньги.
Однако политически взвешенный курс не получил поддержки и практической реализации. На VIII съезде РКП(б), говоря о деятельности Донбюро, Френкель хотя и указывал, что одними террористическими методами делу не пособить, тем не менее решение проблемы свел, по сути, к жестким мерам. Он призвал к экспроприации и массовому переселению казачества вглубь России и помещению на его место пришлых трудовых элементов, чтобы среди них растворить оставшихся.

Идея выдворения казаков с Дона не получила поддержки центра. Но переселение туда крестьян и рабочих из других районов страны — Петроградской, Олонецкой, Вологодской, Череповецкой, Псковской и Новгородской губерний — началось фактически сразу же после VIII съезда, преследуя и экономические, и политические цели. В самом начале апреля 1919 года в одной из резолюций по докладу Ленина указывалось: «Двинуть возможно больше сил из голодных городов на, сельскохозяйственные работы в деревни — на огороды, на Украину, на Дон и т. п. для усиления производства хлеба и других сельских продуктов». Вскоре после этого, обращаясь за помощью к петроградским организациям, Ленин указал, что в числе первоочередных мер, которые им обсуждены с Троцким, предусматривается отправка на Дон приблизительно 3 тысяч питерских рабочих с целью «наладить дела, обессилить казаков, внутри разложить их, поселиться среди них, создать группы по деревням и т. д.». Предусматривалась также мобилизация питерцев на Украину. «Советую,- писал Ленин,- двинуть этих рабочих поголовно на Украину, на Дон, на Восток на 3 месяца».
Донбюро РКП(б) тем временем продолжало гнуть старую линию. Резолюция, принятая им 8 апреля, рекомендовала центральным и донским органам рассматривать донское казачество как базу контрреволюции. «Все это,- говорилось в ней,- ставит насущной задачей вопрос о полном, быстром, решительном уничтожении казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, активно контрреволюционных, распыление и обезвреживание рядового казачества и о формальной ликвидации казачества». Предполагалось также, кроме упраздненных войсковых земель, пустить в передел и юртовые, казачьи земли между крестьянами и переселенцами, но с соблюдением, по возможности, форм коллективного землепользования. Далее в числе мер предусматривалось наложение контрибуций на отдельные станицы, чрезвычайного налога на казаков как на крупную буржуазию, переселение северного крестьянства, выселение казаков посредством частных мобилизации (ЦПА ИМЛ, ф.17, оп. 65, д. 34, л. 163-165).
Вешенское восстание опрокинуло успешно начавшееся в январе наступление частей Красной Армии на Южном фронте, приковав силы к себе. Этим немедленно воспользовался Деникин. Он развил контрнаступление по широкому фронту в направлении Донбасса, Украины, Крыма, Верхнего Дона и Царицына. Возможности политико-экономического урегулирования отношений с казаками, использовавшиеся крайне непоследовательно и без должной энергии, теперь и вовсе иссякли. Решение вопроса целиком переместилось в плоскость военную. Ликвидация казачьего восстания — была поручена командующему 9-й армией П. Е. Княгницкому, и для этого создана экспедиционная группа войск. Но действия ее разворачивались очень медленно. Это вызывало большую тревогу у Ленина, и он неоднократно телеграфировал руководству Южного фронта, требуя покончить с медлительностью.
Для выяснения причин и исправления сложившегося положения на Южный фронт отправился Троцкий. Он предложил энергичные меры для улучшения оперативной обстановки. Однако к их выполнению необходимых усилий не прилагалось. Дела подменялись словами, дезориентировавшими центр. 24 мая Ленин счел необходимым выступить на заседании СНК с докладом о проекте декрета об уравнении казачьего населения в правах со всем трудовым населением РСФСР. Правительство обратилось с просьбой в Казачий отдел ВЦИК вместе с Наркомюстом подготовить проект «соответствующих мероприятий по поводу декрета об административном устройстве казачества в Донской и Оренбургской областях». Через два дня СНК обсудил вопросы о плане призыва в Красную Армию донских и оренбургских казаков и о ходе переселения на Дон.
Казалось, все уже готово. И 25 мая Троцкий приказал приступить к ликвидации казачьего восстания. «Солдаты, командиры, комиссары карательных войск! — писал он. — Подготовительная работа закончена. Все необходимые силы и средства сосредоточены. Ваши ряды построены. Теперь по сигналу — вперед. Гнезда бесчестных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены. Никакой пощады станицам, которые будут оказывать сопротивление. Милость только к тем, кто добровольно сдаст оружие и перейдет на нашу сторону. Против помощников Колчака и Деникина — свинец, сталь и огонь. Советская Россия надеется на вас, товарищи солдаты. В несколько дней вы должны очистить Дон от черного пятна измены. Пробил последний час. Все, как один, вперед!» (ЦГАСА, ф.100, оп. 3, д. 192, л.277).

И 28 мая в 10 утра Экспедиционный корпус перешел в наступление. ЦК РКП(б) обязал правительство Украины оказать всемерную помощь Южному фронту. Но 29 мая на Украине поднял восстание Н. Махно, исключив возможность переброски сил оттуда. В те же дни перешел в наступление Деникин. 30 мая его войска захватили Миллерово и по прямой устремились на Вешенскую.
Не зная реальной ситуации и полагая, что ликвидация мятежа — дело ближайших дней, Ленин обращал внимание на необходимость перехода от военных к политико-экономическим средствам. В этом смысле принципиальное значение имела направленная им 3 июня телеграмма Реввоенсовету Южного фронта. В ней говорилось: «Ревком Котельниковского района Донской области приказом 27 упраздняет название «станица», устанавливая наименование «волость», сообразно с чем делит Котельниковский район на волости. В разных районах области запрещается местной властью носить лампасы и упраздняется слово «казак». В 9-й армии Рогачевым реквизируется огульно у трудового казачества конская упряжь с телегами. Во многих местах области запрещаются местные ярмарки крестьянским обиходом. В станице назначают комиссарами австрийских военнопленных. Обращаем внимание на необходимость быть особенно осторожными в ломке таких бытовых мелочей, совершенно не имеющих значения в общей политике и вместе с тем раздражающих, население. Держите твердо курс в основных вопросах и идите навстречу, делайте поблажки в привычных населению архаических пережитках.
Ответьте телеграфно».
Но победа вовсе не была так близка. К 5 июня вешенские мятежники и части белогвардейского прорыва соединились. Деникин, получив значительное подкрепление, развил мощное наступление на всех важнейших направлениях. Отступая, Южный фронт понес громадные потери: только одних орудии к концу июня — около 200.
Такова была цена ошибок, среди которых расказачивание являлось главнейшей и преступной. Но, только потерпев полное фиаско, его вдохновители, апологеты и проводники начали осознавать подлинные причины мятежа. Спустя две недели правительство заявило, что оно «не собирается никого расказачивать насильно, оно не идет против казачьего быта, оставляя трудовым казакам их станицы и хутора, их земли, право носить какую хотят форму (например, лампасы)».
Самовольное выступление казачьего корпуса Ф. К. Миронова 24 августа из Саранска на фронт как открытое проявление накопившегося недовольства казаков послужило своеобразным катализатором, ускорившим разработку новой политики. 28 августа решением РВС Южного фронта был создан временный Донисполком во главе с Медведевым. Состоявшееся совещание в Балашове под руководством Троцкого выдвинуло на первый план и наметило «широкую политическую работу в казачестве». Важнейшее место в цепи намечавшихся мер заняли «Тезисы о работе на Дону», отражавшие начало перемен и политики РКП(б) по казачьему вопросу в новых условиях. Автором их, что всегда скрывалось у нас, был Троцкий. 18 сентября объединенное заседание Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) утвердило и этот документ.
«Мы,- гласит первый тезис,- разъясняем казачеству словом и доказываем делом, что наша политика не есть политика мести за прошлое. Мы ничего не забываем, но за прошлое не мстим. Дальнейшие взаимоотношения определяются в зависимости от поведения различных групп самого казачества».
Далее указывалось: «Критерием в наших отношениях к различным слоям и группам донского казачества в ближайший период будет не столько непосредственная классовая оценка разных слоев (кулаков, середняков, бедняков), сколько отношение различных групп самого казачества к нашей Красной Армии. Мы возьмем под свое решительное покровительство и вооруженную защиту те элементы казачества, которые делом пойдут нам навстречу. Мы будем беспощадно истреблять все те элементы, которые будут прямо или косвенно оказывать поддержку врагу и чинить затруднения Красной Армии».
Прорыв Деникина к Туле потребовал более решительного поворота в отношениях с казачеством. 10 октября 1919 года Троцкий телеграфировал И. Т. Смилге: «Я ставлю в Политбюро Цека на обсуждение вопрос об изменении политики к донскому казачеству. Мы даем Дону, Кубани полную «автономию», наши войска очищают Дон. Казаки целиком порывают с Деникиным. Должны быть созданы соответственные гарантии. Посредниками могли бы выступать Миронов и его товарищи, коим надлежало бы отправиться вглубь Дона (к тому времени они уже были приговорены к расстрелу — А. К.). Пришлите Ваши письменные соображения одновременно с отправкой сюда Миронова я других. В целях осторожности Миронова сразу не отпускать, а отправить под мягким, но бдительным контролем в Москву. Здесь вопрос о его судьбе сможет быть разрешен» (Бумаги Троцкого, т. 1, с. 684).
15 октября Политбюро ЦК РКП(б) предписало Юго-Восточному фронту перейти к обороне с задачей не позволить Деникину соединиться с уральскими казаками и освободившуюся часть живой силы перебросить на Южный фронт. 23 октября Политбюро рассмотрело вопрос о Миронове. Постановление гласило: «I) Миронова от всякого наказания освободить. 2) Ввести его в состав Доиисполкома…3) Освободить от наказания остальных освобожденных по делу Миронова, поручив Смилге как проведение этого в жизнь, так и распределение помилованных по различным войсковым частям и советским организациям…» (Бумаги Троцкого, Т. 1. С. 726).
Через три дня было принято решение издать обращение Миронова к донским казакам. Его голос был авторитетнее любых приказов. И станицы целиком сдавали оружие, принимались за мирный труд. Кто мог тогда предположить, что через два года знаменитый казачий командир, герой 2-й Конной, будет вновь арестован и без суда застрелен во дворе Бутырской тюрьмы? Пока он радовался: здравый смысл восторжествовал…

Хотелось бы верить, что кровавая трагедия казачества навсегда ушла в прошлое. Но уже никогда не вычеркнуть из истории крови, мук и гибели тысяч людей, попавших под пресс расказачивания. Через много десятилетий после гражданской войны в проекте «Основных принципов и направлений деятельности Союза казаков» будет отмечено: «…антинародная политика расказачивания, раскулачивания, волюнтаристского передела казачьих территорий, отмена демократического казачьего управления и традиционного землепользования, переселения с земель праотцов в период становления Советской власти лишила казаков этнической самобытности, корневой связи с землей, историей и культурой предков, экономически закрепостила их, привела к духовному опустошению народа, физическому вырождению».
Медленно и трудно предстоит возрождаться вытоптанному революцией и войной казачеству.
___________________________
© Козлов Александр Иванович