В Ростове, на Большой Садовой, в одноэтажном доме № 97 (ныне здесь располагается детский магазин «Катюша») весной 1881 года праздновали свадьбу. Дом принадлежал  Евстигнею Никифоровичу Хмельницкому. Мы многое знаем о ростовском голове  А.М.Байкове, а вот о Хмельницком не каждый и слышал. А ведь он четыре срока был головой  нашего города (1892—1901, 1905-1909, 1914-1917 годы) и многое сделал для его расцвета. Его можно считать продолжателем дел Байкова. Если при Байкове Ростов, по словам первого его историка А.Скальковского, практически из «деревни» превратился в развивающийся уездный город, то «25 лет головста Хмельницкого, как писал в дни его юбилея «Приазовский край», это тот период в жизни Ростова, когда он из уездного города Екатеринославской губернии… преобразовался а пятый город Империи с университетом, градоначальством, окружным судом». К этой характеристике известный краевед В.Сидоров добавляет: «с узлом трех крупнейших железных дорог, «американским» мостом через Дон, огромной перерабатывающей промышленностью Хмельницкий был олицетворением этого «русского Чикаго». В честь Хмельницкого назывался в старом Ростове бульвар, отделяющий сегодня площадь Советов от Большой Садовой. Об этом говорила памятная доска, висевшая  на стене храма Александра Невского. Свадьбу в этом доме справляла  младшая сестра жены  Хмельницкого Раисы – Серафима Васильевна Карчевская. Она выходила замуж за Ивана Петровича Павлова, будущего великого ученого-физиолога. 

          В ростовском краеведении принято считать, что Павлов бывал в нашем городе дважды, и впервые приехал на свою свадьбу в 1881 году. Об этом свидетельствует и мемориальная доска, установленная на бывшем доме Хмельницких. Однако это не совсем так. В первый раз Павлов приехал в Ростов летом 1880 года и жил здесь почти два месяца, гораздо больше, чем в остальные свои посещения нашего города вместе взятые. 13 июня 1880 года он сделал предложение своей будущей жене Серафиме Карчевской, она тогда заканчивала Высшие женские курсы в Петербурге. В конце июня Павлов и приехал в Ростов – познакомиться с родными невесты. Дело в том, что родители Павлова были настроены резко против этого брака. И один из родственников Карчевской вспоминал, как они почти со слезами на глазах просили его расстроить свадьбу. Когда об этом узнала Серафима, то сказала: «Я выхожу замуж  за него, а не за его родителей». В Ростове тоже хотели поближе познакомиться с будущим мужем Серафимы. Павлов жил в Ростове до конца августа. В это время будущие супруги много гуляли по городу, особенно в городском саду. Ездили на теплоходе в Мариуполь, в Керчь – родину С. Карчевской…

          Каким же был наш Ростов накануне приезда в него Павлова? Город все больше приобретал свою промышленно-купеческую респектабельность. В  нем насчитывалось тогда до ста промышленных  и около двух тысяч торговых и больше трех тысяч мелких кустарно-промышленных предприятий.  Ростовская таможня, сыгравшая решающую роль в росте города в первой половине 19 века, была переведена в разряд 1 класса. В 1880 году открылось три новых чугунолитейных завода, построена больница ростовской еврейской общины, закончена расчистка гирл Дона.  Это было время, когда Россия широко отмечала 25-летие  правления своего выдающегося императора – Александра II. Что не тем не менее не помешало террористам убить его на следующий год. В Ростове в честь императорского юбилея открылся целый ряд училищ, в том числе и железнодорожное; техническое (по инициативе Р. Патканяна) – в Нахичевани. В Нахичевани посажен городской  Александровский сад  с монументальной колонной (ныне парк имени Вити Черевичкина). 

        За это время Иван Петрович и Серафима Васильевна прекрасно узнали друг друга. Иван Петрович, естественно, понравился Карчевским. К 1881 году  И.Павлов добился уже  значительных  успехов в науке.  Особенно в 1880–м, когда получил золотую медаль за совокупность экспериментальных работ в лаборатории Военно-Медицинской академии. Это была уже вторая  медаль – первой, тоже золотой, он был награжден после окончании Петербургского университета  (1875). 

       Свадьба состоялась 25 мая 1881 года.  Серафима писала: «Во время свадьбы Иван Петрович спросил меня: «О чем ты молишься? – О нашем счастье. - А я о твоем, - сказал он». Она  вспоминала: «Что за чудный вечер был в день нашей свадьбы. Тихий, лунный, безоблачный! Садик, в который были открыты окна и двери, благоухал розами. Собрались только самые близкие наши друзья. В саду в беседке устроили танцы. Музыку изображал отец Киечки, (подруга  Серафимы – В.С.), ударяя ножом по бутылке, а все мы превесело танцевали. Никогда не забыть мне этого вечера.  И Иван Петрович всегда вспоминал о нем с удовольствием». Да, великий физиолог всю свою долгую жизнь проведший за опытами, изучая совсем не возвышенные вещи: пищеварение, работу нервов, сердца - в свои тридцать два года был романтиком. Я теперь больше чем уверен, что дух романтики помогает жить - окрыленно поднимая человека над жизненными проблемами. 

        Рассказывая о том, как проводили  свой медовые две недели в Ростове молодожены, Серафима говорила именно о романтической приподнятости их отношений. «…Мы с Иваном Павловичем часто ходили по вечерам гулять на Донской бульвар. Могу сказать, что я чувствовала себя, как в волшебной сказке во время этих прогулок и бесконечных разговоров. Стояли лунные вечера. Внизу серебряной лентой блестел Дон. Цветущие акации наполняли воздух своим ароматом. Свет луны придавал всему таинственное освещение. Речи Ивана Петровича, красочные, яркие, возвышенные уносили меня далеко от земных дел и забот. Он говорил, что мы вечно и дружно будем служить высшим интересам человеческого духа, что наши отношения прежде всего во всем будут правдивы… Наше поколение было увлечено идеей служение народу. Мы считали себя должниками перед ним, и это возбуждало наш энтузиазм».

  В 1881 году Павлов был оставлен в Военно-медицинской академии «для усовершенствования», а туда он попал по приглашению самого С.П.Боткина, выдающегося клинициста-терапевта. И уже через два года он защищает докторскую диссертацию. Доктору медицины в те времена вручали специальный знак. Это был серебряный герб России, обвитый двумя серебряными лентами – дубовой и лавровой, и золотая чаша Гиппократа, над которой склонялись две золотые змеи (!). В 1890 году Павлов становится профессором. И затем на долгие 45 лет переходит на работу в Институт экспериментальной медицины.

         А ведь начало его жизни совершенно не предвещало его путь в науку. Он родился в Рязани (1849) в семье священника. Окончил там духовное училище, затем рязанскую духовную семинарию. Но середина 19 века в России была веком расцвета  естествознания, особенно медицины. Еще в детстве в отцовской библиотеке Ване попала книга Г.Леви «Физиология обыденной жизни». Он был буквально заворожен книгой, так глубоко запала она в его душу. Можно сказать, что она стала «трамплином» в физиологию. Так «откликнулось» его природное предназначенье. А позже сыграло свою решающую роль увлечение публицистикой Писарева. Бывают открытия, которые признаются сразу, случается так, что их оценивают гораздо позже. Учение И.П.Павлова имело такую значимость, что оно «работает» постоянно. Оно органично соединяет в себе физиологию, медицину, психологию и … философию. 

   Летом 1887 г. И.П.Павлов с трехлетним сыном Володей и женой, которая стала его другом и помощницей на всю жизнь, вновь приезжал в Ростов.  Именно сюда его потянуло на отдых. Особенно любили гулять Павловы по ближайшему Ткачёвскому (Университетскому) переулку, который до сих пор остается бульваром. С тех пор связи  Павлова с Ростовом стали постоянными.  Тесные узы связывали его и с Варшавским университетом. В нем он получил свою первую научную премию (1888). Он руководил диссертациями сотрудников университета Варшавы. Как знать, могло случиться и так, что он мог приехать в Ростов профессором Варшавского университета, ему предлагали эту должность и кафедру, но он отказался -  ему для работы нужна была столица.

          После же переезда Варшавского университета в Ростов связи Павлова  начали восстанавливаться на новом уровне: здесь работала целая плеяда его учеников: Н.А.Рожанский, Д.А. Бирюков, И.С.Цитович, И.В. Завадский, Б.А. Коган… Он ведет активную переписку с Ростовской физиологической лабораторией,  высказывает свои научные соображения, помогает советами. В канун 1936 года, чуть более чем  за полтора месяца до смерти, Павлов пишет письмо  шахтерам Юга России,  делегатам  Вседонецкого слета мастеров угля, свое рода духовное завещание всем нам: «31.1. 1935.  Уважаемые горняки! Всю мою жизнь я любил и люблю умственный труд и физический и, пожалуй,  даже больше второй. И особенно чувствовал себя удовлетворенным, когда  в последний вносил какую-нибудь хорошую догадку, т.е. соединял голову  с руками. Вы попали на эту дорогу. От  души желаю Вам и дальше двигаться по этой, единственно обеспечивающей счастье человека, дороге. С искренним приветом. Иван Павлов. Академик». Чем не программа  жизни для  нас!? Её подтвердил ученый не только  великими открытиями, но своей личной биографией.

        Отношение Павлова к советской власти, особенно в ее первые годы, было весьма критическим. В своей Нобелевской лекции «О русском уме», которую он прочитал и в Петрограде в 1918 году, в «погребальный час великой России», обращаясь к интеллигенции – «мозгу Родины», он говорил: «Все это (диктатура пролетариата – В.С.) обречено на гибель, как слепое отрицание действительности». Уж кто-кто, а великий физиолог, так глубоко проникший в тайны природы человека, знал, что большевики взялись за невыполнимую задачу. Известен такой случай. Как-то Павлова, шедшего  со своей неизменной палочкой, догнал Бухарин. Он только что стал  «красным академиком» и был негласно приставлен ЦК партии «окучивать» Павлова. Почувствовав  его недоброжелательный взгляд, Бухарин сказал как бы в оправдание своей «учености»: «А я знаю 600 названий бабочек по латыни». И стал их  перечислять. Оказывается, еще в гимназии на спор со своим однокашником  по парте он выучил эти названия  наизусть. Павлов взглянул на него с удивлением. Он  ведь и сам собирал бабочек. Ладно, мол, хорошо, «академик»… А потом спросил: «А чего вы (большевики - В.С.) хотите?» Бухарин, не задумываясь, с гордостью  ответил: «Воспитать нового человека!» Павлов перешел на другую сторону улицы и, тыкая палкой в сторону Бухарина, произнес: «А если не получится? А если не получится?» 

    Лекция  И.П.Павлова «О русском уме» представляет необыкновенный интерес и актуальность в наше время. Только вот как раз леность нашего общественного ума по мысли Павлова, такого крикливо-разговорного, но не действенного во всех его вариантах: и  консервативных,и либеральных, и коммунистических, и даже  умеренно-позитивных, -вряд ли будет способствовать обращению к изучению этого глубокого документа, в котором великий физиолог предстает оригинальным мыслителем, в чем-то напоминающем Чаадаева... Это позже И.П.Павлов напишет письмо  Н.И.Бухарину с просьбой заступиться за сестер жены, двух старушек, лишенных всего и жестоко бедствовавших в Ростове. Есть там и такие строки:  «Боже мой, как тяжело теперь сколько-нибудь порядочному человеку жить в Вашем Социалистическом Раю…, где вопиющее попрание человеческого достоинства и издевательства над человеческой судьбой». Какую же гражданскую и человеческую смелость  нужно было иметь, чтобы так писать одному из вождей  социалистической России, «любимчику партии»?

       Да, Павлова со всем отличала страсть, «живая, горячая». В молодые и зрелые годы  он  даже ходил так быстро, что спутники едва поспевали за ним.  Неслучайно же он был и заядлым коллекционером, ведь собирательство - тоже есть проявление  неуемной страсти (все собрать!). Он собирал книги, картины, марки, гербарии, жуков и добился на почве коллекционирования  незаурядных успехов. Его кабинет в академической квартире в Ленинграде весь был увешен живописными полотнами. Да  еще какими! Известен портрет Павлова, написанный Нестеровым в 1935 году. В нем великий старик (а умер он в возрасте 88 лет) сидит за рабочим столом,  положив  мощно сжатые кулаки на рукописи – кажется это сама спресованная энергия… И взгляд устремлен куда-то вдаль. Словно он  так выражает свой протест или «грозит» кому-то…

        Больше всего Павлов ценил науку. И голодные послереволюционные годы он думал даже уезжать из России. Его звали в США, Германию , Чехословакию… Присылали  посылки с продуктами – которые и сравнивать было нельзя с большевистскими пайками. Но Ленин написал распоряжение: «Дать Ивану Петровичу карт-бланш на всё, что он пожелает, но за границу не пускать, ни в каком случае» и подписал  специальный декрет по этому поводу. И Павлову выстроили по планам самого ученого специальную биологическую станцию  в Колтушах под Ленинградом. И.П.Павлов до самой последней минуты своей жизни служил людям. Я слышал такую легенду, что когда он умирал, (а умер он от простуды) то диктовал  секретарю  ощущения  последних мгновений уходящей жизни – это ведь так важно для науки. А.П.Павлов стал Нобелевским лауреатом в 1904 году за три года до того, когда его выбрали в Российскую Академию наук. Он был первым Нобелевским лауреатом  России.  И самым известным  русским ученым за рубежом. Кроме того – он  был почетным членом 130 академий и научных обществ мира! Он не имел никаких наград советской власти, хотя имя Павлова присвоено ряду научных организаций, в 1934 году была учреждена ежегодная премия имени Павлова, а  в 1949  - золотая медаль его имени.

        Учение Павлова было настолько основополагающим для  понимания  cущности Homo sapiens, что оно до сих пор служит базой для более глубокого  постижения тайн  природы человека и его мозга. Как точно  сказал о нем замечательный писатель- фантаст Г.Уэллс: «Это звезда, которая освещает мир, проливая свет на еще не изведанные пути». 

                                                                 2.

       Говоря о ростовской свадьбе Павлова, я упоминал его жену  Серафиму Васильевну, в девичестве  Карчевскую. Она не только посвятила  жизнь своему великому мужу, но  и немало способствовала его  высоким успехам  в научной работе, но и  сама была незаурядной, яркой личностью и потому  так гармонично добавляет свои «краски» в портрет  «старейшины  физиологов мира».

         С.В.Карчевская родилась в Керчи в 1876 году. Её мать, С.А.Космина, происходила от древнего дворянского рода, она окончила институт и работала преподавателем в гимназии. Отец - военный врач  служил на Черноморском флоте. Он рано умер, и  семья вынуждена была зарабатывать на житье уроками, которые младшая из четырех сестер, Сара, так звали в семье Серафиму, стала давать с 12 лет. Значительную роль в воспитании Сары сыграл ее крестный отец, адмирал П.П. Семенюта, председатель военно-морского суда России, друживший с  В. А. Карчевским. В его доме бывали адмиралы М.П.Лазарев, один из создателей Черноморского флота и П.С.Нахимов, ходивший всегда с кортиком и  раскрытой книгой, заложенной за пояс  на той странице, на которой  он остановил свое чтение. Именно Семенюта опекал Серафиму во время ее учебы на Женских петербургских курсах. Мать не хотела отпускать дочь одну  в далекую столицу, но крестный настоял на этом. И она, закончив с золотой медалью гимназию в 1877 году, прибывает в блистательный Санкт-Петербург, который, однако, встретил смелую, самостоятельную девушку  немалыми заботами. Не обошлось без уроков ученикам и здесь. В первый же год обучения она заложила свою шубу и не раз для того, чтобы сходить в театр, закладывала именные книги, которыми очень дорожила. В то время книги издавались малыми тиражами, и в среде интеллигенции был настоящий культ литературы. Без книги, думается,  и нам не возродить новую культурную среду России, усердно разрушаемую ныне массовыми  коммуникациями и в первую очередь – телевидением, которое из-за  огромных рекламных денег пренебрегает всеми мыслимыми и немыслимыми  способами возможностью нести своим зрителям просвещение и образование, так необходимое сегодня  в «перевернутой реформами» стране. В те же золотые для России ХIХ века времена высшего расцвета ее литературных, музыкальных, художественных,  научных достижений, женщины- курсистки или в революции, или в науку, или в народ. Серафиме  была ближе третий путь. Она настроилась на то, чтобы стать учительницей математики в сельской школе. Сара была активной курсисткой, входила в так называемую «депутатскую группу», организовывавшую на курсах творческие встречи, литературные чтения с известными писателями. Так ей посчастливилось видеться и общаться с Гончаровым, Тургеневым, Салтыковым-Щедриным, Достоевским, Мусоргским… И о каждой встрече она оставила короткие, но яркие  воспоминания с интересными, любопытными деталями, характеризующими ее великих современников. Так, болевший в то время Салтыков-Щедрин, встретил девушек-депутаток в халате и сказал, что для него девочки, получающие высшее образование, – загадка. Гончаров – «старичок, очень чисто одетый  встретил нас с ласковой улыбкой и со словами: «Здравствуйте, деточки! Прежде всего, позвольте угостить вас конфетами… поговорим с вами попросту, по-семейному». Девушки приглашали  писателя приехать к ним на курсы и почитать свои произведения. Он отказывался, но потом согласился. И эта встреча состоялась. Гончаров советовал молодым курсисткам читать «Фрегат Палладу»,  так как книгу эту считал своим любимым  произведением, которая ему никогда не надоедала.

         Интересный разговор состоялся у Серафимы с Мусоргским, который был приглашен  аккомпанировать на вечере пения. Вспоминает  Карчевская: «Мне не нравилось, что на наших вечерах в буфете было много выпивки. Вот я и решила ключ от буфета взять в свои руки. Началось пение. В антракте подходят ко мне Ильинский (певец – В.С.) и Мусоргский и спрашивают, почему у нас нововведение – в буфете нельзя получить рюмку водки - говорят, что все напитки у вас под ключом? Я ответила: - Стыдно интеллигентным людям искать веселье в рюмке. Тогда Мусоргский – высокая полная фигура с обрюзгшим лицом – опустился на колени и стал просить: «Хоть одну рюмочку! Ильинский же заметил: «Эта молодая особа – гигиенистка. Ты от нее ничего не получишь, я пойду пить хоть чай с вареньем. Мусоргский покорно выслушал мою триаду о вреде алкоголя и сохранении человеческого достоинства. Во время этой речи он очень пристально посмотрел на меня и сказал: «К сожалению, если бы  Вы даже приложили всю свою молодую энергию, деловитость и жизнерадостность, как опору  борьбы с моей болезнью, то, как честный человек, я бы Вам сказал одно слово: поздно! Я не один раз, а много раз пробовал, и все пошло прахом! Вы поступаете со мной безмерно жестоко, Вы отказываете мне в маленькой выпивке, без которой я не могу провести вечер. А эти вечера среди учащейся молодежи составляют мое единственное утешение, мои праздники. Видеть эти молодые лица, молодую энергию, эти глаза, блестящие как звезды, слушать смелые речи – все это пробуждает мою заснувшую душу и веет на меня теплом и радостью.  На это я ответила: «Я отдаю Вам ключи от напитков, сама не буду танцевать, пойду домой и проплачу целую ночь». Позже Серафима Карчевская встретилась с Мусоргским еще раз, он пришел к ней сам, поговорить о ее нашумевшем  среди студентов реферате о Борисе Годунове. Они вспомнили и первую встречу: «Знаете, я ведь не злоупотребил тогда Вашим доверием и передал ключ от напитков распорядителю вечера, сам же закончил праздник, выпив с приятелем на брудершафт».

          Но самые интересные встречи была  у Карчевской с Ф.М. Достоевским. Они представляет  немалый интерес для биографов великого писателя. Причем, Достоевский сам приглашал к себе умную и чуткую девушку. Серафима как на исповеди рассказала писателю о  семье, матери, своем детстве…Они вели беседы на  сложнейшие  религиозно-философские темы, говорили о  нравственности, смысле жизни… Достоевский выступал в этих беседах горячим проповедникам добра, справедливости, любви к Богу…  Всё, о чем бы ни говорил Федор Михайлович, все, что волновало  его в общественной жизни России, он пропускал через свое видение  места Бога и церкви в жизни человека. Он весь уходил в христианство, как будто только это было его истинным спасением от проблем и загадок  сущности человека, его тяжелой и жесткой зависимости от реальности, которая воплощала в себе все «мерзости бытия» и его угрозы. И его «погруженность» в любовь к Богу говорила по-своему о том, сколько соблазнов, искушений, с которыми человеку не справится одному, подстерегает его, если он оставит свое  спасительное  русло великой идеи человеколюбия Христа.  

      В одном из разговоров Серафима сказала словами Гейне: «коршун сомнения грызет мне сердце». Достоевский стал ее утешать, и в этих искренних, прочувствованных, горячих словах проявился он весь, вся его внутренняя диалектика, сотканная из противоречий, из которых он с великим искусством добывал себе свои собственные утешения и опору для духа. «Что же Вы так боитесь сомнений? Знайте, что без сомнений не может быть горячей веры. При сомнениях Вы строго перебираете всю свою душу, все Ваши мысли. Многое Вы осуждаете, особенно в своих мыслях, и с облегченным духом снова успокаиваетесь на чистом и высоком веровании. Борьба с сомнением закаляет душу». Кажется, что эти слова он оговорил не Карчевской, а  самому себе и о самом себе.

        Сразу здесь же возникает сравнение сомнений у Л.Толстого и Ф. Достоевского,. Если Лев Толстой в своей великой человеческой гордыни не хотел смиряться, он «восставал»  в своей вере даже против церкви, за что и был от  нее отлучен, то Достоевский, сказавший  в конце своей жизни великие слова в своей великой речи о Пушкине: «Смирись, гордый человек!», видел в церкви не только  храм божий, но и храм внутри нас самих по значению отношения человека к тому, что там происходит: «Знайте, что церковная служба и все образы проникнуты глубокой мыслью. Что над постройкой этого чудесного здания работали высокие  чистые души праведников, и не нам, грешным, и непросветленным людям, оправлять дело рук святых! Вынув один кирпич, мы можем разрушить все, что создавалось веками».

       -  Какого писателя Вы больше всего любите?- спросил Федор Михайлович.

       - С детства я поклоняюсь Александру Сергеевичу Пушкину. 

       - Рад за вас. Как хорошо Вы сказали: Александр Сергеевич Пушкин! Мы должны и в мелочах выражать ему свое беспредельное уважение. На нем развился Ваш художественный вкус».

         И по тому, что говорил он девушке, по репликам и вопросам самой  Карчевской,  вырисовывается её высоконравственный облик, ее мечты, сомнения и  внутренняя работа юного ума. Участвовала в одном из этих разговоров и Анна Григорьевна, жена Достоевского, которая  была образцом служения гению мужа. Федор Михайлович сам пригласил ее послушать Серафиму  Карчевскую - так искренне, просто и в то же время  умно рассказывала о себе эта девушка. «Хотела я поцеловать его руку, - пишет  Карчевская, - но он, а с ним и Анна Григорьевна, обняли меня и поцеловали». Так великий писатель-психолог «поцеловал» Серафиму Карчевскую на служению ее семейным идеалам. Он подарил Серафиме свою фотографию с надписью – она теперь хранится в доме-музее Павлова.

         Но особенно показательными для понимания устремлений Карчевской были ее встречи с Тургеневым. Когда речь зашла о любимой героине из потрясающих общество романов  писателя, она назвала Лизу из «Дворянского гнезда».

  – Вот видите,  - сказал Тургенев  присутствующим при разговоре  патронессам Женских курсов, - я всегда говорю, что только русская женщина  может правильно распорядиться своим образованием. Она  пронесет его через всю жизнь, и свои идеалы вложит в свою семью.

  – С детства моей любимой героиней была и Татьяна Ларина, - добавила я,  Иван Сергеевич, улыбаясь, спросил: «Неужели за слова: «Но я другому отдана, и буду век ему верна…?»  - Да, сказала я,- из этих слов видно, что она помнит обет, данный перед  лицом бога: всю жизнь посвятить заботам о счастье близкого человека».

          И вот я подхожу к ключевому моменту в судьбе самой Серафимы Карчевской, сыгравшей такую огромную роль в жизни И.П.Павлова.

        Она познакомилась с Иваном Павловым в кругу своих друзей в 1879 году, когда училась в Петербурге. «Поразил меня чей-то раскатистый смех, совершенно детский. Я подумала, что только чистая душа может так смеяться. Это смеялся Иван Петрович Павлов». «Он был хорошего роста, хорошо сложен, подвижен, очень силен, любил говорить и говорил горячо, образно и весело!» – это  тоже из воспоминаний Карчевской.

         После предложения о женитьбе Ивана Петровича Серафима ходила вся, как в огне. Она проходила с Павловым почти всю ночь до утра по Марсову полю, а потом вокруг церкви Спаса Преображения. «Я вернулась домой. Села на окно, не раздеваясь, в шляпе, в пальто, и  задумалась о важной перемене в моей жизни. В таком состоянии утром застал меня крестный и удивился:             

 - Куда это вы так рано собрались. Я бросилась к нему и сказала:   

- «Поздравьте меня, я выхожу замуж!» 

- «Ну, поздравлять-то еще рано. Вот приезжайте с Вашим женихом на дачу к нам обедать, тогда я узнаю, стоит ли поздравлять». Я обещала исполнить его желание, и он ушел». 

         Но когда Павлов узнал о предстоящих «смотринах», то решительно заявил:  ни за что не поедет. Но его другу, Е.Е.Вагнеру и брату Дмитрию все-таки удалось его уговорить, - они «для поддержки» обещали поехать вместе с ним.  «Смотрины» закончились как нельзя лучше, потому что Иван Петрович своим естественным поведением, умом, умением сходиться с людьми производил на всех сильное впечатление.

        В результате  многих встреч, бесед, Серафима  все больше убеждалась, что ее возлюбленный - человек огромного таланта, тогда же она и решила посвятить ему всю свою жизнь, послужить его работе и семье, отодвинув свои мечты на задний план, а ведь она с детства  тайно мечтала стать актрисой и хотела даже написать роман « Русские женщины». Кому-то может показаться: подумаешь, большое дело – быть хорошей домохозяйкой. Но И.П. Павлов был удивительной личностью не только в науке, но и  в бытовой жизни, с ним  жить было очень трудно. Он, например, презирал деньги  и  вообще сам быт. Когда он приехал в Ростов из Питера  на свою свадьбу, то  не взял  с собой никаких денег, даже на обратную дорогу! Нет, он не проверял этим своих новых родственников. Это была норма его жизни. И Серафима поняла, какой нелегкий «крест» придется ей нести. Но это её не испугало.

          Павлов родился в большой семье «крепкой, богатырской, железного здоровья» – как говорил он сам. Он весь был погружен в свой научный мир, окружающая его реальность существовала для него только через призму научного мышления. Наверное, именно такие энтузиасты плюс громадное природное дарование и совершают крупные открытия и творят вообще чудеса…

        Любимым писателем Павлова и Карчевской был Достоевский – властитель умов интеллигенции. О нем они постоянно говорили, писали друг другу в письмах.  А как горевали  о его скорой смерти! Ах, если бы вы знали, какие  удивительные письма писал  Иван Петрович своей невесте! Сколько выдумки  было в них, он оформлял их, то в виде дневника, то в виде журнала с разными рубриками, объявлениями, и в этом  продолжающемся «журнале» главной героиней была их читательница – Серафима Карчевская. И, несмотря на горячую любовь, Серафима Васильевна,  закончив курсы, сказала, что она должны хотя бы год отработать до свадьбы в  сельской школе! «Задача моя не пропагандировать, - писала она о цели своей работы в школе, – не бороться с правительством, а только внести в темную среду крестьянства необходимые для них знания, а главное – разбудить в их душах стремление к идеалу, правде и истине»  (Как же здесь уже чувствуется влияние бесед с Достоевским!). А учить деревенских детей было чему. Она была поражена,  что ее школьники воруют на железной дороге шпалы, и когда она пыталась понять, почему они это делают, они удивленно отвечали: «Мы ни у кого не воруем,  они же казеные!» Не отсюда ли идет страсть народная к растащиловке?

         После свадьбы Сара (а теперь так по семейной традиции Карчевских стал звать ее и  Павлов) поставила мужу три условия: не  пить спиртные напитки (чему так противились друзья!), не играть в карты, встречаться с друзьями только по субботу, а воскресенье отдавать культурному досугу (театры, концерты…). И надо же, своенравный  Павлов, который так неуступчив был в повседневной жизни, практически следовал этому соглашению всю жизнь. Впрочем, ведь  они так отвечали его здоровому образу жизни и культу органичного единения умственного и физического труда. Павловы вырастили  четверых  детей, троих сыновей и дочь. Их первенец  - Владимир  умер в младенчестве, но они, вопреки мистике, и второго сына назвали Владимиром. Почему мистике? Да уж больно таинственны были подряд смерти трех маленьких братьев Ивана, которых всех называли  Николаями. С  трехлетним Володей Павловы и приезжали отдыхать в Ростов в 1887 году.

  Главное же в жизни то, что человеку удалось совершить, как реализовал он свое предназначение, с которым пришел в этот мир. И великие научные достижения И.П.Павлова говорят о том, что свою долгую, 88-летнюю жизнь, этот самобытнейший  человек отдал своему любимому делу – науке, а значит – народу, стране, более того – всему человечеству. Ведь именно об этом он мечтал в своей молодости и говорил Серафиме во время пребывания в Ростове в счастливые времена их свадьбы. И, повторю эту важную мысль: в его успехах есть заметная доля  жены Серафимы Васильевны.

     На  фотографиях, сделанных на их  «серебряной» и «золотой» свадьбах, на лицах Ивана и Серафимы Павловых не видно разницы в возрасте. Так природа дарует высшее счастье (время жизни) тем, кого она избирает для свершения своих «планов», знать о которых нам пока не дано. Но, изучая загадки человеческой физиологии и психики, тайны работы святая святых – человеческого мозга, Иван Петрович Павлов сделал на пути приближения к разгадке сущности высшей нервной деятельности значительный шаг. И это весь мир давно оценил.

__________________________

© Смирнов Владислав Вячеславович