Единый всесоюзный СП был создан для обуздания инакомыслия. Выстраивая свою идеологию на руинах православия, большевики подошли к тому, что у советской власти рядом с ЧК, правой ее рукой, должна быть как бы левая, единый фронт средств массовой информации (и дезинформации, главным образом) и творческих союзов, прежде всего писательского.
Вот что я ровно девять лет тому назад, сразу после позорного выпада гэкачепистов, опубликовал во втором номере первой свободолюбивой ростовской газетки: «Демократический Дон»:
«Еще совсем недавно подъезжаешь или подлетаешь к столице Дона, и в вагоне или самолете включается радостная запись. Пассажирам рассказывают о достопримечательностях донского края и, конечно же, о его славных писателях: Шолохове, Калинине, Закруткине, Лебеденко… Оставим Шолохова, «Тихий Дон» великая книга, и этого достаточно, что бы там вокруг нее не говорилось. Но удостоившиеся стоять рядом?! Пробуешь читать. И поражаешься. Каким образом такое вообще могло появиться на свет божий? Да это даже не псевдо-, не графо-, это какая-то попросту дебильная продукция. Господи, в стране, куда ни повернись, — бордель, несправедливость, у них же, ростовских гениев, всюду порядок, счастье, победы, вот-вот окончательно грянет Светлое Будущее.
Все, вероятно, слышали про козлов, которых держат на мясокомбина-тах для того, чтобы завлекать вновь прибывающие стада на место, где убивают. Козлы подбираются крупные, с длинной шерстью, высокими рогами, а главное, глядящие вокруг бодро, можно сказать, счастливо. В нужный момент козлов пускают впереди растерянных стад, тоскующие животные вдруг видят перед собой нечто обнадеживающее, устремляются следом, а провокатор, опять-таки в нужный момент, сворачивает куда-то в сторону, где поощряется вкусненьким. Стада же ухают в бездну.
В махрово-реакционнейшие сталинско-брежневские времена роль таких козлов в нашем обществе выполняли люди искусства, и красный ростовский бастион был на этой службе одним из самых надежных».
Так я писал, а через каких-нибудь два месяца сам угодил в СП. Нет, не старый коммунистический, а новый демократический. Зная организаторов этого нового, отколовшихся от старого, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет, все-таки дал себя уговорить. Дело в том, что когда в Москве в 87-м году вышла моя первая книжка, уже на следующий день я не смог пойти на работу в шарагу, где, ничего не делая, двадцать пять лет валял дурака, получая довольно приличную по тем временам зарплату. Очень хотелось пожить наконец правильной жизнью — писать и только писать. Четыре года был на вольных хлебах, никто меня не трогал, но закона о трудовой повинности, по которому, уволившись с одного предприятия, ты должен устроиться куда-нибудь не более чем через четыре месяца, никто не отменял. (Самый яркий пример того, что могут сделать с нарушителем этого закона, — И.Бродский). Ну а главное, была надежда, что как-нибудь Новый Союз проявит волю и заимеет собственный, в связи с появившимися возможностями, бесцензурный печатный орган — издательство, журнал или газету. Ведь союзы писателей с самого начала возникали вокруг каких-либо изданий — «Современника», «Отечественных записок», «Русского богатства». Они себя никак не называли, но факт сотрудничества, дружбы, взаимопомо-щи всем известен, некоторые привязанности и симпатии писателей друг к другу просто удивительны.
Но все-таки мне с самого начала было очень стыдно. Хлопнули мы тогда с товарищем, уговаривающим по несколько стаканов моего самодельного, и — чего по пьянке не бывает! — поехали приобретать мне «социальное лицо» — вступать в новый Союз. А еще через два месяца лопнула советская империя. Начался развал хозяйства страны, безработица и так далее, все об этом помнят, поскольку начавшееся тогда по сей день не кончилось.
А с Новым Союзом случилось то, что он так и не заработал. В Новом Союзе сразу же началась борьба за власть между вышедшими из Старого Союза стариками, причем, борьба велась по правилам Старого Союза — подковерная, подловатая. В результате Новый Союз по форме сделался точной копией Старого: Председатель — Ответственный Секретарь — Члены Правления. Председатель, давно уж бросивший писать и не скрывавший этого, занялся издательством чейзов, агаткристи, эротики и всего такого прочего, с жадностью поглощавшегося долго постившейся публикой. Секретарь завел на каждого члена Союза учетную карточку, меняя их ежедневно на своем столе, показывая таким образом редким посетителям, что в данный момент он решает проблемы вот этого конкретного писателя — так он бессменно «работает» уже десятый год. Чем занимались члены правления, совсем не знаю. Оба Союза уже тогда состояли из очень старых людей, уже тогда не все были ходячие. Оба Союза — поредевший Старый и как бы недоукомплектованный Новый — принялись принимать в свои ряды новых, а вернее, таких же старых, многие годы ходивших в «молодых» и пытавшихся удостоиться высокого писательского звания. В желающих удостоиться недостатка нет и по сей день. Сила инерции. Хочется хорошо выглядеть. О литературе за все эти годы я в Союзе не услышал ни слова. Повестка собраний — отчет правления о проделанной работе (какой, непонятно), докладчик председатель, и прием новых членов.
Тут ведь в чем искус. Принимая решение о едином Союзе писателей под руководством партии, Сталин как бы вскользь спросил, сколько платят полковнику, и пожелал, чтобы такое же довольствие имели «верномыслящие» писатели. Однако жизнь у штатских новоиспеченных полковников была куда более сладкая, чем у носивших погоны. Страна от мала до велика охвачена обязательной трудовой повинностью (правом на труд это называлось), а творческие работники распоряжаются своим временем как угодно, работают только по вдохновению. Впрочем, вдохновение не совсем обязательно. Прочитай внимательно несколько книжек ведущих товарищей — Кожевникова, Островского, Бабаевского, Фадеева… — и шпарь, как у них. Главное, быть на уровне идеологических установок партии, а там — что бы ты ни намолол, члену союза все простят, редактор твое сочинение в крайнем случае заново перепишет, никуда не денется. И за этот труд тебе масса удовольствий: деньги, квартиры, командировки, пиры с безобразиями и без, дома творчества… Малина! Кто ж не хочет себе такой жизни? Множество народа стремилось в широко распахнувшуюся и тут же надолго закрывшуюся дверь. Ведь прочитав, к примеру, «Молодую Гвардию», всякий мало-мальски грамотный и неглупый человек мог сказать: «Какая брехня. Чего тут такого? Я бы тоже так мог!»
Были и другие, совершенно противоположного склада. Потрясенные несчастьями нашей жизни, жаждущие хотя бы назвать Зло, верящие, что попав в Союз, если будут писать очень хорошо, никакой редактор-цензор не устоит, правда все равно всплывет. (И они ведь оказались правы. Не их беда, что вместе с правдой всплыло много всякой липучей дряни).
Мой любимый Мишель Монтень пишет, что жизнь мудра и часто лучше всего не мешать текущему ходу событий. Мы бросаем в карманы разные мелкие вещи, и ведь они там укладываются друг подле друга самым наилучшим образом, пишет он. Еще там же он утверждает: посадите на галеры сотню отпетых негодяев, доставьте на необитаемый остров и бросьте на произвол судьбы — и ведь они создадут в конце концов государство со своими законами и порядками. Все это укладывание-раскладывание по местам, по нишам сейчас как раз и происходит. Много ненужного исчезает с глаз долой. Например, памятники Ленину. Его портреты, фотографии, книги исчезли с наших глаз уже давно. А монументы держатся. Чтобы снести монумент, надо серьезно поработать, но все равно и они исчезают, в первую очередь литые из цветных металлов — пьющие сворачивают крепежные болты любой прочности и сдают фигуры в ларьки вторсырья. Рассыпается на мелкие осколки и сама КПСС. Все живое, не говоря уж о талантливом, давным-давно от нее отшатнулось. Союз писателей мертв. Новая власть не только не хочет кормить мастеров пера, но и (в Ростове) отняла у них (заодно с композиторами) дом правления.
Да, старая власть, отремонтировав, подарила писателям красивый двухэтажный особнячок. Вместе с уютным двориком это было, пожалуй, самое отрадное место в центре Ростова. Отняли. В 17-м это называлось экспроприацией, теперь приватизацией. И хоть бы подарили дом какой-нибудь молодежной организации или устроили детский сад для своих же внуков — пусть с детства привыкают к хорошему. Так нет же, разрушили, чтобы строить какой-то там центр по связям с заграницей, которая нам поможет. И жалко не писателей с композиторами. Жлобский какой-то поступок совершила власть, бездумный. На улице Пушкинской, которая есть самый-самый центр Ростова, по левой стороне, от самого начала до Ворошиловского, стоит много предназначенных под снос домов, в которых люди по тридцать лет ждут переселения. Почему бы не осчастливить несколько отчаявшихся семей, заодно прослыв добрыми? Не только писатели — люди наши ей тоже не очень надобны, любовь к иностранцам сильнее. Как и во все времена на святой Руси.
__________________
Продолжение темы, начатой письмом ростовчанина Е.Лодина («ЛГ — Юг России № 36) и развитой в откликах В.Кисилевского (№ 38) и С.Левашова (№39).
________________________
© Афанасьев Олег Львович