Искусство конца ХХ века, объединённое термином «пост модерн», окончательно и бесповоротно размывшее границы самого понятия «искусство», направленное на саморазрушение во имя создания инновационных направлений, синтезирующее в себе многочисленные достижения предыдущих нескольких тысячелетий истории человечества, подвергнутые текстуальной, либо иной форме фиксации и, одновременно, едва ли не в большей степени, апеллирующее к архетическим, то есть лежащим в основе нашего бессознательного, категориям, требуют неоднозначного, сложного и многоуровнего восприятия.
Всё, подразумеваемое под «искусством конца ХХ века» и наиболее полно отражающее «дух времени», так или иначе, характеризуется подрывом веры в «великие истории», легитимирующие знание и служащие средством оправдания современного общества. Под сомнения ставятся все основные «определители» современного «общественного», все эстетические и этические категории. Отметая всё это, объединяющее представление о современности как некой целостности, художник (в наиболее широком смысле этого слова) «рисует» свою действительность: «текст, который он пишет, произведение, которое он создает, в принципе не подчиняется заранее установленным правилам, им нельзя вынести окончательный приговор, применяя к ним общеизвестные критерии оценки. Художник и писатель, следовательно, работают без правил, их цель и состоит в том, чтобы сформулировать правила того, что ещё только должно быть создано. Это очень важный момент, способствующий «пониманию» различных областей современного искусства. Слово «понимание» взято в кавычки, так как оно не очень употребимо в отношении восприятия современного искусства, подразумевающего полное или частичное «непонимание».
То, что абстрактнейшим из искусств является музыка, известно давно. Звук, пожалуй, наиболее независимое от рационалистических установок человеческого разума художественно- выразительное средство.
Музыка, даже во время засилья узко-логических представлений о мире и искусстве, характеризовалось невероятной внутренней свободой, абстрактностью и невозможностью жесткого контроля со стороны человека. В ещё большей степени это относится к музыке современной — синкретическому искусству, воплощающему в себе поэзию, звуковую архитектуру, использующему последние достижения кибернетики и древние звуковые ритуалы, экспериментирующему с классическим наследием и нынешним мэйнстримом.
Сейчас уже трудно доподлинно установить, когда это всё началось, но музыка изначально, по-видимому, была непосредственно связана с культовыми действиями. Ещё задолго до изобретения нот и каких- то законов жизнь человека была окружена таинствами звуковых ритуалов. С помощью ритмичной музыки и наркотиков шаманы вводили себя в транс, общаясь с духами. И к концу ХХ века музыка, претерпев огромное количество метаморфоз, возвратилась к своим ритуально- культовым корням, переосмысленным в духе эпохи «пост современности» и новых фантастических возможностей цифровых технологий.
Уже в самом начале века музыка начала подвергаться удивительным и весьма плодородным мутациям. «Футуризм» вторгся в область музыки. В специальном манифесте, выпущенном в Милане в 1911 году, футуристы объявили своей задачей «выразить музыкальную душу толпы, больших промышленных складов, поездов, крейсеров, авто и аэро. Наконец, прибавить к огромным доминирующим мотивам музыкальной поэмы восхваление Машины и триумф Электричества». Для новых целей потребовались новые, «немузыкальные» инструменты. Свистки, ящики, сковородки, кастрюли стали источниками брюитистской (от франц. Bruit- шум) музыки футуристов. Был даже сконструирован специальный весьма сложный «немузыкальный» инструмент, названный «шумогармоникой».
Брюитическая музыка была заимствована у футуристов другим заметнейшим радикально-авангардистским течением начала века — дадаизмом. Эти скандальные и мало кем серьёзно воспринятые тогда «немузыкальные» акции имели широчайший резонанс впоследствии и оказали сильнейшее воздействие на развитие «андеграундной» музыки всего ХХ века.
[Продолжение следует…]