Его мамашу звали Агриппиной. Это была кошка непонятно какого цвета с пятнами коричневой, жёлтой и чёрной шерсти. Как это часто бывает, жила она в подъезде, потом стала захаживать в полюбившуюся ей квартиру, где её подкармливали, сначала — только поесть, потом — погреться до утра, да так и осталась здесь насовсем.
Любила она лежать на диване, покрытом ковриком с жёлто-коричневым узором. Сначала, когда к ней кто-нибудь подходил, Агриппина низко пригибала голову и сильно вцеплялась когтями в ковёр в ожидании нападения или каких-нибудь неприятностей, а потом просто смотрела в глаза понимающими всё глазами и мурлыкала.

Почти каждое утро Агриппина отправлялась на улицу, промышляла там весь день, а потом возвращалась домой и пристраивалась где-нибудь в теплом месте. С какого-то момента её пристрастие к теплым и тесным местам стало проявляться всё больше, и стоило мне вечером прилечь на диван — кошка тут же устраивалась между мной и спинкой дивана, вытягивалась во всю длину и начинала вздыхать. Мне при этом было хорошо, тепло: рядом лежало живое существо, которое мне доверяло и любило меня. Это повторялось два-три вечера и однажды я вдруг почувствовал сырость и услышал тонкий писк. Подумал — это мне показалось, но рядом с Агриппиной лежал маленький чёрный котёнок, пока ещё слепой.

Тут же для кошки под письменным столом было устроено гнездо, которое завесили одеялом, где новый член семьи прожил до «совершеннолетия», то есть до тех пор, пока не научился самостоятельно ходить на прогулки и добывать пищу. Я его назвал Харитоном.
Гулял он, как и положено порядочным котам, по ночам, возвращался домой под утро и при этом мяукал под дверью в подъезде, требуя впустить его в родовое имение, что не волновало абсолютно никого, кроме единственного человека на лестничной клетке — соседку из квартиры напротив. Всё жаловалась что кот ей спать мешает. Но если хочешь спать, то спи себе на здоровье, и никто тебе не помешает ничем, а если ты по ночам несешь «ухолокационную» вахту, то мешать будут и мыши, даже если они живут в подвале, а ты на верхнем этаже.

Днем Харитошка обычно сидел в кухне на подоконнике, иногда делая резкий выпад глазами и головой на пролетающих за окном птиц и принимая охотничью стойку, или дремал после сытной еды. Выспавшись днём, Харитон часам к семи-восьми вечера вновь отправлялся на улицу искать приключений до утра. В конце концов он нашёл очень большое приключение!
Однажды, когда кот где-то болтался по обыкновению, разразился страшный ливень! Прямо — тропический! Я такого не видел больше никогда! Земля в палисадниках и на дворовых площадках раскисла до «дальше некуда». Дороги во дворе и мостовые на улицах превратились в бурные потоки и при попытках их форсирования щедро заливали водой до самых колен — не помогали даже резиновые сапоги, поскольку поток был силен и просто перехлестывал через голенище.

Если раньше этого не видел я, то Харитон и подавно! Такая река могла унести его куда угодно, но я всё-таки надеялся, что он спасется где-нибудь на крыше гаража, на чердаке или на дереве. Только бы потом место сухое нашёл…
Прошёл день, второй — Харитон домой не возвращался. Видимо, забился в какой-нибудь угол, а потом кто-то «большой и взрослый» напугал его до смерти. Немало ещё таких людей, которые при виде кошки или собаки тут же замахиваются на них рукой или бросают камни. И это, как правило, в тот именно момент, когда те ищут у них поддержки или просто сочувствия. А вокруг — дети, которые всё мотают на ус и впоследствии делают то же самое взрослые, мол, научили своим примером!

Раньше стоило вечером выйти во двор — Харитон либо лежал, либо копошился в ближайшем к крыльцу палисаднике. Позови его — и он, радостно мяукнув, пулей летел домой! Сейчас его не было…
Я выходил во двор каждый вечер, искал, звал — бесполезно! Харитошки не было нигде! Это повторялось изо дня в день в течение семнадцати суток. На восемнадцатый вечер я вышел из дома и тут же, в палисаднике, увидел своего любимца!
— Харитоша! — позвал я.
Тот молча повернул голову в мою сторону, узнал и что-то жалобно мяукнул в ответ. Он не помчался, как обычно, ко мне навстречу, а только плотнее прижался к земле. Я снова позвал кота и он опять отозвался на мой призыв, отозвался сразу, но так жалобно. И снова не подошёл. Я — к нему, кот отбегает от меня на такое же расстояние. Даже не отбегает, а отходит, постоянно оглядываясь и не сводя с меня глаз. Потом снова ложится на землю, жалобно мяукает и подбирает под себя лапы и укрывая их хвостом…
Так в руки и не дался. И домой не пришёл…

На следующий вечер Харитошка снова был в палисаднике, жалобно мяукал, смотрел на меня, но не приближался и не позволял приблизиться к нему. Я — к нему, он — от меня! Так, «бросками» по пять-шесть метров, я двигался за ним вдоль одной стены дома. Вдоль другой. Уже вышли на улицу, а дом — огромный! Для кота, конечно! Пять «сталинских» этажей , пять подъездов! Харитошка пробежит три-четыре метра вдоль по узкой асфальтовой дорожке , присядет и снова плачет! Но в руки не даётся. Напугала его какая-то «добрая душа», да так, что он никому уже не доверяет, даже мне!

Так мы прошли почти вдоль всего выходящего на улицу фасада, и в конце его я сделал бросок и буквально накрыл котишку своим телом! Тот сначала рванулся прочь, но потом вцепился в меня всеми своими когтями! Прямо в тело! Я даже взвыл от боли, но пришлось стерпеть — не бросать же родного кота, да и понять его можно!
Пошёл я назад, а кот рвётся прочь, но у меня ещё хватало терпения удерживать его несмотря на боль! И когда я уже переступал порог квартиры, Харитон рванулся из последних сил, ободрав меня до крови всеми четырьмя лапами, и… помчался на кухню! Там он набросился на обыкновенный чёрный хлеб и стал пожирать его с голодным урчанием! Продолжалось это пиршество минут пятнадцать-двадцать.

Съев хлеб, Харитон сел и посмотрел вокруг сразу осоловевшими глазами. Это была его родная кухня, вокруг были старые добрые хозяева, и ему ничего не оставалось другого, как снова залезть на знакомый подоконник и дремать там, переживая во сне выпавшее на его долю тяжелой приключение. Так, не выходя из дома месяца полтора, он и просидел на подоконнике с перерывами на сон и еду, лишь поглядывая за окно глазами умудренного жизнью существа, на собственной шкуре познавшего почём фунт лиха…
_____________________________
© Моляков Василий Александрович