О М.Т.Мезенцеве
Основная часть его жизни (32 года из 56-ти, включая учебу) была связана с Ростовским университетом. Закончив историко-филологический факультет, он четыре года трудился в Вешенской районной газете «Советский Дон», занимая должности от литсотрудника до редактора. Затем, в 1967 г. – успешная защита кандидатской диссертации в МГУ, а с 1977 г. до конца жизни (1994) он был доцентом кафедры, вел значительные теоретические курсы, руководил творческими студенческими лабораториями.
Научные интересы М.Т. Мезенцева были связаны с теорией очерка и с другими проблемами публицистики. Особенно много он занимался прогнозирующей функцией журналистики, опубликовав по этой тематике ряд статен и две монографии: «Суждения о будущем в публицистическом тексте» в 1983-м и «Публистический прогноз. Пути развития. Типология. Методы» в 1986 г. Затем на эту тему он написал докторскую диссертацию, прошедшую апробацию в Ростовском и Московском университетах, но, к сожалению, до защиты не доведенную.
Работа в Вешенской, рядом с самим М.А. Шолоховым, дала большой материал для его исследований и в этом направлении. Серия серьезных публикаций была помещена в журнале «Дон» («Большое сердце писателя», 1964; «Шолохов говорит с молодежью», 1965; «Тропами шолоховских героев», 1969 и др.), а затем, позднее – в журнале «Известия СКНЦВШ» — «Вешенская газета как источник творческой биографии М.А. Шолохова» (1975). Интерес к этой теме не ослабевал у М.Т. Мезенцева в течение всей жизни.
Всё свое свободное время проводил в библиотеках и архивах. «Вся моя жизнь прошла здесь», – с грустью сказал он мне однажды, показывая на университетскую библиотеку. Это не было преувеличением: большинство старых библиотекарей подтвердят это. В период летних отпусков большую часть времени Мезенцев проводил в походах по донским станицам, передвигаясь как придется – на попутных машинах, телегах, но больше всего пешком. Ночевал в домах приезжих, у случайных станичников, но чаще под открытым небом. Рылся в архивах местных музеев, говорил с родственниками известных писателей, общественных деятелей, со многими старыми людьми. Записывал, запоминал, фотографировал, делал магнитофонные записи. М.Т. Мезенцев много сделал для восстановления незаслуженно забытого в свое время имени талантливого донского писателя Ф.Д. Крюкова.
Марат Тимофеевич обладал широкой общественно-политической и историко-культурной эрудицией, владел французским и польским языками, писал стихи.
Последнее обстоятельство, как и многие другие факты из его жизни, было неизвестно его коллегам вследствие его малообщительной натуры. И лишь несколько стихотворений были опубликованы в университетской многотиражке. Эти стихи мы и публикуем здесь. Конечно, жаль, что их мало, но вчитайтесь в них: сквозь отчетливые очертания бытовых картин проступают емкие образы живых характеров. А это и есть художественная литература.
______________
Гл. ред. А.И.Акопов
Тенгиз
Был Тенгиз Саникошвили
в кожанке по росту,
в сапогах;
к школе подъезжал
в автомобиле,
даже физику внушая
страх.
С нами был он просто
молодчина:
никогда не дрался,
не курил,
мне однажды без причины
табакерку деда подарил.
В воскресенье, не щадя
циновок,
в дальнем стрельбище
фортило нам:
мы стреляли
из досармовских [1] винтовок
по «оленям», «зайцам»,
«кабанам».
Возвращаясь, он спускался
первым,
два ствола он не снимал
с руки —
свой и мой. Как банка
от консервов
звякали граненые штыки…
Через Ларси, где взошли
побеги
первой тайны ночи
длинной,
вновь я из селения
Казбеги
выезжаю в Терскую
долину.
Тридцать лет я, как мечту
о кладе,
сберегал желание одно —
чтоб мне снова улыбнулся
Владик [2]
из ущелья
в незакрытое окно.
Здесь машину очень
не разгонишь:
на дороге овцы-рогали.
В старом, но покрашенном
фургоне
разместился пост ГАИ.
И дежурный шел
походкой зыбкой
в кепке с необъятным
козырьком,
на лице его цвела улыбка,
будто с нами он сто лет
знаком.
Плямкает железная
подковка, что такое?
— Добрый день, Тенгиз!
За плечами у него
винтовка,
как обычно, дулом вниз.
_______________________________
[1] ДОСАРМ — Добровольное общество содействия
Армии, предтеча ДОСААФ
[2] Владикавказ
Чермен Лазаревич
Я учился у Чермена:
показать диплом могу.
Лучше не было бармена
на «Зеленом берегу».
Лучше не было артиста,
ловеласа, хохмача.
Выходили мы на пристань,
тарой чистенькой стуча.
Шеф тактично
«ошибался»,
но клиент с ним
в унисон —
подыграть ему старался,
говорил: — Мерси,
гарсон.
Он развешивает бойко,
наливает через край,
он в голубенькой
кавбойке —
«Кого хочешь, выбирай!»
Я учился у Чермена
ровно тридцать лет
назад…
Шестеренки от безмена
на столе моем лежат.
Тайна
Брат любил портреты Сталина,
а один – большой,
в кожанке приталенной,
прямо всей душой.
Не намеренно — случайно:
просто неуклюж,
на него я в миг печальный
опрокинул тушь.
Вскрикнул, как ошпаренный,
колотил озноб.
Липкая испарина
покрывала лоб.
Но судьба вняла
поклонам,
дал плоды аврал:
ватой и одеколоном
пятна я убрал.
Брат искусные маневры
не заметил нипочем.
Я остался в пионерах,
был немного трубачом.
Я усвоил мысли лучшие,
уважал Лито.
До сих пор об этом
случае
не узнал никто.
Подранок
В ендове дальней спозаранок
Ружейный выстрел прозвучал,
И, прянув в воздух, волк-подранок,
Оскалив зубы, зарычал.
Превозмогая боль и ужас,
Он убегал до темноты,
Ломая тонкий лед на лужах
И сибирьковые кусты.
Неделю он лежал в берлоге
И набирался новых сил,
Он ждал, когда окрепнут ноги,
Он ненависть свою копил…
В базарный день перед пивной
Мужчина спорил сам с собой.
Хмельной, в затасканной кубанке,
Ругал соседей и сельмаг.
И было что-то от подранка
В его слезящихся глазах.
Базарчик
Звуки здесь — позвонче,
краски здесь — поярче,
как вода в бидончике,
плещется базарчик.
Всех влекут товары:
мед, тархун и сыр.
У Лавровой Лары
я купил инжир.
У Лавровой Лары —
быстрые глаза… —
Муж у Лары —
старый, —
мне Аслан сказал.
Он в депо —
дрезину водит к Даланзару…
Ларкину корзину
я несу с базара.
* * *
Я в Ростове-на-Дону
Знаю женщину одну.
Солнце землю сжечь готово,
Тень – лишь узкая полоска.
Мы встречались на Портовой
У газетного киоска.
На волнах бросало палубу,
Катер грелся под лучом,
И она со смехом падала
На мое плечо.
И тянулась мне навстречу,
И шептала по складам:
«Я хочу с тобою вечно
Неразлучной быть всегда.
На Азов бежали волны —
темно-синяя вода,
Почему-то, я не помню,
Не ответил ей тогда…
Я в Ростове-на-Дону
Знаю женщину одну.
Лида
В тот день у Лиды
Коваленко
мы собрались
на торжество.
У Лиды – круглые
коленки
и двадцать лет – всего,
всего.
Потом мы были
в Луна-парке,
и муж ее в больших очках
комично на качелях-спарке
стал отжиматься на руках.
А Лида громко хохотала,
едва не падая,
навзрыд…
Два зуба редкого
металла,
наигранно-бывалый вид.
Была растерянность
во взгляде
и голос ласковый
дрожал.
Как хорошо, что я был
сзади,
ее за талию держал.
________________________
© Мезенцев Марат Тимофеевич